Деревенский вождь оказался как раз одним из таких полукровок. Когда он, широко улыбаясь, вышел вперед, чтобы приветствовать гостя, Серегил заметил, что глаза его того же чистого серого цвета, что и его собственные.
— Добро пожаловать, о Светлокожий! — приветствовал он Серегила на смеси ауренфэйского и дравнианского. — Я Ретак, сын Вигриса и Акры, вождь этой деревни.
— Я Мерингил, сын Солуна и Никанти, — ответил Серегил по-дравнийски.
С довольной улыбкой Ретак перешел на свой родной язык:
— Мы не видели твоих соплеменников со времен прадедов. Твой приход — честь для нашей деревни. Не поужинаешь ли ты с нами в Доме Совета?
— Вы оказываете мне большую честь, — ответил Серегил и поклонился настолько грациозно, насколько это позволяла ему негнущаяся одежда.
Второй этаж Дома Совета использовался как общинный склад; с нижним этажом его соединяла грубо вытесанная из камня лестница и отверстие в центре, предназначенное для дыма от очага. В каменном углублении уже горели куски сухого навоза; остальной пол был покрыт толстыми коврами с разбросанными по ним подушками У другого очага в углу суетились женщины, готовя праздничное угощение.
Серегила усадили у огня; вокруг расселись Ретак и деревенские старейшины. На секунду Серегил зажмурился: его желудок, казалось, вот— вот вывернется наизнанку. Запах освежеванных туш мешался с ароматами немытых тел и смазанных жиром волос — особенно невыносимо после чистого воздуха гор.
Помещение было битком набито любопытными жителями деревни. Люди возбужденно переговаривались, наклоняясь к соседям или выкрикивая вопросы издали. Дети сидели на верхнем этаже, окружив дымовое отверстие, и щебетали как воробьи. Занятые приготовлением пира женщины весело гремели блюдами и мисками и размахивали большими ножами для разделки мяса.
Серегил стащил с себя толстую верхнюю одежду, ощущая на себе любопытные взгляды. Изображая путешественника из своего родного Ауренена, он был одет в традиционную одежду: облегающие штаны и длинную белую тунику, удобные и ничем не украшенные, кроме узкой каймы по вороту и рукавам. Для завершения картины он вытащил из-за пазухи полосу тонкой ткани и с привычной сноровкой соорудил из нее тюрбан, оставив висеть вдоль спины длинные концы. За поясом Серегила торчал маленький кинжал в узорчатых ножнах, но он отложил его вместе с рапирой в сторону — как свидетельство добрых намерений.
Когда наконец он откинулся на подушки и принял из рук Сеуны. жены вождя, чашу с ллаки, по залу пробежал довольный шепоток Серегил пил так мало этого напитка из кислого молока, как только позволяли хорошие манеры. Долг гостя был, в ответ на доброжелательный прием, рассказать новости из внешнего мира, и Серегил принялся не спеша перечислять происходившие на юге события — те, которые могли интересовать его хозяев Большинство из них случилось лет тридцать назад; Серегил добавил к ним те обрывки новостей, которые дошли до него в изгнании. Тем не менее для дравнийцев все это было ново и интересно, и рассказ Серегила они приняли с благодарностью Когда он закончил, настал черед традиционных выступлений старейшин. Дравнийцы были большими мастерами-сказителями, но письменности не знали. Каждое семейство обладало собственным репертуаром, который имели право исполнять только члены клана. Другие саги были общей собственностью, их рассказывать обычно просили того, кто делал это лучше других. В представление часто включались дети, декламировавшие знакомые строки, а когда нужно было исполнить песню, это поручалось женщинам.
Серегил внес свою лепту, спев несколько баллад, и тут же получил почетное звание бирука — «того, кто помнит много сказаний» — самую высокую похвалу, какая только возможна. К тому времени, когда перед собравшимися появилось огромное блюдо жареной козлятины, он уже начал наслаждаться жизнью.
На общем подносе громоздились жареные ножки, ребра, куски мяса вокруг целой горы вареных потрохов. Когда почетный гость и старейшины наедались, блюдо переходило к остальным; последними пировали дети и собаки. Серегилу прислуживали сама Сеуна и ее старшие дочери.
Две девушки опустились на колени рядом с гостем, предлагая ему ломти темного хлеба, на которые их мать выкладывала самые отборные куски мяса. Серегил вежливо поблагодарил их, взял предложенное угощение и впился в мясо зубами — это был знак остальным начать еду.
Жесткое, приправленное специями мясо помогло Серегилу справиться с последствиями магии, и, когда все наелись, он устроил целое представление, вручая Ретаку и его соплеменникам предназначенные для них дары.
Жестом попросив собравшихся освободить место перед ним, Серегил незаметно достал из рукава один из данных ему Нисандером прутиков и сломал его пальцами, одновременно делая руками замысловатые пассы. Перед восхищенными зрителями прямо из воздуха возникло несколько корзин с фруктами.
Их стали передавать из рук в руки под громкие возгласы восхищения и удивления.
Серегил с улыбкой достал еще один прутик. На этот раз из воздуха возникла шкатулка с серебряными монетами Дравнийцы не пользовались деньгами, но им очень понравился блеск металла и тонкость чеканки. Следующие чудеса, сотворенные Серегилом, выражались в появлении рулонов ярких шелков, бронзовых иголок, мотков веревки, пучков целебных трав.
— Ты великий волшебник и щедрый человек, Мерингил, сын Солуна и Никанти, а также настоящий бирук, — объявил Ретак, хлопая Серегила по плечу.
— С этого дня ты — член моего клана. Что можем мы предложить тебе в ответ на твою доброту?
— Для меня ваше гостеприимство — великая честь. Мои дары — всего лишь благодарность за него, — вежливо ответил Серегил. — Есть, однако, одно дело, в котором вы могли бы мне помочь.
Ретак жестом призвал собравшихся ко вниманию.
— Что привело тебя так далеко — в нашу отрезанную от мира долину?
— Я ищу место, где хранится волшебный предмет, о котором рассказывают некоторые легенды. Вы знаете о чем-нибудь подобном?
Реакция последовала незамедлительно. Старшие члены племени обменялись обеспокоенными взглядами. Какая-то женщина уронила вертел, и он зазвенел на каменном полу. Даже дети, сидевшие наверху, перестали шумно обсуждать свои новые сокровища и наклонились над дымовым отверстием, чтобы лучше слышать.
Ретак взмахнул посохом, и вперед вышел маленький высохший старичок, тулуп которого украшали узоры из овечьих зубов В колеблющемся свете очага он казался древней черепахой; его глаза под сморщенными веками так же медленно моргали. Шаман, кряхтя, опустился на колени перед Серегилом и дрожащей рукой затряс костяную погремушку, прежде чем начать говорить.
— Я — Тиман, сын Рогера и Боруны, — сказал он наконец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152