Стадо свиней, тихонько хрюкая, повалило из загона. На наше счастье, невдалеке началась балочка, приведшая нас к этому дому.
Мы подождали, пока ребята отошли от села, и продолжали разведку.
Мы огородами проникли в село. В огородах росла кукуруза. Я шел впереди по росистой траве, раздвигая стебли, чувствуя то под ладонью, то под локтем тугие, надломившиеся початки.
Так, огородами, мы прошли до квартала, примыкавшего к главной площади.
Вот дом под светлой крышей из оцинкованного железа. Поодаль дома – службы, амбар и длинный лабаз, как называются на Ставропольщине сараи для хранения повозок и земледельческих орудий.
Во дворе было тихо. Перед домом по улице ходил часовой. Мы слышали его равномерные шаги у забора.
Я рассредоточил своих людей, а сам вместе с «розой ветров» подполз ближе к забору. Рядом со мной был «Вест» – надежный Ким Бахтиаров, рядом с Кимом глядел в щелку забора «Зюд» – Данька Загоруй-ко, сын предколхоза из Каневского района, смышленый невысокий курсант, а левее меня, за кустами сирени, залегли плечо к плечу два брата Гуменко, Кирилл и Всеволод, призванные в училище из приазовской станицы. Они как бы дополняли друг друга отвагой, решительностью и каким-то вихревым напором. Им вполне подходили их позывные – «Норд» и «Ост».
Луна поднялась выше акаций, которые росли по обеим сторонам улицы. Деревья напоминали высокие скалы, обросшие темным мхом.
И вот я услышал слева мерный шаг приближавшейся к нам пехотной колонны: туп-туп-туп, топ-топ-топ.
Колонна приблизилась. Впереди шел офицер.
Немцы шли в стальных, поблескивавших под луной шлемах, в черных мундирах, проклейменных эсесовскими шевронами – белые черепа и накрест берцовые кости.
Скрипели их сапоги, пояса, ружейные ремни, и казалось, скрипели опущенные под подбородки ремни крупповских касок.
Колонна прошла: тон-топ-топ.
Часовой снова зашагал возле забора.
Бели этот дом охранялся, значит в нем остановилась важная персона.
Оставив «четыре ветра» наблюдать за солдатом, я осторожно пробрался к неохраняемому черному крылечку.
Сквозь затемненное окно кухни пробивался свет. Я знал, что офицеры устраиваются в парадных комнатах, и тихо постучал в окно.
Через дверь я услышал молодой женский голос:
– Кто там?
– Свои, – тихо ответил я.
– Ты, Петя? – Дверь приоткрылась, и голос радостно и в то же время испуганно зашептал: – Ой, боже ж мий, Петя! Уйди, уйди швидче, Петя. Ой, боже ж мий! У нас на квартире офицер.
– Дома он?
– Нема, зараз ушел. – Женщина, видимо, поняла свою ошибку. – Да кто это вы такой? Вы не Петя!..
– Откройте, – тихо попросил я: – мы русские, красноармейцы.
Двери полураскрылись, и на пороге появилась девушка с нерасплетенной косой, лежавшей по обнаженному белому плечу, со скрещенными на груди смуглыми руками. На безымянном пальце правой руки светлело наивное серебряное колечко, в мочках ушей виднелись дешевые сережки.
Я коротко объяснил девушке, что нас интересует. Она близко наклонилась ко мне и, обжигая меня своим дыханием, рассказывала, где стоят зенитные пулеметы и орудия, сколько вчера и сегодня прибыло немецких машин и какие на них были нарисованы поразившие ее знаки. Она многое узнала, разыскивая своего Петю, пропавшего сразу же с приходом немцев.
Она отважилась искать его в Подсолнечной балке, – а там стояли танки, она искала его среди пленных, согнанных к ветрякам, и запоминала, сколько там врыто зенитных орудий.
Попросив ее позорче наблюдать, пообещав, что еще наведаюсь в село, я сказал «до свидания» и отошел от крылечка.
Вдруг она сбежала с крыльца и сунула мне в руку записку. Я сунул бумажку в карман и, наполненный какой-то гордой радостью, проскользнул на прежнее место, стараясь держаться в тени сарая и высоких грушевых деревьев.
Часовой медленно, вразвалку прошел к дому.
– Надо брать его, «Вест», – сказал я Бахтиарову.
– Мне нужен напарник, – прошептал мне на ухо Бахтиаров, – я возьму «Зюда».
– Хорошо.
Бахтиаров стал у кустов сирени, перебросившей через забор свои ветви. Эти темные ветви и падающие от них глухие тени скрывали Кима.
«Зюд» – Загоруйко – присел у ног Кима.
Правее Бахтиарова, застывшего, как чугунная тумба, лежали братья Гумеяко. Часовой приближался. Вот он почти у сирени. Сделай он шаг в сторону – и схватить его будет трудней. Еще одна секунда, и «Вест» ударяет ребром ладони по горлу немца. Это прием джиу-джитсу. Ким напрягается всем своим сильным телом, будто свитым из стальных тросов, поднимает фашиста и бросает его на землю у корней сирени. Ким тяжело дышит, сопит, придавливая часового коленом. Проворный Данько быстро и плотно заталкивает в рот пленника паклю.
Луна побледнела. Скоро рассвет, пора возвращаться.
Днем мы не сумеем вернуться той же дорогой. Танковые дозоры нас не пропустят. Возвращаемся удлиненным мархцрутом – через болотистую низину степного озера Цаца, примыкающего к нашему району обороны.
Бахтиаров несет пленного. «Язык» весит не меньше восьмидесяти килограммов. Ким молча тащит его и только изредка, когда после минуты привала нужно перебросить «языка» на другое плечо, толкает в бок кулаком.
Если мы замечаем движение вблизи нас и вынуждены остановиться, Бахтиаров кладет пленника лицом к земле и коленом придавливает его спину, придерживая связанные ремнем руки немца.
Впереди идущий дозор обнаружил проволоку, которую немцы успели навить на подходе к камышам. Проволока задержала нас. По моему приказанию Загоруйко режет ее. Слышится характерный щелк ножниц. Слева поднимаются ракеты. Неужели нас заметили? Распластались на земле, почти не дышим. Ракеты освещают местность. Надо брать правее, к камышам, и тогда держаться круто на восток, чтобы попасть к своим высотам.
Погасли ракеты. Мы побежали к озеру и быстро Достигли берега. Позади нас заработали пулеметы. Несколько разрывных пуль фыркнули у кустов зеленоватыми, магниевыми огнями.
Мы выбрались к озеру.
Где-то вдали, будто подражая звукам пулемета, заквакала лягушка, смолкла. Легкий, холодноватый туман поднимался над водой. Хотелось пить и есть.
Мы двигались в камышах вдоль берега по тропке, очевидно промятой охотниками. Пленник шагал вместе с нами.
Отрывисто, сварливо залаяли овчарки. Мы прилегли. Лай доносился оттуда, где за выкошенной осокой виднелась приозерная высотка. Мы заметили контуры зенитных орудий, пригнувших стволы к земле.
У батареи, вероятно, расположился сторожевой пост полевого караула.
Собаки – самое неприятное для разведчика. Их очень трудно провести.
Продвигаемся вброд, осторожно раздвигая камыши, чтобы не сломать. Последним идет «Зюд» – Загоруйко, так как мы идем на север.
И туг я вспоминаю о записке.
Что может писать мне незнакомая девушка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122