Бывают ли люди, похожие на грифа? Бывают. Чем, например, отличается от него мулла? Всегда настороже, точно как гриф, и всегда первым приходит к умирающему. Человек еще не испустил последний вздох, а мулла уже тут как тут, да не один — несколько, готовы поскорее выпустить из больного душу — ни к чему другому благочестивые наставления не ведут. Знают заранее — если человек умрет, им перепадет хороший куш. При жизни больного мулла получает за молитвы, словно от них кто-то выздоровел, а уж после смерти он просто грабит под видом от века установленных религиозных обрядов... И ведь все это выдумки ненасытной хитрой глотки — совсем как у грифа! Как после этого не сердиться на верующих людей? Почему они верят мулле? Почему бы старому человеку, если занемог, вместо муллы не позвать врача? Ведь знают же, что только лекарства помогают от болезней, и все же находятся такие — идут к жадному мулле! Подумаешь о том, что ловкий обманщик дурачит старого человека, и проклинаешь отжившее время, из которого все еще тянутся в наш день цепкие руки «ученого» муллы. А спросишь старика, почему позвал «служителя бога», отвечает, что на том свете хочет быть в раю. Но ведь сами муллы — они прекрасно знают, что никакого «другого» света нет. Знают — и обманывают людей! Человек умирает, но мулла и тогда грабит его, якобы желая достойно похоронить... Если осталась во дворе какая скотина — корова или баран, то муллы под тем предлогом, что, мол, необходимо достойно проводить и помянуть хозяина, зарежут и съедят. А нет — так станут говорить, что вот, мол, на поминках такого-то не могли даже зарезать кобылицу! Прямо с ножом к горлу— хоть в долг возьмите, но зарежьте! «Хорошую славу оставите» — так уговаривают домашних. Почему же они не думают, из каких денег уплатят вдова и сироты за эту взятую в долг скотину, которую зарезали, растаскали, съели любители жирных поминок?» — так думал Мамырбай. Перед его глазами стоял его брат, умерший год назад, и то, как вели себя некоторые из пришедших на похороны. Тогда он, Мамырбай, не мог сдержать себя, показать, что не уважает унижающие достоинство старые обычаи. Старейший из приехавших издалека, сухой старик с носом-клювом, пожертвовал на похороны сто рублей. Когда же ему подарили в ответ всего лишь на двадцать рублей больше преподнесенного им, он высказал обиду: «Лучше бы вы совсем ничего нам не давали. Мы специально приехали, пересекая воду, а вы одарили нас, как побирушек! Как вы на это решились? Если будете так поступать, кто захочет приехать на похороны вашего покойника?» И все это старый сказал не краснея, даже не моргнув глазом. Отец Мамырбая Субанчи извинился перед гостем: «Мы опозорились, аксакал, допустили оплошность» — и добавил носатому еще денег. Вот тогда Мамырбай не сдержал себя, разгорячился, дал волю словам. «Они, оказывается, не для того приехали, чтобы оплакать вместе с нами брата, —- пожелали отхватить себе хороший куш?! Не давай ничего, отец! Я сам, один похороню брата! Как не стесняются получать деньги, используя смерть человека!» — так громко заговорил Мамырбай, не обращая внимания на собравшихся. Отцу не понравились его откровенные слова, одернул Мамырбая. Но нашлись и такие, кому по душе пришлось высказанное Мамырбаем. Они заговорили — не пора ли, на самом деле, покончить с обычаем обязательно одарять приехавших на поминки. Но тут восстали муллы. Ссылаясь на установления шариата, заговорили о нерушимости освященных временем обычаев. Один из мулл, поглядывая поверх очков на Мамырбая, дрожавшего от гнева, прочитал даже молитву против него, обличая его в неуважении к заповеданному самим пророком. Это сильно подействовало на собравшихся. Тогда Мамырбай заговорил снова: «Люди! Тот, кому вы верите, этот самый Колдош, с каких пор он стал муллой, а? Разве вы забыли, что был он колхозным бухгалтером, растратил деньги и отсидел десять лет? Оказывается, из тюрьмы вернулся муллой, да? Кто это в тюрьме его обучил Корану, кто сделал из него святого? Лисица меняет свою шкуру, так и он. Сходите-ка к нему домой, увидите батарею бутылок. Разве не запрещает шариат пить верующим мусульманам? Почему же слушаете его — ведь все знают ему цену? Пусть даже близко не подходит к нашему дому!» Многие поддержали Мамырбая, однако отец его, Субанчи, не желая скандала на похоронах, запретил ему говорить дальше и попросил прощения у приезжих. Да, до сего дня не забыл Мамырбай, как муллы, весело смеясь, насыщались мясом кобылицы, зарезанной тогда... Эти мысли и воспоминания будоражили воображение, целиком занимали идущего по склону Мамырбая. Но тут вдруг его внимание отвлечено было рыжим сурком — побежал по зеленой траве, на плоском камне сделал стойку — совсем был сейчас как муэдзин, сзывающий с возвышения правоверных к утренней молитве. Сурок тоже заметил идущих по склону и, тоненько свистнув, скрылся. Может быть, у него под камнем была нора — растворился как призрак. Мамырбай подумал, что зеленая трава по склону — будто озеро, и сурок словно упал в него, оно приняло его в себя. А вот еще сурок, бежит вприпрыжку, рассекая мордочкой зеленую чащу травы. Остановился возле норки, как и первый сурок, постоял немного, вытянувшись столбиком, и тоже исчез, как бы проглоченный землей.
Сурков в Таласе великое множество. В ущелье ли окажешься, на холме ли — обязательно увидишь убегающих во все стороны рыжих зверьков. Особенно интересно глядеть на молодых сурчат. Пушистые, забавные, как всякие малыши, они гуляют среди зеленой травы и оживляют склон своей игрой, придают живописной картине ущелья особую прелесть. Под большим плоским камнем — нора, в полдень сурчата выползают из нее. Бегают вокруг норы, потом греются на солнышке. Вот один развалился на камне, второй как бы подкарауливает его, вдруг прыгает, затевает веселую борьбу, в это время появляется еще сурчонок, тоже вступает в игру... Не устаешь глядеть на них. Беспечные малыши заняты забавами, не помнят, что родители ушли подальше. А те вдруг появятся, издалека глянут на шалунов и снова исчезнут: у взрослых свои заботы. Когда же сурчатам надоедает играть, они начинают искать себе корм, начинают копать ямки, подражая отцу и матери, удивленно смотрят, завидя незнакомое.
Наконец солнце осветило ущелье, и все живое пришло в движение. Вот сурчата взобрались на пригорок и, встав на задние лапки, загляделись на двух молодых людей. Они еще глупые, сурчата, не убегают, даже когда близко подойдешь к ним. Они еще не знают, что такое страх. Все им кажется интересным, со всем хотят познакомиться, осмотреть хорошенько. И не подозревают, что человек, если пожелает, может убить их на расстоянии из винтовки. Малыши не пошевелились, даже когда Мамырбай и Керез подошли довольно близко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85