Утренний бриз гнал к берегу невысокие волны, они с тихим
шипеньем накатывались на песок и отползали обратно, словно
зеленовато-прозрачные языки, с неторопливой тщательностью облизывавшие
берег. Широкий пляж, ограниченный с запада грядой скал, тянулся
бесконечной желтой полосой на юг и север, ровный и унылый; на севере не
имелось ничего, кроме гор и гирканских степей, на юге же стоял город
Шандарат, до которого можно было добраться за треть дня быстрой ходьбы.
Косвенным образом Шандарат являлся источником почти всех богатств Конана:
и ковры, и огниво, и глиняный горшок он раздобыл на городской свалке.
Прищурив глаза, юноша всматривался в яркий шар солнца, низко
висевшего над морем; его нижний край едва оторвался от сине-зеленой
поверхности, испещренной серебристыми бликами. Глаза Конана тоже были
синими, но не цвета морской волны, а, скорее, напоминавшими небо на
закате, когда дневная его голубизна вот-вот перейдет в фиолетовый вечерний
полумрак, предвестник ночной тьмы. С оттенком глаз юного киммерийца резко
контрастировали черные волосы, обрамлявшие его лицо с сильными грубоватыми
чертами; он не был красавцем и знал об этом. Красота, однако, не
представлялась ему чем-то значительным и важным. Сила, неутомимость,
крепкие кости, умение нанести и отразить удар - вот что требовалось в
суровом и неуютном мире, вот что ценили от Западного до Восточного океана,
от ледяных пустынь Ванахейма до болотистых джунглей Зембабве. Конан же,
которому едва исполнилось пятнадцать, ни ростом, ни силой не уступал
любому из телохранителей шандаратского властелина, и редкий боец из
северных земель, из Гипербореи, Асгарда или Ванахейма, мог бы скрестить с
ним меч с реальной надеждой на успех. Впрочем, сейчас у него не было
оружия - ни меча, ни копья, ни дротика, ни доброй стальной кольчуги, ни
сверкающего бронзового шлема... Только сточенный нож длиной с ладонь да
лук, который он вырезал через пять-шесть дней, удалившись от
гиперборейских пределов на почтительное расстояние.
- Ублюдки Нергала... - пробормотал Конан и злобно плюнул в западном
направлении - туда, где обитали его недавние противники. Ничего, он еще
вернется в эту Гиперборею! И не один, а с компанией лихих приятелей! Они
выжгут посевы, завалят колодцы, размечут по бревнышку дома, вспорют животы
мужчинам, а женщин... женщин... С полминуты он раздумывал, что можно
сделать с женщинами, особенно молодыми, затем снова сплюнул на песок и
направился к пещере; мечты - мечтами, но желудок требовал своего.
Вскоре юноша уже брел вдоль линии прибоя, вооруженный самодельным
луком. Нож был засунут за пояс его рваных штанов, сквозь дыры облезлой
меховой куртки просвечивало смуглое тело, крепкое, как буковая древесина;
игривые волны то и дело окатывали его босые ноги. Здесь, у моря, можно
было найти массу полезного: плавник, подходивший для костра, если его
высушить на солнце, съедобные ракушки, снулую рыбу, округлые плоские
камни, годные, чтобы метать их в чаек. Чайки и составляли его основную
пищу, и в первые дни, несмотря на отвратительный вкус, Конан поглощал их с
жадностью; в северных гирканских степях не было и того. Возможно, там и
водилась дичь, но чтобы добыть ее, требовалось нечто поприличнее лука,
который бил едва ли на сорок шагов.
Он наклонился, оторвал от обросшего водорослями валуна пару ракушек,
раздавил створки в кулаке и высосал студенистую плоть моллюсков. Не очень
похоже на мясо... на рыбу, впрочем, тоже... На миг соблазнительное видение
мелькнуло перед ним - не то зажаренный на вертеле барашек, не то нежная
молодая свинья. Желудок отозвался голодным урчаньем, и Конан начал
торопливо обирать валун, на котором оставалось еще с десяток раковин.
О, Венариум! Теперь он вспоминал не кровь, струившуюся по его клинку,
не дым пожарищ, не гаснущие глаза мужчин, не редкие женские вопли - в
крепости, построенной аквилонцами на земле Киммерии, женщин было немного.
Он думал о том, чем закончилась битва: о пире, который знаменовал победу.
Пир, какой пир! Вино лилось рекой, доброе аквилонское вино, розовое и
красное, сладкое, как мед! И пиво, хмельное пиво из крепостных запасов! И
бычьи туши, истекавшие соком над кострами... Сглотнув слюну, Конан злобно
выругался; он чувствовал, что жаждет всего: питья и пищи, оружия,
украшенного каменьями, роскошной одежды, женщин... Когда-нибудь все это у
него будет! Он поклялся Кромом, что урвет свой кусок, если даже для этого
придется перерезать тысячу или две глоток.
Мир обещал ему не слишком много, но и не слишком мало; сейчас он был
нищ, но везде требовались крепкие руки, способные держать меч и топор. Меч
и топор могли принести все земные блага, и Конан, задумчиво поглядывая на
море, с минуту решал важную проблему: куда лучше податься - к разбойникам
или в стражу блистательного Ашарата, шандаратского владыки. Он мог стать
пиратом, наемником, охранником караванов - либо присоединиться к степным
молодцам, для которых эти караваны были лакомой добычей... Он мог идти на
юг, на запад или восток - либо вернуться на север, на холодный мрачный
север, чтобы с шайкой лихих молодцов снова нагрянуть в гости к
гиперборейцам. Последнее представлялось ему весьма героическим деянием.
Собственно говоря, первые шаги к чаемому богатству и славе он уже
обдумал. Служба у богатого купца или даже у самого Ашарата его не слишком
соблазняла: во-первых, он не любил подчиняться, а во-вторых, кто взял бы
стражником нищего мальчишку, хотя и неплохо владеющего клинком? Страж -
лицо доверенное, и доверие хозяина значит не меньше ловкости в обращении с
оружием; Конан понимал это своим варварским, еще полудетским разумом, и
мысли о карьере при шандаратском дворе быстро улетучились у него из
головы.
Более соблазнительным казалось податься в пираты или в разбойники; на
берегах и морских просторах Вилайета хватало и тех, и других. Но если уж и
прибиться к какой-нибудь шайке, то не сейчас. Тот же варварский ум и
природная хитрость предупреждали Конана, что и разбойный люд не жалует
безоружных бродяг в отрепьях с чужого плеча, отводя им роль не соратников,
а, в лучшем случае, жалкой прислуги. Пусть бы он был в этих своих
ободранных штанах и рваной куртке, но с мечом! С добрым мечом, с которым
взбирался на стены Венариума! А еще лучше, с мечом, кинжалом, секирой и
арбалетом! По крайней мере, не пришлось бы выпрашивать оружие у будущих
компаньонов, чтобы показать, как он умеет с ним обращаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168
шипеньем накатывались на песок и отползали обратно, словно
зеленовато-прозрачные языки, с неторопливой тщательностью облизывавшие
берег. Широкий пляж, ограниченный с запада грядой скал, тянулся
бесконечной желтой полосой на юг и север, ровный и унылый; на севере не
имелось ничего, кроме гор и гирканских степей, на юге же стоял город
Шандарат, до которого можно было добраться за треть дня быстрой ходьбы.
Косвенным образом Шандарат являлся источником почти всех богатств Конана:
и ковры, и огниво, и глиняный горшок он раздобыл на городской свалке.
Прищурив глаза, юноша всматривался в яркий шар солнца, низко
висевшего над морем; его нижний край едва оторвался от сине-зеленой
поверхности, испещренной серебристыми бликами. Глаза Конана тоже были
синими, но не цвета морской волны, а, скорее, напоминавшими небо на
закате, когда дневная его голубизна вот-вот перейдет в фиолетовый вечерний
полумрак, предвестник ночной тьмы. С оттенком глаз юного киммерийца резко
контрастировали черные волосы, обрамлявшие его лицо с сильными грубоватыми
чертами; он не был красавцем и знал об этом. Красота, однако, не
представлялась ему чем-то значительным и важным. Сила, неутомимость,
крепкие кости, умение нанести и отразить удар - вот что требовалось в
суровом и неуютном мире, вот что ценили от Западного до Восточного океана,
от ледяных пустынь Ванахейма до болотистых джунглей Зембабве. Конан же,
которому едва исполнилось пятнадцать, ни ростом, ни силой не уступал
любому из телохранителей шандаратского властелина, и редкий боец из
северных земель, из Гипербореи, Асгарда или Ванахейма, мог бы скрестить с
ним меч с реальной надеждой на успех. Впрочем, сейчас у него не было
оружия - ни меча, ни копья, ни дротика, ни доброй стальной кольчуги, ни
сверкающего бронзового шлема... Только сточенный нож длиной с ладонь да
лук, который он вырезал через пять-шесть дней, удалившись от
гиперборейских пределов на почтительное расстояние.
- Ублюдки Нергала... - пробормотал Конан и злобно плюнул в западном
направлении - туда, где обитали его недавние противники. Ничего, он еще
вернется в эту Гиперборею! И не один, а с компанией лихих приятелей! Они
выжгут посевы, завалят колодцы, размечут по бревнышку дома, вспорют животы
мужчинам, а женщин... женщин... С полминуты он раздумывал, что можно
сделать с женщинами, особенно молодыми, затем снова сплюнул на песок и
направился к пещере; мечты - мечтами, но желудок требовал своего.
Вскоре юноша уже брел вдоль линии прибоя, вооруженный самодельным
луком. Нож был засунут за пояс его рваных штанов, сквозь дыры облезлой
меховой куртки просвечивало смуглое тело, крепкое, как буковая древесина;
игривые волны то и дело окатывали его босые ноги. Здесь, у моря, можно
было найти массу полезного: плавник, подходивший для костра, если его
высушить на солнце, съедобные ракушки, снулую рыбу, округлые плоские
камни, годные, чтобы метать их в чаек. Чайки и составляли его основную
пищу, и в первые дни, несмотря на отвратительный вкус, Конан поглощал их с
жадностью; в северных гирканских степях не было и того. Возможно, там и
водилась дичь, но чтобы добыть ее, требовалось нечто поприличнее лука,
который бил едва ли на сорок шагов.
Он наклонился, оторвал от обросшего водорослями валуна пару ракушек,
раздавил створки в кулаке и высосал студенистую плоть моллюсков. Не очень
похоже на мясо... на рыбу, впрочем, тоже... На миг соблазнительное видение
мелькнуло перед ним - не то зажаренный на вертеле барашек, не то нежная
молодая свинья. Желудок отозвался голодным урчаньем, и Конан начал
торопливо обирать валун, на котором оставалось еще с десяток раковин.
О, Венариум! Теперь он вспоминал не кровь, струившуюся по его клинку,
не дым пожарищ, не гаснущие глаза мужчин, не редкие женские вопли - в
крепости, построенной аквилонцами на земле Киммерии, женщин было немного.
Он думал о том, чем закончилась битва: о пире, который знаменовал победу.
Пир, какой пир! Вино лилось рекой, доброе аквилонское вино, розовое и
красное, сладкое, как мед! И пиво, хмельное пиво из крепостных запасов! И
бычьи туши, истекавшие соком над кострами... Сглотнув слюну, Конан злобно
выругался; он чувствовал, что жаждет всего: питья и пищи, оружия,
украшенного каменьями, роскошной одежды, женщин... Когда-нибудь все это у
него будет! Он поклялся Кромом, что урвет свой кусок, если даже для этого
придется перерезать тысячу или две глоток.
Мир обещал ему не слишком много, но и не слишком мало; сейчас он был
нищ, но везде требовались крепкие руки, способные держать меч и топор. Меч
и топор могли принести все земные блага, и Конан, задумчиво поглядывая на
море, с минуту решал важную проблему: куда лучше податься - к разбойникам
или в стражу блистательного Ашарата, шандаратского владыки. Он мог стать
пиратом, наемником, охранником караванов - либо присоединиться к степным
молодцам, для которых эти караваны были лакомой добычей... Он мог идти на
юг, на запад или восток - либо вернуться на север, на холодный мрачный
север, чтобы с шайкой лихих молодцов снова нагрянуть в гости к
гиперборейцам. Последнее представлялось ему весьма героическим деянием.
Собственно говоря, первые шаги к чаемому богатству и славе он уже
обдумал. Служба у богатого купца или даже у самого Ашарата его не слишком
соблазняла: во-первых, он не любил подчиняться, а во-вторых, кто взял бы
стражником нищего мальчишку, хотя и неплохо владеющего клинком? Страж -
лицо доверенное, и доверие хозяина значит не меньше ловкости в обращении с
оружием; Конан понимал это своим варварским, еще полудетским разумом, и
мысли о карьере при шандаратском дворе быстро улетучились у него из
головы.
Более соблазнительным казалось податься в пираты или в разбойники; на
берегах и морских просторах Вилайета хватало и тех, и других. Но если уж и
прибиться к какой-нибудь шайке, то не сейчас. Тот же варварский ум и
природная хитрость предупреждали Конана, что и разбойный люд не жалует
безоружных бродяг в отрепьях с чужого плеча, отводя им роль не соратников,
а, в лучшем случае, жалкой прислуги. Пусть бы он был в этих своих
ободранных штанах и рваной куртке, но с мечом! С добрым мечом, с которым
взбирался на стены Венариума! А еще лучше, с мечом, кинжалом, секирой и
арбалетом! По крайней мере, не пришлось бы выпрашивать оружие у будущих
компаньонов, чтобы показать, как он умеет с ним обращаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168