Под присмотром Аракаси домашние рабы подносили и убирали подносы с фруктами, вымоченными в вине. Запах винных паров все сильнее ощущался в дыхании Барули; с каждой минутой его язык становился более раскованным, а смех громче разносился по саду. Пару раз он решился коснуться пальцами руки Мары, и хотя она нисколько не опьянела от выпитого вина, ее тело откликнулось на нежность юноши легким трепетом. Она спокойно раздумывала о том, что, может быть, Накойя права и любовь мужчины и женщины действительно таит в себе нечто большее, чем грубое насилие Бантокапи.
Но ее внутренние барьеры оставались поднятыми. Хотя самой Маре вся эта сцена казалась смехотворной (настолько чужда была ей роль обольстительницы), она не могла не заметить, что Барули, похоже, был на верху блаженства. Он пожирал ее взглядом. В какой-то момент их беседы, когда Мара взмахнула рукой, подавая Аракаси знак, что нужно подлить вина, ворот ее платья слегка распахнулся. Памятуя о советах Накойи, она слегка помедлила, прежде чем благонравно прикрыться. Барули, казалось, лишился дара речи; он никак не мог заставить себя отвести взгляд от нежного холмика приоткрывшейся груди. Как странно, подумала Мара, что такого красавца привлекает такая чепуха! Должно быть, у него в жизни уже было много женщин, так почему же еще одна не вызывает у него скуки? Но мудрость пришла к няне из глубины веков. Мара последовала наказу советницы и повторила опыт. Она сидела в свободной позе, подтянув колени к подбородку; не было ничего удивительного в том, что подол ее невесомого платья соскользнул с колена.
Барули изменился в лице. Смеясь, чаще прежнего поднося кубок к губам, чтобы скрыть неловкость, он не отрывал восторженного взора от обнажившегося бедра.
Накойя опять оказалась права. Но пора было завершать приятную беседу, и Мара сказала:
— Барули, я должна попросить у тебя прощения. Сегодня я встала раньше обычного… и так устала в дороге… Мне необходим отдых. Но, надеюсь, у тебя найдется время вернуться к нам через… — она состроила гримаску, как будто ей было трудно соображать, а затем улыбнулась, — скажем, через два дня.
Она поднялась с подушек, постаравшись сделать это движение как можно более грациозным и заодно позаботившись, чтобы полы ее одеяния разошлись пошире. Румянец Барули разгорался все ярче. К удовольствию Мары, очарованный гость горячо заверил ее, что вернется, когда госпоже будет угодно. Затем вздохнул, словно для него эти два дня казались мучительно долгим сроком.
Мара вышла из сада, не сомневаясь, что он провожал ее взглядом, пока она не скрылась в доме. Накойя ожидала госпожу у первой же двери; блеск ее глаз не оставлял сомнений в том, что беседа Мары с красавцем гостем прошла под наблюдением первой советницы от начала и до конца.
— А что, у всех мужчин мозги между ногами? — поинтересовалась Мара. Нахмурившись, она сопоставляла поведение Барули с суровой манерой отца и легкомысленным очарованием брата.
Накойя поспешила отвести ее подальше от тонкой перегородки.
— У большинства — да, благодаря богам. — Помедлив перед дверью, ведущей в покои Мары, она добавила:
— Госпожа, у женщин не так уж много средств, чтобы управлять собственной судьбой. Тебе выпала редкая удача — стать властительницей. Почти все женщины целиком зависят от прихоти своих господ, мужей или отцов, и самое мощное оружие, которое есть в нашем распоряжении, — то, которым ты только что воспользовалась. Опасайся мужчины, не испытывающего влечения к женщине, ведь для него ты всего лишь орудие для достижения своих целей… или враг. — С гордостью глядя на госпожу, она похлопала ее по плечу. — Но наш крикушонок, по-моему, потрясен настолько, что его отец может быть доволен. А сейчас я поспешу перехватить его во внешнем дворе, пока он не двинулся в обратный путь. Надо же надоумить дорогого гостя, какие новые шаги он должен предпринять, чтобы пленить тебя окончательно.
Мара наблюдала, как старушка энергично засеменила прочь, и попыталась догадаться, что именно Накойя собирается внушить юному кавалеру из Кеотары. Затем решила, что лучше обдумает эту тему, лежа в горячей ванне. Она только что воспользовалась нехитрыми приемами обольщения, чтобы воспламенить Барули, и достигла успеха. Но после этого чувствовала себя так, словно вывалялась в грязи.
Глава 13. ОБОЛЬЩЕНИЕ
Глаза мальчика-посыльного, сидевшего на циновке у двери, округлились, и он повернул к госпоже растерянное лицо. Мальчик был новичком на этом посту, и Мара без труда догадалась о причине его изумления: как видно, во двор с помпой вступал какой-то знатный гость. Она отпустила двух новых воинов, завербованных только сегодня утром, и когда те, поклонившись, отправились вслед за слугой, — он только что явился, чтобы проводить их в казармы, — Мара осведомилась:
— Кто там? Барули из Кеотары?
Юный посыльный коротко кивнул. Мара энергично потянулась и поднялась на ноги, сбросив с колен пергаментные свитки и счетные таблички. Вот тогда настал черед остолбенеть ей самой. Барули приближался к дому в блистающих новизной носилках, украшенных развевающимися лентами. Жемчуг и перламутр, которыми были расшиты эти ленты, переливались в лучах утреннего солнца, являя собой поистине феерическое зрелище. Гость был облачен в шелковые одежды, окаймленные по подолу затейливой вышивкой; крошечные сапфиры, обильно усеивающие головной убор, подчеркивали цвет глаз юноши. Но тщеславие Кеотары требовало большего. Мара заметила, что на сей раз носильщики были подобраны один к одному по росту и телосложению; ни изнурительный труд, ни грубое обращение не оставили никаких видимых отпечатков на их телах и осанке. Высокие и мускулистые, с умащенной, как у атлетов, кожей, они походили на юных богов, — и все это выглядело, словно ожившая картинка из детской сказки.
Помимо почетного эскорта Кеотары, носилки сопровождала целая дюжина музыкантов. Они громко и слаженно играли на своих рожках и виеллах, пока ослепительная процессия продвигалась к парадному входу.
Повинуясь приказу госпожи, слуга собрал таблички и пергаментные свитки, а Миса тем временем помогла Маре привести себя в порядок. У Накойи, судя по всему, уже были задуманы какие-то новые уловки. Три последних визита Барули кончались тем, что первая советница Акомы спроваживала юношу, нашептав при этом, что никакой мужчина не добьется расположения властительницы, если он не готов бросить к ее ногам свои богатства в доказательство снедающей его любовной лихорадки. Когда они вместе обедали в саду — а это было дважды, — Мара чувствовала себя чем-то вроде куска мяса на прилавке, выложенного для привлечения покупателей. Но всякий раз, как Мара смеялась над очередной глупой шуткой или разыгрывала удивление, выслушивая откровения о том или ином придворном вельможе, рассказчик просто таял от удовольствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158
Но ее внутренние барьеры оставались поднятыми. Хотя самой Маре вся эта сцена казалась смехотворной (настолько чужда была ей роль обольстительницы), она не могла не заметить, что Барули, похоже, был на верху блаженства. Он пожирал ее взглядом. В какой-то момент их беседы, когда Мара взмахнула рукой, подавая Аракаси знак, что нужно подлить вина, ворот ее платья слегка распахнулся. Памятуя о советах Накойи, она слегка помедлила, прежде чем благонравно прикрыться. Барули, казалось, лишился дара речи; он никак не мог заставить себя отвести взгляд от нежного холмика приоткрывшейся груди. Как странно, подумала Мара, что такого красавца привлекает такая чепуха! Должно быть, у него в жизни уже было много женщин, так почему же еще одна не вызывает у него скуки? Но мудрость пришла к няне из глубины веков. Мара последовала наказу советницы и повторила опыт. Она сидела в свободной позе, подтянув колени к подбородку; не было ничего удивительного в том, что подол ее невесомого платья соскользнул с колена.
Барули изменился в лице. Смеясь, чаще прежнего поднося кубок к губам, чтобы скрыть неловкость, он не отрывал восторженного взора от обнажившегося бедра.
Накойя опять оказалась права. Но пора было завершать приятную беседу, и Мара сказала:
— Барули, я должна попросить у тебя прощения. Сегодня я встала раньше обычного… и так устала в дороге… Мне необходим отдых. Но, надеюсь, у тебя найдется время вернуться к нам через… — она состроила гримаску, как будто ей было трудно соображать, а затем улыбнулась, — скажем, через два дня.
Она поднялась с подушек, постаравшись сделать это движение как можно более грациозным и заодно позаботившись, чтобы полы ее одеяния разошлись пошире. Румянец Барули разгорался все ярче. К удовольствию Мары, очарованный гость горячо заверил ее, что вернется, когда госпоже будет угодно. Затем вздохнул, словно для него эти два дня казались мучительно долгим сроком.
Мара вышла из сада, не сомневаясь, что он провожал ее взглядом, пока она не скрылась в доме. Накойя ожидала госпожу у первой же двери; блеск ее глаз не оставлял сомнений в том, что беседа Мары с красавцем гостем прошла под наблюдением первой советницы от начала и до конца.
— А что, у всех мужчин мозги между ногами? — поинтересовалась Мара. Нахмурившись, она сопоставляла поведение Барули с суровой манерой отца и легкомысленным очарованием брата.
Накойя поспешила отвести ее подальше от тонкой перегородки.
— У большинства — да, благодаря богам. — Помедлив перед дверью, ведущей в покои Мары, она добавила:
— Госпожа, у женщин не так уж много средств, чтобы управлять собственной судьбой. Тебе выпала редкая удача — стать властительницей. Почти все женщины целиком зависят от прихоти своих господ, мужей или отцов, и самое мощное оружие, которое есть в нашем распоряжении, — то, которым ты только что воспользовалась. Опасайся мужчины, не испытывающего влечения к женщине, ведь для него ты всего лишь орудие для достижения своих целей… или враг. — С гордостью глядя на госпожу, она похлопала ее по плечу. — Но наш крикушонок, по-моему, потрясен настолько, что его отец может быть доволен. А сейчас я поспешу перехватить его во внешнем дворе, пока он не двинулся в обратный путь. Надо же надоумить дорогого гостя, какие новые шаги он должен предпринять, чтобы пленить тебя окончательно.
Мара наблюдала, как старушка энергично засеменила прочь, и попыталась догадаться, что именно Накойя собирается внушить юному кавалеру из Кеотары. Затем решила, что лучше обдумает эту тему, лежа в горячей ванне. Она только что воспользовалась нехитрыми приемами обольщения, чтобы воспламенить Барули, и достигла успеха. Но после этого чувствовала себя так, словно вывалялась в грязи.
Глава 13. ОБОЛЬЩЕНИЕ
Глаза мальчика-посыльного, сидевшего на циновке у двери, округлились, и он повернул к госпоже растерянное лицо. Мальчик был новичком на этом посту, и Мара без труда догадалась о причине его изумления: как видно, во двор с помпой вступал какой-то знатный гость. Она отпустила двух новых воинов, завербованных только сегодня утром, и когда те, поклонившись, отправились вслед за слугой, — он только что явился, чтобы проводить их в казармы, — Мара осведомилась:
— Кто там? Барули из Кеотары?
Юный посыльный коротко кивнул. Мара энергично потянулась и поднялась на ноги, сбросив с колен пергаментные свитки и счетные таблички. Вот тогда настал черед остолбенеть ей самой. Барули приближался к дому в блистающих новизной носилках, украшенных развевающимися лентами. Жемчуг и перламутр, которыми были расшиты эти ленты, переливались в лучах утреннего солнца, являя собой поистине феерическое зрелище. Гость был облачен в шелковые одежды, окаймленные по подолу затейливой вышивкой; крошечные сапфиры, обильно усеивающие головной убор, подчеркивали цвет глаз юноши. Но тщеславие Кеотары требовало большего. Мара заметила, что на сей раз носильщики были подобраны один к одному по росту и телосложению; ни изнурительный труд, ни грубое обращение не оставили никаких видимых отпечатков на их телах и осанке. Высокие и мускулистые, с умащенной, как у атлетов, кожей, они походили на юных богов, — и все это выглядело, словно ожившая картинка из детской сказки.
Помимо почетного эскорта Кеотары, носилки сопровождала целая дюжина музыкантов. Они громко и слаженно играли на своих рожках и виеллах, пока ослепительная процессия продвигалась к парадному входу.
Повинуясь приказу госпожи, слуга собрал таблички и пергаментные свитки, а Миса тем временем помогла Маре привести себя в порядок. У Накойи, судя по всему, уже были задуманы какие-то новые уловки. Три последних визита Барули кончались тем, что первая советница Акомы спроваживала юношу, нашептав при этом, что никакой мужчина не добьется расположения властительницы, если он не готов бросить к ее ногам свои богатства в доказательство снедающей его любовной лихорадки. Когда они вместе обедали в саду — а это было дважды, — Мара чувствовала себя чем-то вроде куска мяса на прилавке, выложенного для привлечения покупателей. Но всякий раз, как Мара смеялась над очередной глупой шуткой или разыгрывала удивление, выслушивая откровения о том или ином придворном вельможе, рассказчик просто таял от удовольствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158