Одела своих детей, будто собираясь куда-то ехать. Субанчи дома не было, одна Калыйпа. Увидев, что невестка собирается в дорогу, она разволновалась, попробовала было заговорить с Маржангуль, но та глядела хмуро, как небо перед дождем, нисколько не смягчилась. Тогда Калыйпа прямо спросила, с чего это вдруг та собралась, но не услышала никакого объяснения — лишь одно слово: «уйду». Тут уж Калыйпа поняла, что невестка обиделась на Мамырбая, что эта упрямая женщина готова пойти на скандал, на разрыв, — и решилась действовать. Не стала больше расспрашивать Маржангуль, вышла, чтобы позвать мужа. Когда Субанчи спустился к юрте, они немного поговорили, потом аксакал оседлал коня и уехал за хребет.
Маржангуль увязала всё, все свои вещи — вплоть до посуды, до ниток, и лишь тогда заговорила:
— Будьте довольны мною, мама. Что было, пусть останется душе. Суждено нам было вместе отведать соли. Но теперь — что мне делать, судьба разлучает нас. Нет ничего сильнее смерти... осталась я одинокой, осталась плакать и страдать. Но я еще не одряхлела от старости, я хочу еще пожить, разрешите мне. Если найдется кто-нибудь подходящий, то выйду замуж, если не найдется, то буду жить, как даст аллах. Не стоит надеяться на невозможное, это как ждать дождя в пустыне. Я нисколько не в обиде на вас, я знаю, что вы относитесь ко мне добросердечно. Однако сын ваш непоколебим в своем решении. Не хочу сталкивать вас с ним, не хочу позора, не хочу скандала. То, что я в состоянии унести, возьму сейчас, чего не подниму — завтра приведу кого-нибудь, и заберем. Пока не устроюсь, пусть кобылица побудет у вас, доите ее. Стоит мне подняться на хребет и крикнуть, как тотчас приедут мои родственники. Я не говорила вам раньше, не желая расстраивать, но мои родственники все уши прожужжали мне, повторяя, что заберут меня. Вот эти чемоданы возьму с собой, остальное пусть пока будет здесь.
Маржангуль протянула свекрови руку, чтобы попрощаться и уйти.
Калыйпа не приняла ее руки, взглянула на невестку — и заплакала, утирая глаза кончиком платка.
Калыйпа и вправду любила свою невестку. За всю совместную жизнь никогда не обрывала ее грубым словом, всегда соглашалась с нею, поддерживала ее, баловала. Забывая себя, отдавала ей лучшие одежды, отдавала лакомый кусок. Нечего и говорить, что Маржангуль в свою очередь привязалась к ней, относилась как к родной матери, уважала ее, не смела перечить ей, перейти дорогу. Привыкла не скрывать от свекрови даже то, что скрывала от мужа. Эта пожилая женщина была для нее единомышленницей, хранительницей тайн, всегда сочувствующей и готовой помочь. Теперь Маржангуль было нехорошо. Хоть она и собрала вещи, знала, чувствовала, что уйти ей будет очень тяжело. Душа ее стремилась остаться здесь, но честь гнала отсюда.
— Маржаш! — сквозь слезы говорила Калыйпа. — Как ты уйдешь, бросив меня? Чем я обидела тебя, словами или поступком? Милое мое дитя, скажи откровенно. Я надеялась, что, если будем живы, век останемся под одной крышей, если умрем, положат в одну могилу... Что будет со мной без тебя, о аллах? Значит, не суждено мне получить горсть земли от тебя, несчастная моя голова! О зрачок мой, сын мой Калматай! Сегодня ты умер, мой верблюжонок! Твоя жена хочет оставить нас! Крылья мои обломились, возьми меня с собой!
Доносившиеся из дома горестные причитания матери больно сжали сердце Мамырбая... Может быть, что-нибудь с Маржангуль — ведь она ушла от него сама не своя? Хотел было спуститься домой, но остановился. Сообразил, что если бы и вправду случилось какое несчастье, то кто-нибудь вышел бы из юрты, покричали бы, позвали. Меж тем причитания понемногу стихли. В то время, когда Мамырбай в недоумении напрягал слух, гадая, что же происходит в доме, его мать и Маржангуль, обняв друг друга, тихо плакали. Самый жестокосердый человек, увидев, посочувствовал бы — так тяжело было их расставание. Обе что-то говорили сквозь слезы, и хоть не слушали друг друга, но хорошо понимали. Обе и вправду не представляли жизни друг без друга. Малыши-сиротки смотрели удивленно, не понимая причины плача. Один смеялся, другие боялись, чувствуя, что творится неладное; жались в сторонке, готовые и сами заплакать.
Маржангуль чуть было не смягчилась от слез. Наконец вырвалась из объятий свекрови, выбежала во двор. Позвала детей. Когда дети направились к выходу, Калыйпа с воплями бросилась, загородила дверь, не давая им выйти. Маржангуль звала детей к себе, Калыйпа не выпускала.
— Лучше выколи мне глаза, чем увозить детей! Лучше закопай меня заживо, убей меня! — голосила Калыйпа.
Тут Маржангуль рассердилась. Из слов Калыйпы выходило, что дети для нее важнее их матери, и Маржангуль обиделась еще больше. Значит, с ней-то могут расстаться, с детьми — нет!
— Забирай детей, — крикнула она в слезах, повернулась и пошла.
Калыйпа перепугалась. Растрепанная, бросилась вдогонку за невесткой. Обронила платок, потеряла одну калошу. Голос ее от беспрерывного плача сделался хриплым.
— Маржаш! Дитя мое!
Калыйпа давно уже жаловалась на боль в пояснице, в ногах и не могла ходить быстро, теперь же она бежала что есть силы. Догнала наконец невестку, схватила за руку. Бедное старое сердце чуть не надорвалось от бега, еле слышны его удары. Свет померк перед глазами Калыйпы, она упала, потеряла сознание. Маржангуль бросилась, приподняла ее голову, села рядом. Когда Калыйпа пришла в себя, сказала ей:
— Не преграждайте мне дорогу, мама. Раз я должна уйти, правильно будет уйти. Рано ли, поздно ли... все равно не суждено мне, видать, оставаться с вами в одной семье.
— Потерпи до вечера, милая, только до вечера. Я послала отца за человеком. Поверь мне... — умоляла Калыйпа еле слышно.
Маржангуль осталась.
В сумерки, когда Мамырбай пригнал с пастбища овец, в юрте уже сидел мулла Картан. У парня от волнения чуть не выскочило сердце. Началось... А в казане варилось мясо, шел спокойный разговор о незначительных вещах, — видно, гость сидел уже давно.
Маржангуль быстро взглянула на входящего в дом Мамырбая, как бы спрашивая: «Ну, за кем победа? Что ты теперь будешь делать?» Однако руки ее дрожали. Остальные все радостно засуетились, приветливо приглашая Мамырбая сесть на почетное место, рядом с гостем. Мулла Картан повел разговор издалека. Сказал хорошие слова о Мамырбае, отметил разнообразные его достоинства, похвалил его силу—даже сравнил его с каким-то борцом, о котором никто из присутствующих не слышал,— мол, и у того были такие широкие плечи—* на каждом могло уместиться по человеку. Затем перешел к теме семьи — заговорил о том, кто когда умер, за кого вышла оставшаяся после мужа вдова. Назвав по имени до десятка людей, объявил, что все они живут счастливо. Упомянул и о значении возраста, сказал, что десять лет разницы между мужем и женой ничего не значат;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85