– Ну, не сердись, – перебил его Яков.
– Справедливости ради надо было доложить, товарищ командир отряда, что парнишка Дульник пособил проверить наличный состав группы, перевязать раненых и… задержать вас от опрометчивого шага. Они, Сергей, хотели сниматься отсюда, не дожидаясь тебя, этих вот ребят…
– Ну, ты, Дульник, ядовитая спичка, – дружелюбно сказал Яша, – кое-кого оставили бы.
В операции на «Дабль-Рихтгофене» мы потеряли убитыми четырех человек, ранено было шесть, двое из них тяжело. Радист, помощник Аси, оказывается, попал в плен уже на пути к Чабановке. Асю вызвали для объяснений.
– Он попал в руки жителей, татар, – сказала она, – пошел проверить дорогу, доверился им, а они толпой напали на него.
– А как же вы… смотрели? Не помогли товарищу в беде? – упрекнул девушку Яков.
Ася метнула на него глазами: видимо, хотела резко ответить, но сдержалась.
– А я поступила так, как нужно. Они были вооружены. Со мной – радиостанция и ее питание. Я не могла рисковать.
Яша смягчился.
– Пожалуй, вы поступили правильно.
– Спасибо, – Ася обратилась ко мне. – Как же поступить?
Я вспомнил рассказ паренька возле селения Ивановки о пойманном парашютисте.
– Где это случилось, Ася?
– Возле Ивановки.
Я сказал Якову, что, повидимому, радист, схваченный возле Ивановки, и парашютист, сидевший в подвале, о котором рассказал мне паренек, – одно и то же лицо.
– Трудновато, конечно, – сказал Яша, – сейчас там почти не осталось русских… Мы постараемся его выручить; Коля!
Один из молодых партизан, паренек в берете, с которым мы пришли сюда, сделал шаг вперед.
– Я, товарищ командир!
– Ты слышал?
– Слыхал, товарищ командир.
–. Попытка не пытка, Коля. Надо выручить.
– Есть выручить.
– С тобой пойдет Борис Кариотти.
– Кариотти?
– Именно! – твердо сказал Яков. – Кариотти!
Отозвался молодой худой грек в пилотке, в немецкой военной куртке с красным бантом над карманом.
– Ты пойдешь с Шуваловым, Кариотти.
Кариотти кивнул головой, снял бант, сунул его в карман.
– Исполняйте! По исполнении возвращайтесь на Джейляву.
Коля, как после выяснилось, сын генерала Шува лова, и Борис Кариотти, или Ривера, грек из Балаклавы, исчезли в темноте.
– Они его вытащат, – уверенно сказал Яша. – Вытащат, лишь бы был еще жив.
– Опасно, – сказал я.
– Ну, эти ребята ищут опасности. Вот увидишь, они славно проведут операцию. Такие дела им не впервые…
Подошел комиссар отряда, казанский татарин Баширов, познакомились. Яков мимоходом сказал ему о своем решении послать на выручку парашютиста Шувалова и Кариотти. Баширов молча кивнул головой и пошел в голове отряда.
От Чабановки до центрального лагеря соединения, как выяснилось, было не так уж далеко. Яков обещал доставить нас к утру.
Крутые горы, густые леса, грозные обнаженные скалы – тут было свое царство.
Двигались вперед цепочкой, осторожно, по уверенно, по едва приметным чужому глазу тропам, через взбухшие потоки. Бойцы Молодежного отряда были хорошо подготовлены к горному маршу, их мышцы натренированы, глаза видели остро и ночью различали всякие условные заметки.
Обычно в подобных условиях страшны камнепады, вызываемые естественным разрушением горных пород. Но я заметил, что комиссар, идущий в голове колонны, избегает проходов над крутизнами, быстро пересекает желоба, обходит ломкие скалы.
Дождь усилился. Пришлось итти медленней, осторожней. Тропинки, травянистые склоны стали скользкими, одежда еще больше намокла, затрудняла движение. Бойцы Якова не суетились, не перекликались, а уверенно и ловко шли один за другим. Якову досталась отлично сработавшаяся часть. Я сказал ему об этом.
Яша ответил:
– Почему ты. думаешь – досталась? Мне, знаешь ли, самому пришлось срабатывать отряд… Правда, это мне было легче сделать, потому что у меня молодежь, комсомольцев среди них больше семидесяти процентов, и партийное ядро весомое. Люди привыкли и в мирной жизни к дисциплине, к организации. Но все же пришлось поработать, чтобы все детали притерлись…
Мы прошли молча по осклизлым камням, миновали их, начали подъем.
– Видишь, Сергей, – сказал Яков, – камни у подошвы склона без почвенного покрова, без травы, и жолоб, заглаженный камнепадами, – это, по-нашему, «ведьмина щель»: месяц назад в этом местечке одному хорошему солдатику начисто голову камнем срезало.
– Значит, потери бывают у вас не только от пуль?
– Да, надо следить и за природой. Тут. брат, птичек не слушай, на цветочки меньше заглядывайся – не степь. – Тропинка расширилась, и Яков пошел рядом со мной. – Вот что, Сергей, отряд относится ко мне, как к… командиру, – он старался подыскать слова, – приличному командиру, доверяет мне…
– К чему этот разговор, Яша? – спросил я, почти догадываясь сам, к чему он клонит.
– Ну, следовательно, командир отряда для них не тот Яшка, который… Ты понимаешь меня?
– Понимаю, Яша…
– Нет, нет, ты только ничего такого не подумай…
– Я ничего плохого и не думаю. Да и в самом деле, ты теперь не тот…
– Тот, Сергей, тот… но… – Яша опять замялся, – не пойми меня превратно… еще раз прошу…
– Понимаю тебя правильно. Каждый из нас, не только ты один, вырос, вступил в жизнь. Вот я приехал домой, в нашу Псекупскую, пошел на то место, где ты, помнишь, ловил бычков и чернопузов…
– Ну, как же не помнить.
– И представь себе, ребятишки мне говорят: «Здравствуйте, дядя!» Ты тоже стал дядей, Яков.
– Хорошо, что ты меня понял и не рассерчал на меня. Иногда находит на меня такая вот душевная робость, как затмение. Вдруг покажусь я себе таким ничтожным мальчишкой, заморышем… Даже пот прошибет. Думаю: а не обманщик ли я? Обманул людей – ни много ни мало восемьдесят пять человек, целый отряд, командиром прикинулся, а кто я? Закрою глаза и увижу ту самую нашу Фанагорийку, камешки, мордатых бычков и мальчишек – Виктора и Пашку Фесенко… Ну, что тебе рассказывать, у тебя такие же негативы в мозгах отложены. Вдруг кто-нибудь узнает, каков их командир. Вот действительно пот прошибет, Сергей. Все же эта забитость в детстве нет-нет, да и отрыгнется…
– Кстати, Яша, – спросил я его, – Баширов рассказал мне про Пашку Фесенко. Значит, он в твоем отряде?
– В порядке нагрузки.
– Точнее.
– Его прислали к нам с Большой земли. Вначале я ему обрадовался, как никак земляки. А когда я принял Молодежный отряд, напросился он ко мне. Пристал и пристал, ты же знаешь этот пластырь! Взял его и мучаюсь по сей день, Сергей.
– Плохой боец?
– Иногда ничего, ведь у него медаль есть «За отвагу», на первом этапе войны получил. А больше шелопайничает… Продовольственные операции ему еще доверяем, а боевые… не очень. Дисциплинка у него хромает. Прибыл к партизанам, как на курорт.
– А где он сейчас?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122