Но кроме
котелка, овощей и воды требовался еще и огонь, а значит, дрова. Однако
дров не было.
Не было ни сухого дерева, ни черного угля, ни горючего сланца, ни
масла, ни той темной жирной влаги, густой и тягучей, что в некоторых
местах сочилась из земли; не было ничего, кроме чистых незакопченных
очажных камней. Над ними Учитель дважды в день, утром и вечером, простирал
руки, потом сосредотачивался на миг - и в очаге с негромким резковатым
хлопком вспыхивало пламя.
Несомненно, то был волшебный огонь, совсем непохожий на яркие алые
языки, что вздымаются над сухим хворостом, или на стремительный перепляс
багровых струй, порожденных пылающим углем. И то, и другое Конан помнил
слишком хорошо: ему довелось разжигать немало походных костров в лесах и
степях, уголь же горел в горне отцовской кузницы, в далекой Киммерии. Но
это пламя, на которое он глядел, раскрыв в изумлении рот, было другим,
синеватым, почти призрачным, и не дробилось на струйки, завитки и язычки;
меж днищем котелка и очажными камнями висел жаркий сияющий шар, похожий на
сферу из голубого хрусталя. Он выглядел точь-в-точь таким же, как
порожденный некогда ладонями Рагара - разве что не стрелял молниями и не
плавил камень. Он просто нагревал котелок и жаровню, а затем покорно гас,
стоило только наставнику прищелкнуть пальцами.
- Закрой рот, Секира, - говорил он новому ученику, - скоро и ты
сможешь возжигать искру Силы. Омм-аэль! Благодари Великого за этот дар!
- Омм-аэль! - повторял Конан, снимая с треноги котелок.
Но пока до пробуждения дарованной богом способности к чародейству
было еще далеко. Конан вообще сомневался, что владеет чем-то подобным, ибо
в роду его случались великие воины и вожди, кузнецы, разбойники и
непоседливые души, бродившие по свету; однако насчет колдунов он ничего
припомнить не мог. Учитель, впрочем, говорил, что дар Силы нельзя считать
магией, поскольку вызывается она не заклинаниями, не талисманами или
чудодейственными амулетами, но самой человеческой природой. Из слов его
выходило, что всякий человек связан с богом - хотя бы в снах своих или
молитвах; но для некоторых глас Митры звучал особенно ясно, или мог так
звучать, если б они пожелали прислушаться повнимательней к самим себе. Дар
сей являлся врожденным, и обладавшие им получали доступ к частице
божественной Силы - разумеется, после обучения под присмотром опытного
наставника. Подобный же наставник был в мире лишь один.
Вечерами, устремив немигающий взгляд на звездное небо, он толковал
Конану о вещах загадочных и чудесных: о Первосотворенных гигантах, что
поддерживают мир, о Великом Равновесии и его божественном хранителе, об
астральной Силе, невидимой энергии, нисходящей с небес на землю,
пронизывающей мертвое и живое. Последнее интересовало киммерийца более
всего; устроившись напротив наставника на каменной скамье под дубом, он
слушал его резкий голос, похожий на клекот хищной птицы, запоминая приемы
и навыки, коими полагалось владеть ученику.
Приобщение к Силе Митры позволяло не только возжигать огонь и метать
молнии; то была лишь внешняя, видимая ее сторона. Столь же важным являлось
умение затаиться за невидимым и неощутимым щитом, окружить свое тело и
разум непроницаемым коконом, отражавшим и сталь, и камни, и злые заклятья.
Разумеется, это требовало времени и особой подготовки, зато позволяло
избежать нежелательного внимания приспешников тьмы; адепты Сета и жрецы
Нергала тоже владели многими тайными искусствами, и в поединках с ними
нужен был не только меч, но и надежный панцирь.
Другой полезный прием касался исцеляющих свойств Силы, позволявшей
осуществлять некую телесную трансформацию. Хотя ученик не мог изменять
свое обличье, прикидываясь, подобно чародею, птицей, зверем или ползучим
гадом, плоть его, впитавшая астральную энергию, противостояла холоду и
жаре, голоду и жажде, болезням и ранам. Теперь киммериец понимал, что
Рагар сражался с огненными демонами не только при помощи своих молний; он
был защищен невидимым барьером, и пламенный жар лавовых потоков не мог
причинить ему вреда.
Но все же он погиб... От чего? По словам Учителя, существовал предел
концентрации Силы, некий губительный и опасный уровень, к которому
смертному не следовало приближаться - если только того не требовал долг.
Божественная Сила позволяла творить многие чудеса, но избыток ее сжигал
человека, превращая плоть в обугленную головешку. Эта граница была
различной для каждого из учеников; одни могли плавить скалы и сражаться с
огнедышащими вулканами, другие - лишь разжигать синее сферическое пламя.
Теперь нередко Конан задумывался о том, что будет доступно ему, когда он
обучится использовать астральную мощь, накапливать ее, исторгать в
пространство... Где ляжет его предел? Сумеет ли он метать пламенные копья
подобно Фаралу, серому страннику, забрасывать врагов потоками
стрел-молний, как делал то аргосец Рагар?.. Или все кончится синеватым
шариком, ничтожной искоркой Силы, казавшейся ему сейчас пустой игрушкой?..
Временами он вспоминал о Маленьком Брате, малыше-бритунце, который не
мог делать даже этого. Правда, Податель Жизни даровал ему другой талант -
умение пробуждать добрые чувства в сердцах людей, - но такая перспектива
Конана не привлекала. Он хотел исторгать молнии, губительное пламя,
способное повергнуть ниц орды врагов и стены крепостей! Только так, и не
иначе!
Но до подобных свершений было еще далеко. Раньше ему предстояло
овладеть искусством медитации, умением погружаться в транс, ловить потоки
астральной энергии, нисходившие не только с высоких небес, но и от всего,
что находилось на земле - от трав и деревьев, от камней и песка, от
равнин, гор и стремительных вод. Он должен был научиться слушать повеления
Митры, внимать божественному гласу - ибо как иначе он смог бы узнать и
выполнить Его волю? Наконец ему требовалось отточить свое тело и дух в
непрерывных упражнениях, дабы подготовиться к приятию частицы Силы.
Для этой первой ступени обучения предназначалась верхняя терраса,
нависавшая над пещерой Учителя. Она была круглой и абсолютно ровной,
усыпанной толстым слоем хорошо утрамбованного песка; дальний ее конец
глубоко вдавался в склон горы. В самом центре этого карниза, напоминавшего
золотую монету, располагалась тренировочная арена шириной в бросок копья;
арену обрамляло множество странных устройств и приспособлений из дерева,
металла и камня, большинство из которых Конану не приходилось видеть
прежде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168
котелка, овощей и воды требовался еще и огонь, а значит, дрова. Однако
дров не было.
Не было ни сухого дерева, ни черного угля, ни горючего сланца, ни
масла, ни той темной жирной влаги, густой и тягучей, что в некоторых
местах сочилась из земли; не было ничего, кроме чистых незакопченных
очажных камней. Над ними Учитель дважды в день, утром и вечером, простирал
руки, потом сосредотачивался на миг - и в очаге с негромким резковатым
хлопком вспыхивало пламя.
Несомненно, то был волшебный огонь, совсем непохожий на яркие алые
языки, что вздымаются над сухим хворостом, или на стремительный перепляс
багровых струй, порожденных пылающим углем. И то, и другое Конан помнил
слишком хорошо: ему довелось разжигать немало походных костров в лесах и
степях, уголь же горел в горне отцовской кузницы, в далекой Киммерии. Но
это пламя, на которое он глядел, раскрыв в изумлении рот, было другим,
синеватым, почти призрачным, и не дробилось на струйки, завитки и язычки;
меж днищем котелка и очажными камнями висел жаркий сияющий шар, похожий на
сферу из голубого хрусталя. Он выглядел точь-в-точь таким же, как
порожденный некогда ладонями Рагара - разве что не стрелял молниями и не
плавил камень. Он просто нагревал котелок и жаровню, а затем покорно гас,
стоило только наставнику прищелкнуть пальцами.
- Закрой рот, Секира, - говорил он новому ученику, - скоро и ты
сможешь возжигать искру Силы. Омм-аэль! Благодари Великого за этот дар!
- Омм-аэль! - повторял Конан, снимая с треноги котелок.
Но пока до пробуждения дарованной богом способности к чародейству
было еще далеко. Конан вообще сомневался, что владеет чем-то подобным, ибо
в роду его случались великие воины и вожди, кузнецы, разбойники и
непоседливые души, бродившие по свету; однако насчет колдунов он ничего
припомнить не мог. Учитель, впрочем, говорил, что дар Силы нельзя считать
магией, поскольку вызывается она не заклинаниями, не талисманами или
чудодейственными амулетами, но самой человеческой природой. Из слов его
выходило, что всякий человек связан с богом - хотя бы в снах своих или
молитвах; но для некоторых глас Митры звучал особенно ясно, или мог так
звучать, если б они пожелали прислушаться повнимательней к самим себе. Дар
сей являлся врожденным, и обладавшие им получали доступ к частице
божественной Силы - разумеется, после обучения под присмотром опытного
наставника. Подобный же наставник был в мире лишь один.
Вечерами, устремив немигающий взгляд на звездное небо, он толковал
Конану о вещах загадочных и чудесных: о Первосотворенных гигантах, что
поддерживают мир, о Великом Равновесии и его божественном хранителе, об
астральной Силе, невидимой энергии, нисходящей с небес на землю,
пронизывающей мертвое и живое. Последнее интересовало киммерийца более
всего; устроившись напротив наставника на каменной скамье под дубом, он
слушал его резкий голос, похожий на клекот хищной птицы, запоминая приемы
и навыки, коими полагалось владеть ученику.
Приобщение к Силе Митры позволяло не только возжигать огонь и метать
молнии; то была лишь внешняя, видимая ее сторона. Столь же важным являлось
умение затаиться за невидимым и неощутимым щитом, окружить свое тело и
разум непроницаемым коконом, отражавшим и сталь, и камни, и злые заклятья.
Разумеется, это требовало времени и особой подготовки, зато позволяло
избежать нежелательного внимания приспешников тьмы; адепты Сета и жрецы
Нергала тоже владели многими тайными искусствами, и в поединках с ними
нужен был не только меч, но и надежный панцирь.
Другой полезный прием касался исцеляющих свойств Силы, позволявшей
осуществлять некую телесную трансформацию. Хотя ученик не мог изменять
свое обличье, прикидываясь, подобно чародею, птицей, зверем или ползучим
гадом, плоть его, впитавшая астральную энергию, противостояла холоду и
жаре, голоду и жажде, болезням и ранам. Теперь киммериец понимал, что
Рагар сражался с огненными демонами не только при помощи своих молний; он
был защищен невидимым барьером, и пламенный жар лавовых потоков не мог
причинить ему вреда.
Но все же он погиб... От чего? По словам Учителя, существовал предел
концентрации Силы, некий губительный и опасный уровень, к которому
смертному не следовало приближаться - если только того не требовал долг.
Божественная Сила позволяла творить многие чудеса, но избыток ее сжигал
человека, превращая плоть в обугленную головешку. Эта граница была
различной для каждого из учеников; одни могли плавить скалы и сражаться с
огнедышащими вулканами, другие - лишь разжигать синее сферическое пламя.
Теперь нередко Конан задумывался о том, что будет доступно ему, когда он
обучится использовать астральную мощь, накапливать ее, исторгать в
пространство... Где ляжет его предел? Сумеет ли он метать пламенные копья
подобно Фаралу, серому страннику, забрасывать врагов потоками
стрел-молний, как делал то аргосец Рагар?.. Или все кончится синеватым
шариком, ничтожной искоркой Силы, казавшейся ему сейчас пустой игрушкой?..
Временами он вспоминал о Маленьком Брате, малыше-бритунце, который не
мог делать даже этого. Правда, Податель Жизни даровал ему другой талант -
умение пробуждать добрые чувства в сердцах людей, - но такая перспектива
Конана не привлекала. Он хотел исторгать молнии, губительное пламя,
способное повергнуть ниц орды врагов и стены крепостей! Только так, и не
иначе!
Но до подобных свершений было еще далеко. Раньше ему предстояло
овладеть искусством медитации, умением погружаться в транс, ловить потоки
астральной энергии, нисходившие не только с высоких небес, но и от всего,
что находилось на земле - от трав и деревьев, от камней и песка, от
равнин, гор и стремительных вод. Он должен был научиться слушать повеления
Митры, внимать божественному гласу - ибо как иначе он смог бы узнать и
выполнить Его волю? Наконец ему требовалось отточить свое тело и дух в
непрерывных упражнениях, дабы подготовиться к приятию частицы Силы.
Для этой первой ступени обучения предназначалась верхняя терраса,
нависавшая над пещерой Учителя. Она была круглой и абсолютно ровной,
усыпанной толстым слоем хорошо утрамбованного песка; дальний ее конец
глубоко вдавался в склон горы. В самом центре этого карниза, напоминавшего
золотую монету, располагалась тренировочная арена шириной в бросок копья;
арену обрамляло множество странных устройств и приспособлений из дерева,
металла и камня, большинство из которых Конану не приходилось видеть
прежде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168