Художник изобразил здесь охотничьи сценки, и на одной из них был мастерски передан момент, когда коршун, ринувшись с небес, настигает свою добычу — лесную птицу. Мара вздрогнула. Она чувствовала себя почти такой же беспомощной, как эта птица, и думала о том, будет ли ей суждено когда-нибудь снова давать заказы художникам.
Затем явился Джайкен, нагруженный пергаментами, счетными табличками и длинным перечнем решений, которые требовалось принять до отъезда хозяйки. Мара заставила себя отложить на время свои тревоги и сосредоточиться на коммерческих делах. Труднее всего оказалось прийти к согласию, когда очередь дошла до написанной аккуратным почерком Джайкена заметки, в которой он возражал против намерения Мары приобрести партию рабов-мидкемийцев для расчистки новых луговых пастбищ. Но сейчас у нее не было сил, чтобы настаивать на своей правоте, и потому она отложила задуманную покупку: к этому можно будет вернуться и после дня рождения Имперского Стратега. Если ей удастся вернуться живой со сборища в поместье Минванаби, она уж как-нибудь сумеет преодолеть сопротивление Джайкена. Но если кровожадные замыслы Джингу увенчаются успехом, то о сегодняшних хозяйственных начинаниях никто и не вспомнит. Айяки получит регента-деда или погибнет, а Акома будет низведена до положения одного из многих владений семьи Анасати… или стерта с лица земли. Не совладав с тревогой и раздражением, Мара потянулась за следующим листом. На этот раз — единственный раз за все время! — она испытала облегчение, когда беседа с Джайкеном подошла к концу и он покинул кабинет.
***
Приказав принести охлажденные фрукты и сок, Мара отправила посыльного за Аракаси, а одну из горничных — за последним подробным докладом мастера тайного знания о людях, состоящих на службе в резиденции Минванаби. В докладе содержались самые разнообразные сведения: от количества поварят на кухне до имен наложниц властителя и их прошлого.
Как только Аракаси вошел, Мара спросила:
— Все в порядке?
— Госпожа, у твоих агентов все благополучно. Однако мне, в общем, нечего добавить к последнему докладу: необходимые уточнения я внес в этот документ перед тем, как забраться в ванну.
Он замолчал, словно ожидая похвалы. Мара заметила, что лицо у него осунувшееся и усталое — как видно, путешествие было не из легких, — и жестом предложила ему сесть на подушки перед столиком, где уже стоял поднос с фруктами.
Когда Аракаси расположился на указанном месте, Мара сообщила ему о предстоящем праздновании дня рождения Имперского Стратега в поместье Минванаби.
— Мы не имеем права ни на один ложный шаг, — заключила она, когда мастер взял с подноса гроздь ягод сао.
Не выказывая ни малейшего волнения, Аракаси методично отрывал ягоды — одну за другой — от черешков. Покончив с этим делом, он вздохнул:
— Назначь меня в свой почетный эскорт, госпожа.
Мара не сразу нашлась, что ответить.
— Это опасно, — только и сказала она.
Она пристально вглядывалась в лицо мастера, прекрасно сознавая, что его снедает жажда мести не менее жгучая, чем у нее самой. Если ему не изменит осмотрительность, он жизни не пожалеет, чтобы расстроить планы врагов и победить.
— Опасность действительно велика, госпожа. Смертельная опасность. — Он сжал ягоду между пальцами, и сок красной струйкой потек у него по ладони. — И тем не менее, позволь мне отправиться с тобой.
Не сразу Мара сумела подавить колебания у себя в душе. Наклонив голову, она наконец дала понять, что соглашается; однако решение досталось ей нелегко. Ни он, ни она ни словом не обмолвились о том, что, стремясь спасти жизнь госпожи, Аракаси легко может лишиться собственной жизни. Хотя он и умел носить парадные доспехи с достоинством истинного воина, в искусстве владеть оружием он был совсем не силен. То, что он вызвался сопровождать Мару, могло означать лишь одно: ей придется защищаться от самых подлых, самых коварных ухищрений, на какие только способна низкая натура Минванаби.
Понимала она и другое. Если ее постигнет беда, для нее все будет кончено; но в таком случае, может быть, Аракаси захочет использовать последний оставшийся у него шанс добиться их общей заветной цели, пока Джингу находится в пределах его досягаемости. И она обязана хоть этим отплатить ему
— и за чо-джайнов, и за все, что он сделал для укрепления безопасности Акомы.
— Я собиралась взять Люджана… но, возможно, здесь он будет нужнее.
Даже Кейок в конце концов признал, хотя и неохотно, что Люджан, при всех его мошеннических повадках, показал себя как способный офицер. И если Кейоку придется защищать Айяки… Мара запретила себе эти мысли.
— Ступай к Вайо, — сказала она. — Если он доверит тебе один из офицерских плюмажей, ты можешь помочь ему отобрать людей в мою свиту.
Мара нашла в себе силы бегло улыбнуться ему, пока страх не оледенил ее лицо. Аракаси с поклоном удалился. Едва он покинул кабинет, Мара резко хлопнула в ладоши, вызывая слуг, и приказала им немедленно убрать с глаз долой поднос с остатками фруктов.
Еще не совсем стемнело, и Мара в последний раз взглянула на расписную перегородку с охотничьими сценками. Ну что ж, вот и кончилось это изматывающее ожидание: хищник ринулся из поднебесья к намеченной добыче. И хотя Минванаби горд, уверен в себе и считает себя сильнее всех, она должна теперь найти способ, как победить врага на его родной земле.
***
Кончалось лето. Высохшие дороги, над которыми висела удушающая пыль, поднятая в воздух многочисленными караванами, не сулили приятного путешествия. Весь путь до владений Минванаби — если не считать короткого перехода по суше до Сулан-Ку — Мара в сопровождении почетного эскорта из пятидесяти воинов проделала на барке. На этот раз она не обращала ни малейшего внимания на суету у пристани и в городе: совсем другим были заняты ее мысли. Расположившись вместе с Накойей на подушках под навесом, она вдруг подумала: а ведь сейчас ей совсем не кажется странным, что она управляет домом своего отца. За годы, прошедшие со времени ее пребывания в храме Лашимы, многое изменилось вокруг. Изменилась и она сама: повзрослела, набралась опыта… и теперь у нее достаточно самообладания, чтобы не выдать своего страха. Отблеск подобного горделивого чувства был заметен и на лице Кейока, когда он размещал солдат на палубе барки. Потом рулевой завел свою ходовую песню, гребцы налегли на шесты, и рябь побежала от раскрашенного носа семейной барки Акомы.
Путешествие вверх по реке заняло шесть дней. Большую часть этого срока Мара провела в благочестивой сосредоточенности. Рабы усердно отталкивались шестами, и барка продвигалась, оставляя позади акры болотистых равнин и пряно пахнущие просторы заливных тайзовых плантаций.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158
Затем явился Джайкен, нагруженный пергаментами, счетными табличками и длинным перечнем решений, которые требовалось принять до отъезда хозяйки. Мара заставила себя отложить на время свои тревоги и сосредоточиться на коммерческих делах. Труднее всего оказалось прийти к согласию, когда очередь дошла до написанной аккуратным почерком Джайкена заметки, в которой он возражал против намерения Мары приобрести партию рабов-мидкемийцев для расчистки новых луговых пастбищ. Но сейчас у нее не было сил, чтобы настаивать на своей правоте, и потому она отложила задуманную покупку: к этому можно будет вернуться и после дня рождения Имперского Стратега. Если ей удастся вернуться живой со сборища в поместье Минванаби, она уж как-нибудь сумеет преодолеть сопротивление Джайкена. Но если кровожадные замыслы Джингу увенчаются успехом, то о сегодняшних хозяйственных начинаниях никто и не вспомнит. Айяки получит регента-деда или погибнет, а Акома будет низведена до положения одного из многих владений семьи Анасати… или стерта с лица земли. Не совладав с тревогой и раздражением, Мара потянулась за следующим листом. На этот раз — единственный раз за все время! — она испытала облегчение, когда беседа с Джайкеном подошла к концу и он покинул кабинет.
***
Приказав принести охлажденные фрукты и сок, Мара отправила посыльного за Аракаси, а одну из горничных — за последним подробным докладом мастера тайного знания о людях, состоящих на службе в резиденции Минванаби. В докладе содержались самые разнообразные сведения: от количества поварят на кухне до имен наложниц властителя и их прошлого.
Как только Аракаси вошел, Мара спросила:
— Все в порядке?
— Госпожа, у твоих агентов все благополучно. Однако мне, в общем, нечего добавить к последнему докладу: необходимые уточнения я внес в этот документ перед тем, как забраться в ванну.
Он замолчал, словно ожидая похвалы. Мара заметила, что лицо у него осунувшееся и усталое — как видно, путешествие было не из легких, — и жестом предложила ему сесть на подушки перед столиком, где уже стоял поднос с фруктами.
Когда Аракаси расположился на указанном месте, Мара сообщила ему о предстоящем праздновании дня рождения Имперского Стратега в поместье Минванаби.
— Мы не имеем права ни на один ложный шаг, — заключила она, когда мастер взял с подноса гроздь ягод сао.
Не выказывая ни малейшего волнения, Аракаси методично отрывал ягоды — одну за другой — от черешков. Покончив с этим делом, он вздохнул:
— Назначь меня в свой почетный эскорт, госпожа.
Мара не сразу нашлась, что ответить.
— Это опасно, — только и сказала она.
Она пристально вглядывалась в лицо мастера, прекрасно сознавая, что его снедает жажда мести не менее жгучая, чем у нее самой. Если ему не изменит осмотрительность, он жизни не пожалеет, чтобы расстроить планы врагов и победить.
— Опасность действительно велика, госпожа. Смертельная опасность. — Он сжал ягоду между пальцами, и сок красной струйкой потек у него по ладони. — И тем не менее, позволь мне отправиться с тобой.
Не сразу Мара сумела подавить колебания у себя в душе. Наклонив голову, она наконец дала понять, что соглашается; однако решение досталось ей нелегко. Ни он, ни она ни словом не обмолвились о том, что, стремясь спасти жизнь госпожи, Аракаси легко может лишиться собственной жизни. Хотя он и умел носить парадные доспехи с достоинством истинного воина, в искусстве владеть оружием он был совсем не силен. То, что он вызвался сопровождать Мару, могло означать лишь одно: ей придется защищаться от самых подлых, самых коварных ухищрений, на какие только способна низкая натура Минванаби.
Понимала она и другое. Если ее постигнет беда, для нее все будет кончено; но в таком случае, может быть, Аракаси захочет использовать последний оставшийся у него шанс добиться их общей заветной цели, пока Джингу находится в пределах его досягаемости. И она обязана хоть этим отплатить ему
— и за чо-джайнов, и за все, что он сделал для укрепления безопасности Акомы.
— Я собиралась взять Люджана… но, возможно, здесь он будет нужнее.
Даже Кейок в конце концов признал, хотя и неохотно, что Люджан, при всех его мошеннических повадках, показал себя как способный офицер. И если Кейоку придется защищать Айяки… Мара запретила себе эти мысли.
— Ступай к Вайо, — сказала она. — Если он доверит тебе один из офицерских плюмажей, ты можешь помочь ему отобрать людей в мою свиту.
Мара нашла в себе силы бегло улыбнуться ему, пока страх не оледенил ее лицо. Аракаси с поклоном удалился. Едва он покинул кабинет, Мара резко хлопнула в ладоши, вызывая слуг, и приказала им немедленно убрать с глаз долой поднос с остатками фруктов.
Еще не совсем стемнело, и Мара в последний раз взглянула на расписную перегородку с охотничьими сценками. Ну что ж, вот и кончилось это изматывающее ожидание: хищник ринулся из поднебесья к намеченной добыче. И хотя Минванаби горд, уверен в себе и считает себя сильнее всех, она должна теперь найти способ, как победить врага на его родной земле.
***
Кончалось лето. Высохшие дороги, над которыми висела удушающая пыль, поднятая в воздух многочисленными караванами, не сулили приятного путешествия. Весь путь до владений Минванаби — если не считать короткого перехода по суше до Сулан-Ку — Мара в сопровождении почетного эскорта из пятидесяти воинов проделала на барке. На этот раз она не обращала ни малейшего внимания на суету у пристани и в городе: совсем другим были заняты ее мысли. Расположившись вместе с Накойей на подушках под навесом, она вдруг подумала: а ведь сейчас ей совсем не кажется странным, что она управляет домом своего отца. За годы, прошедшие со времени ее пребывания в храме Лашимы, многое изменилось вокруг. Изменилась и она сама: повзрослела, набралась опыта… и теперь у нее достаточно самообладания, чтобы не выдать своего страха. Отблеск подобного горделивого чувства был заметен и на лице Кейока, когда он размещал солдат на палубе барки. Потом рулевой завел свою ходовую песню, гребцы налегли на шесты, и рябь побежала от раскрашенного носа семейной барки Акомы.
Путешествие вверх по реке заняло шесть дней. Большую часть этого срока Мара провела в благочестивой сосредоточенности. Рабы усердно отталкивались шестами, и барка продвигалась, оставляя позади акры болотистых равнин и пряно пахнущие просторы заливных тайзовых плантаций.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158