.. Быть достойным данного ему имени стало для Володи законом. Он мечтал о физико-математическом факультете. Володя был бы, наверно, среди тех, кто пробивается к последним тайнам атомного ядра или вот-вот осуществит мечту о полете на другие планеты. Но прожил он только двадцать один год. Война началась на второй день после того, как он окончил десятилетку. Понедельник двадцать третьего июня застал его в военном училище. В сорок втором Володя отступал до Донца к Волге. От Волги до Эльбы он добирался ползком, по-пластунски. Погиб гвардии капитан Владимир Шостенко в день самого радостного праздника— девятого мая 1945 года — в последнем бою на северной окраине Праги. Там и похоронен...
Второй сын, Игорь, пошел по стопам отца — стал хирургом. Окончив мединститут, он наотрез отказался от всего, что ему предлагал отец, и умчался в Донбасс. Последние четыре года работает в маленькой больнице. Дома за это время был всего два раза.
Во время второго приезда внезапно как с цепи сорвался— такого наговорил отцу и таким недопустимым тоном... Федор Ипполитович не сдержался, залепил зазнавшемуся молокососу увесистую пощечину.
С тех пор они больше не встречались (да Игорь и не приезжал в родной город) и ни одной строчки друг другу не написали. Признать свою вину? Шостенковское самолюбие на это не способно.
А хирург из непутевого сына все-таки вышел. И, кажется, неплохой. То, что он пишет матери и сестре, что рассказывают о нем приезжие из Донбасса, невольно тешит отцовское самолюбие: в своей не по последнему слову науки оборудованной больничке Игорь не побоялся вырезать опухоль в легких, сделал резекцию пищевода... Что ж, если это не игра ва-банк отчаявшегося картежни
ка,— молодец! Шостенковская хватка, ничего не скажешь.
Но такие мысли Федор Ипполитович решительно гонит от себя.
Не вернулась почему-то под отцовскую кровлю после развода и Татьяна.
Пусто теперь в этой квартире.
Федор Ипполитович по целым дням в институте. Иногда приходится бывать там и по вечерам, и ночью. А разве мало больных в других больницах нуждаются в его консультациях? Кафедру в мединституте он уже передал своей «правой руке» — Михаилу Карповичу Ляховскому, но два раза в неделю читает там спецкурс о современных проблемах хирургии. Отнимает время и председательствование в местном хирургическом обществе. А дома— стол, ящики и подоконники в кабинете заполнены тем, до чего еще не дошли руки.
Чуть ли не все время Ольга одна. Молчаливой стала ее жизнь. Лишь за завтраками и обедами она отводит душу в бездумных беседах с мужем...
Но можно ли назвать беседами то, что происходит за этим столом? Торопливая болтовня старой женщины обо всем сразу — вот что это такое. И Федор Ипполитович, по правде говоря, не очень прислушивается. Он глядит Ольге в глаза, иногда хмыкнет, иногда кивнет. Но думает о своем...
Ольга вдруг заговорила о дочери, и ее мысли в чем- то сошлись с мыслями Федора Ипполитовича о Татьяне.
Ольгу беспокоило: куда уехала Татьяна? Две недели ее не видно...
Федор Ипполитович сказал первое, что пришло ему на ум:
— Может, все-таки влюбилась? Я буду только рад. Не понимаю твоего беспокойства. Татьяне вот-вот перевалит на четвертый десяток. Даже Игорь меньше тебя беспокоит. Вот уже месяц, как я ничего о нем от тебя не слышу. *
Сказал он это шутя. Но с этого началась первая сегодняшняя неприятность.
Юмор Федора Ипполитовича не понравился Ольге: как можно смеяться над тем, от чего три года кровоточит ее сердце?
Выдержав паузу, она ответила:
— Игорь завтра будет здесь.
Федор Ипполитович сжал стакан с чаем, чтобы он не выскользнул из его руки.
Случилось то, чего он никак не ждал от себя. Его пронизала жгучая радость. Завтра он увидит сына! Даже руки свело судорогой от желания изо всех сил, до хруста в костях, обнять этого упрямца и сумасброда.
Чтобы скрыть свой странный порыв от Ольги, Федор Ипполитович пренебрежительно бросил:
— Решил мириться?
Ольга Яковлевна знала мужа лучше, чем .он сам себя. Если бы она взглянула на него в этот миг, то поняла бы, что с ним происходит. Но она намазывала маслом хлеб и думала о своей боли.
Кто из них больше виноват перед нею, кто более безжалостен к ней — муж или сын,— не все ли равно? Сколько раз она пыталась их помирить... и становилась еще несчастнее. С нее хватит, ничего больше она делать не будет. Помирятся — она о прошлом им никогда не напомнит. А если все останется между ними по-прежнему, жалеть их она не станет: она превратит эту бессмысленную вражду в адский огонь для обоих!
И Ольга тихо ответила:
— У Игоря твой характер.
— И твой,— уточнил Федор Ипполитович.
Самолюбие помогло ему справиться со своей слабостью. Он допил чай, осторожно поставил стакан на блюдце. И, глядя на картину, которая висела над Ольгой, небрежно посоветовал:
— Я знаю, к тебе он будет прибегать ежедневно. Так постарайся, чтобы мы не встретились... — И все-таки не вытерпел: — Что ему здесь надо?
Ольга Яковлевна тоже ответила в пространство:
— Будет работать. Полгода. В твоем институте.
Как отнесется к этому муж, по-видимому, ей было безразлично. И Федор Ипполитович выказал себя еще более равнодушным:
— Не говори глупостей.
— Тане он писал об этом раньше. А я получила письмо вчера.
Федор Ипполитович резко отодвинул стакан, встал и прошелся вдоль стола.
— Замечательно!—во весь голос, словно очутившись перед многолюдной аудиторией, начал он.— Какая высокая принципиальность! Сначала обвинять меня в том, что институт, который я... к основателям которого я имею честь принадлежать и которым я свыше десяти лет руковожу... обвинять меня в том, что этот институт постепенно превращается в болото, откуда уже доносится лягушечье кваканье. А теперь, извольте видеть, этот выскочка желает у нас совершенствоваться.— Федор Ипполитович остановился перед женой.— Сейчас же дай ему телеграмму: пусть сидит в своей Собачевке, Нелеповке или куда там его занесло. Порога института он не переступит. Ко всем чертям!
Он не заметил, что Ольга от его грозной декламации вдруг повеселела, и, не желая слышать возражений, направился в кабинет,
Плотно закрыв двери и вытянувшись, подобно солдату на торжественном марше, Федор Ипполитович зашагал из угла в угол. Это был испытанный способ возвращать себе равновесие.
Конечно, никакой телеграммы Ольга не пошлет. Тем хуже для нее. Разговор с Игорем будет короткий: «Вон отсюда».
А у Татьяны навсегда будет отбита охота к вмешательству в чужие дела. Живешь врозь с родителями — не смей вмешиваться в то, что не твоего ума дело. В медицине разбирается как бушмен в катании на коньках, но постоянно разводит глупейшие антимонии о том, почему ее братец очутился в Собачевке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Второй сын, Игорь, пошел по стопам отца — стал хирургом. Окончив мединститут, он наотрез отказался от всего, что ему предлагал отец, и умчался в Донбасс. Последние четыре года работает в маленькой больнице. Дома за это время был всего два раза.
Во время второго приезда внезапно как с цепи сорвался— такого наговорил отцу и таким недопустимым тоном... Федор Ипполитович не сдержался, залепил зазнавшемуся молокососу увесистую пощечину.
С тех пор они больше не встречались (да Игорь и не приезжал в родной город) и ни одной строчки друг другу не написали. Признать свою вину? Шостенковское самолюбие на это не способно.
А хирург из непутевого сына все-таки вышел. И, кажется, неплохой. То, что он пишет матери и сестре, что рассказывают о нем приезжие из Донбасса, невольно тешит отцовское самолюбие: в своей не по последнему слову науки оборудованной больничке Игорь не побоялся вырезать опухоль в легких, сделал резекцию пищевода... Что ж, если это не игра ва-банк отчаявшегося картежни
ка,— молодец! Шостенковская хватка, ничего не скажешь.
Но такие мысли Федор Ипполитович решительно гонит от себя.
Не вернулась почему-то под отцовскую кровлю после развода и Татьяна.
Пусто теперь в этой квартире.
Федор Ипполитович по целым дням в институте. Иногда приходится бывать там и по вечерам, и ночью. А разве мало больных в других больницах нуждаются в его консультациях? Кафедру в мединституте он уже передал своей «правой руке» — Михаилу Карповичу Ляховскому, но два раза в неделю читает там спецкурс о современных проблемах хирургии. Отнимает время и председательствование в местном хирургическом обществе. А дома— стол, ящики и подоконники в кабинете заполнены тем, до чего еще не дошли руки.
Чуть ли не все время Ольга одна. Молчаливой стала ее жизнь. Лишь за завтраками и обедами она отводит душу в бездумных беседах с мужем...
Но можно ли назвать беседами то, что происходит за этим столом? Торопливая болтовня старой женщины обо всем сразу — вот что это такое. И Федор Ипполитович, по правде говоря, не очень прислушивается. Он глядит Ольге в глаза, иногда хмыкнет, иногда кивнет. Но думает о своем...
Ольга вдруг заговорила о дочери, и ее мысли в чем- то сошлись с мыслями Федора Ипполитовича о Татьяне.
Ольгу беспокоило: куда уехала Татьяна? Две недели ее не видно...
Федор Ипполитович сказал первое, что пришло ему на ум:
— Может, все-таки влюбилась? Я буду только рад. Не понимаю твоего беспокойства. Татьяне вот-вот перевалит на четвертый десяток. Даже Игорь меньше тебя беспокоит. Вот уже месяц, как я ничего о нем от тебя не слышу. *
Сказал он это шутя. Но с этого началась первая сегодняшняя неприятность.
Юмор Федора Ипполитовича не понравился Ольге: как можно смеяться над тем, от чего три года кровоточит ее сердце?
Выдержав паузу, она ответила:
— Игорь завтра будет здесь.
Федор Ипполитович сжал стакан с чаем, чтобы он не выскользнул из его руки.
Случилось то, чего он никак не ждал от себя. Его пронизала жгучая радость. Завтра он увидит сына! Даже руки свело судорогой от желания изо всех сил, до хруста в костях, обнять этого упрямца и сумасброда.
Чтобы скрыть свой странный порыв от Ольги, Федор Ипполитович пренебрежительно бросил:
— Решил мириться?
Ольга Яковлевна знала мужа лучше, чем .он сам себя. Если бы она взглянула на него в этот миг, то поняла бы, что с ним происходит. Но она намазывала маслом хлеб и думала о своей боли.
Кто из них больше виноват перед нею, кто более безжалостен к ней — муж или сын,— не все ли равно? Сколько раз она пыталась их помирить... и становилась еще несчастнее. С нее хватит, ничего больше она делать не будет. Помирятся — она о прошлом им никогда не напомнит. А если все останется между ними по-прежнему, жалеть их она не станет: она превратит эту бессмысленную вражду в адский огонь для обоих!
И Ольга тихо ответила:
— У Игоря твой характер.
— И твой,— уточнил Федор Ипполитович.
Самолюбие помогло ему справиться со своей слабостью. Он допил чай, осторожно поставил стакан на блюдце. И, глядя на картину, которая висела над Ольгой, небрежно посоветовал:
— Я знаю, к тебе он будет прибегать ежедневно. Так постарайся, чтобы мы не встретились... — И все-таки не вытерпел: — Что ему здесь надо?
Ольга Яковлевна тоже ответила в пространство:
— Будет работать. Полгода. В твоем институте.
Как отнесется к этому муж, по-видимому, ей было безразлично. И Федор Ипполитович выказал себя еще более равнодушным:
— Не говори глупостей.
— Тане он писал об этом раньше. А я получила письмо вчера.
Федор Ипполитович резко отодвинул стакан, встал и прошелся вдоль стола.
— Замечательно!—во весь голос, словно очутившись перед многолюдной аудиторией, начал он.— Какая высокая принципиальность! Сначала обвинять меня в том, что институт, который я... к основателям которого я имею честь принадлежать и которым я свыше десяти лет руковожу... обвинять меня в том, что этот институт постепенно превращается в болото, откуда уже доносится лягушечье кваканье. А теперь, извольте видеть, этот выскочка желает у нас совершенствоваться.— Федор Ипполитович остановился перед женой.— Сейчас же дай ему телеграмму: пусть сидит в своей Собачевке, Нелеповке или куда там его занесло. Порога института он не переступит. Ко всем чертям!
Он не заметил, что Ольга от его грозной декламации вдруг повеселела, и, не желая слышать возражений, направился в кабинет,
Плотно закрыв двери и вытянувшись, подобно солдату на торжественном марше, Федор Ипполитович зашагал из угла в угол. Это был испытанный способ возвращать себе равновесие.
Конечно, никакой телеграммы Ольга не пошлет. Тем хуже для нее. Разговор с Игорем будет короткий: «Вон отсюда».
А у Татьяны навсегда будет отбита охота к вмешательству в чужие дела. Живешь врозь с родителями — не смей вмешиваться в то, что не твоего ума дело. В медицине разбирается как бушмен в катании на коньках, но постоянно разводит глупейшие антимонии о том, почему ее братец очутился в Собачевке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41