— Итак, ты здесь, вор. Сообщи свою просьбу.
Региал неловко двинулся вперед. Взгляд измученных глаз был устремлен вниз.
— Мой король, я не знаю, что сказать. Как я могу просить за себя?
Акила отвечал:
— Это Суд Милости. Расскажи мне, о какой милости ты просишь?
— Я уже два года провел в Бориоре, — сказал Региал. — Этого достаточно, чтобы искупить мою вину.
— Тебя приговорили к восьми годам, — напомнил помощник канцлера. — Ты просто отнимаешь время у короля.
Региал пришел в волнение. Он поднял руки в наручниках.
— Мой король, мне двадцать пять лет. Я украл несколько овец и жалею об этом с первой минуты. Но ведь я могу трудиться, зачем же запирать меня в клетку, точно прокаженного?
— Ты украл девятнадцать овец, если говорить точнее, — заметил Д’марак. — С личного пастбища барона Гласса.
— Да, точно, — усмехнулся Региал. — Не самый умный ход.
Зал суда рассмеялся. Даже Акила.
— Если барон Гласс обнаружит, что тебя освободили, он потребует плату за своих овец, — сказал он.
— Он уже получил своих поганых овец обратно, когда меня поймали.
— Но ты все равно должен заплатить, — напомнил Акила. — Ты сам сказал, что в порядке и можешь работать, мне тоже так кажется. Может, ты немного истощен, но еда и солнце сделают свою работу.
Лицо Региала просветлело.
— Так я свободен?
— Не вижу причин держать тебя в Бориоре, — ответил Акила.
Ассистент канцлера громко откашлялся, прочищая горло, бросая в сторону короля предостерегающие взгляды. Акила исподлобья посмотрел на него.
— Я сделал что-то не так, Д’марак?
— Мой король, этот человек — преступник, не искупивший греха. Его приговорили к восьми годам, потому что он заслужил это. — Он постучал по книге. — Здесь все записи. Он прожил жизнь вора. Если вы отпустите его, он снова украдет.
Акила подумал минутку, откинувшись в кресле. Суд Милости не должен быть посмешищем, и он меньше всего хотел отпускать опасных для общества людей. Но Региал вовсе не выглядел опасным. Он был грязным, а в остальном напоминал Лукьена, когда тот впервые попал в замок.
— Региал, Суд Милости значит для меня очень много, но не менее важен он для остальных. Если я отпущу человека, который потом опять совершит преступление, весь суд потеряет смысл. Я прекращу оказывать милости и принимать прошения, а суд прекратит свое существование. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
Молодой человек быстро кивнул.
— Да, мой король.
— И ты обещаешь больше не воровать?
Региал положил руку на сердце.
— Обещаю, мой король.
— Обещает! — сердито воскликнул Д’марак. — Король Акила, пожалуйста…
Акила поднял руку.
— Вопрос решен! Отпустите его и отведите в Лайонкип. — Он обратился к Региалу: — Мы собираемся отправить тебя работать в замке, приятель. И я лично стану не спускать с тебя глаз. И предупреждаю: я знаю наперечет каждый серебряный прибор в замке. Если ложки начнут пропадать, отправишься назад в Бориор.
Региал заулыбался. Д’марак вздохнул, а толпа просителей зашушукалась, пораженная щедростью короля.
— Спасибо, о мой король, — с поклоном произнес Региал. — Я не разочарую вас, вот увидите.
— Посмотрим, посмотрим, — отозвался Акила. Он был доволен собой, а также уважением, которое отразилось на лицах людей.
Весь остаток дня просители попадались самые обыкновенные. Привели еще двоих заключенных из Бориора, но ни один из них ничего не украл у барона, поэтому они не произвели такого впечатления на толпу. Д’марак, все еще уязвленный отказом Акилы прислушаться к его увещеваниям, сидел тихо весь процесс, просто зачитывая жалобы и отвечая на вопросы Акилы, который чувствовал, что помощник канцлера находится в смятении.
Наконец, был объявлен последний проситель: день близился к закату.
— Номер сорок три.
Из толпы выступил человек, держа в руке табличку. Он был хорошо одет, блестящие черные волосы тщательно расчесаны на пробор, на стройной фигуре отлично сидел костюм. Он выступил вперед, поклонившись сначала Д’мараку, затем — Акиле. И представился, с улыбкой и немного нервно.
— Спасибо, что согласились выслушать мое прошение, мой король, — сказал он. — Меня зовут Горлон из Кота.
— Добро пожаловать, Горлон, — ответил Акила. День подходил к концу, и он устал, но старался слушать со вниманием. — Ты выглядишь испуганным. Не бойся. Это Суд Милости. Помощник канцлера, в чем состоит дело?
Д’марак пролистал книжечку, пока не дошел до номера сорок три. Усмехнувшись, он произнес:
— Прелюбодеяние, милорд.
Улыбка Акилы исчезла.
— Прелюбодеяние? Это правда, Горлон?
Тот нервно сглотнул.
— Мне очень жаль, но это так, милорд.
В Лиирии прелюбодеяние не являлось преступлением, как изнасилование или кража, но проступком, за который человек был вправе требовать возмещения ущерба. Он мог наказать жену, либо потребовать компенсацию за разрушенный семейный очаг или за разбитое сердце. Суд Милости Акилы имел дело с ворами, проститутками и даже с насильниками, но с прелюбодеями — никогда прежде. Он невзлюбил этого человека по непонятной ему самому причине.
— Не думаю, что стоит отнимать у вас время, мой король, — заметил Д’марак. — Я уверен, что Горлон раскаивается. — Он повернулся к молодому человеку. — В моем гроссбухе указано, что с вас потребовали двадцать соверенов за ущерб. Можете заплатить половину этой суммы?
— Да, охотно, — кивнул Горлон.
Д’марак сделал пометку в книжечке.
— Отлично. Значит, с этим покончено, мой король. Если вы не…
— Стойте, — произнес Акила. — Мы не покончили с этим, помощник канцлера.
Д’марак побледнел, побледнел и Горлон, не ожидавший от короля такого тона. Он сделал шаг назад.
— Объяснитесь, Горлон, — приказал Акила. Он наклонился вперед, сверля взглядом ответчика. — Я хочу знать все о вашем преступлении.
— Мой король, тут нечего объяснять, — забормотал тот. — Я любил замужнюю женщину. И это все. Только моя глупость привела меня сюда.
— А также твоя похоть, — бросил Акила.
— Увы, и это тоже, — согласился Горлон. — Но я не причинил даме никакого вреда. Она охотно пошла со мной и мужу своему сказала то же самое.
— Не причинили вреда? Вы уверены в этом?
Горлон кивнул.
— Да, милорд. Но у меня нет двадцати соверенов, чтобы заплатить этому человеку за ущерб. Если десяти будет достаточно…
— Недостаточно, сэр, — ответил Акила. — Он закрыл глаза и потер виски: начиналась головная боль. Как горделиво держится в суде этот наглый Горлон…
— Мой король, почему бы не позволить ему заплатить десять соверенов и не завершить дело? — спросил Д’марак. — Ведь уже поздно. И это только прелюбодеяние.
— Только прелюбодеяние? — взвился Акила. Он внезапно вскочил, окидывая взглядом зал. — Прелюбодеяние считается преступлением в Лиирии.
Д’марак хихикнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205
Региал неловко двинулся вперед. Взгляд измученных глаз был устремлен вниз.
— Мой король, я не знаю, что сказать. Как я могу просить за себя?
Акила отвечал:
— Это Суд Милости. Расскажи мне, о какой милости ты просишь?
— Я уже два года провел в Бориоре, — сказал Региал. — Этого достаточно, чтобы искупить мою вину.
— Тебя приговорили к восьми годам, — напомнил помощник канцлера. — Ты просто отнимаешь время у короля.
Региал пришел в волнение. Он поднял руки в наручниках.
— Мой король, мне двадцать пять лет. Я украл несколько овец и жалею об этом с первой минуты. Но ведь я могу трудиться, зачем же запирать меня в клетку, точно прокаженного?
— Ты украл девятнадцать овец, если говорить точнее, — заметил Д’марак. — С личного пастбища барона Гласса.
— Да, точно, — усмехнулся Региал. — Не самый умный ход.
Зал суда рассмеялся. Даже Акила.
— Если барон Гласс обнаружит, что тебя освободили, он потребует плату за своих овец, — сказал он.
— Он уже получил своих поганых овец обратно, когда меня поймали.
— Но ты все равно должен заплатить, — напомнил Акила. — Ты сам сказал, что в порядке и можешь работать, мне тоже так кажется. Может, ты немного истощен, но еда и солнце сделают свою работу.
Лицо Региала просветлело.
— Так я свободен?
— Не вижу причин держать тебя в Бориоре, — ответил Акила.
Ассистент канцлера громко откашлялся, прочищая горло, бросая в сторону короля предостерегающие взгляды. Акила исподлобья посмотрел на него.
— Я сделал что-то не так, Д’марак?
— Мой король, этот человек — преступник, не искупивший греха. Его приговорили к восьми годам, потому что он заслужил это. — Он постучал по книге. — Здесь все записи. Он прожил жизнь вора. Если вы отпустите его, он снова украдет.
Акила подумал минутку, откинувшись в кресле. Суд Милости не должен быть посмешищем, и он меньше всего хотел отпускать опасных для общества людей. Но Региал вовсе не выглядел опасным. Он был грязным, а в остальном напоминал Лукьена, когда тот впервые попал в замок.
— Региал, Суд Милости значит для меня очень много, но не менее важен он для остальных. Если я отпущу человека, который потом опять совершит преступление, весь суд потеряет смысл. Я прекращу оказывать милости и принимать прошения, а суд прекратит свое существование. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
Молодой человек быстро кивнул.
— Да, мой король.
— И ты обещаешь больше не воровать?
Региал положил руку на сердце.
— Обещаю, мой король.
— Обещает! — сердито воскликнул Д’марак. — Король Акила, пожалуйста…
Акила поднял руку.
— Вопрос решен! Отпустите его и отведите в Лайонкип. — Он обратился к Региалу: — Мы собираемся отправить тебя работать в замке, приятель. И я лично стану не спускать с тебя глаз. И предупреждаю: я знаю наперечет каждый серебряный прибор в замке. Если ложки начнут пропадать, отправишься назад в Бориор.
Региал заулыбался. Д’марак вздохнул, а толпа просителей зашушукалась, пораженная щедростью короля.
— Спасибо, о мой король, — с поклоном произнес Региал. — Я не разочарую вас, вот увидите.
— Посмотрим, посмотрим, — отозвался Акила. Он был доволен собой, а также уважением, которое отразилось на лицах людей.
Весь остаток дня просители попадались самые обыкновенные. Привели еще двоих заключенных из Бориора, но ни один из них ничего не украл у барона, поэтому они не произвели такого впечатления на толпу. Д’марак, все еще уязвленный отказом Акилы прислушаться к его увещеваниям, сидел тихо весь процесс, просто зачитывая жалобы и отвечая на вопросы Акилы, который чувствовал, что помощник канцлера находится в смятении.
Наконец, был объявлен последний проситель: день близился к закату.
— Номер сорок три.
Из толпы выступил человек, держа в руке табличку. Он был хорошо одет, блестящие черные волосы тщательно расчесаны на пробор, на стройной фигуре отлично сидел костюм. Он выступил вперед, поклонившись сначала Д’мараку, затем — Акиле. И представился, с улыбкой и немного нервно.
— Спасибо, что согласились выслушать мое прошение, мой король, — сказал он. — Меня зовут Горлон из Кота.
— Добро пожаловать, Горлон, — ответил Акила. День подходил к концу, и он устал, но старался слушать со вниманием. — Ты выглядишь испуганным. Не бойся. Это Суд Милости. Помощник канцлера, в чем состоит дело?
Д’марак пролистал книжечку, пока не дошел до номера сорок три. Усмехнувшись, он произнес:
— Прелюбодеяние, милорд.
Улыбка Акилы исчезла.
— Прелюбодеяние? Это правда, Горлон?
Тот нервно сглотнул.
— Мне очень жаль, но это так, милорд.
В Лиирии прелюбодеяние не являлось преступлением, как изнасилование или кража, но проступком, за который человек был вправе требовать возмещения ущерба. Он мог наказать жену, либо потребовать компенсацию за разрушенный семейный очаг или за разбитое сердце. Суд Милости Акилы имел дело с ворами, проститутками и даже с насильниками, но с прелюбодеями — никогда прежде. Он невзлюбил этого человека по непонятной ему самому причине.
— Не думаю, что стоит отнимать у вас время, мой король, — заметил Д’марак. — Я уверен, что Горлон раскаивается. — Он повернулся к молодому человеку. — В моем гроссбухе указано, что с вас потребовали двадцать соверенов за ущерб. Можете заплатить половину этой суммы?
— Да, охотно, — кивнул Горлон.
Д’марак сделал пометку в книжечке.
— Отлично. Значит, с этим покончено, мой король. Если вы не…
— Стойте, — произнес Акила. — Мы не покончили с этим, помощник канцлера.
Д’марак побледнел, побледнел и Горлон, не ожидавший от короля такого тона. Он сделал шаг назад.
— Объяснитесь, Горлон, — приказал Акила. Он наклонился вперед, сверля взглядом ответчика. — Я хочу знать все о вашем преступлении.
— Мой король, тут нечего объяснять, — забормотал тот. — Я любил замужнюю женщину. И это все. Только моя глупость привела меня сюда.
— А также твоя похоть, — бросил Акила.
— Увы, и это тоже, — согласился Горлон. — Но я не причинил даме никакого вреда. Она охотно пошла со мной и мужу своему сказала то же самое.
— Не причинили вреда? Вы уверены в этом?
Горлон кивнул.
— Да, милорд. Но у меня нет двадцати соверенов, чтобы заплатить этому человеку за ущерб. Если десяти будет достаточно…
— Недостаточно, сэр, — ответил Акила. — Он закрыл глаза и потер виски: начиналась головная боль. Как горделиво держится в суде этот наглый Горлон…
— Мой король, почему бы не позволить ему заплатить десять соверенов и не завершить дело? — спросил Д’марак. — Ведь уже поздно. И это только прелюбодеяние.
— Только прелюбодеяние? — взвился Акила. Он внезапно вскочил, окидывая взглядом зал. — Прелюбодеяние считается преступлением в Лиирии.
Д’марак хихикнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205