По периметру аэродрома выстроились в ряд танки «235 M1AZ», нацелив пушки на что-то, что скрывалось за забором с высоким напряжением.
Самолет подрулил к Шестым воротам и остановился. Когда двигатели смолкли, наступила глубокая тишина. Самолет окружили джипы «мухтасибина», застыв в ожидании, как шакалы около раненого льва. Здесь же стояли люди с винтовками. Яркие прожектора освещали самолет и небольшой участок поля вокруг него.
К самолету подкатил подъемник. Через несколько секунд боковая дверь открылась. На мгновение в проем выглянул стюард, затем нырнул обратно. Вслед за ним в двери появился одетый в белое Папа, сидевший в свой каталке. Отец Нуалан вкатил его на площадку подъемника. Кто-то включил его, и они медленно опустились на землю. Священник стоял, положив руку на спинку коляски, Папа держался со всем возможным достоинством, сложив руки на коленях, с безучастным выражением на лице.
Подъемник остановился. Мухтасиб отодвинул ограждение, и Нуалан вывез каталку на бетон. Через несколько секунд им навстречу вышел высокий человек в безукоризненно сидевшей на нем одежде. Они остановились лицом к нему.
— Добро пожаловать в Египет, Ваше Святейшество, — сказал незнакомец на безупречном английском. В его голосе не слышалось и намека на иронию. Папа с первого взгляда понял, что он не египтянин.
— Вы неудачно подбираете слова, — ответил он. — Я прибыл сюда под давлением, как заложник, а не как гость. Пожалуйста, не делайте вид, что считаете меня гостем. Я отдаю себя в ваши руки. Я ваш пленник. Поэтому я настаиваю, чтобы вы вели себя со мной соответственно.
Голландец нахмурился и смущенно отвел взгляд. Он волновался и с трудом мог скрыть это. Проснувшийся в его душе мальчик-католик, впервые причастившийся, будущий священник, почувствовал страх и благоговение, несмотря на то что новая вера давно овладела им, обрезанным бородачом, молящимся по-арабски и постоянно совершающим омовения. Он почти забыл свои долгие бдения перед другим алтарем, ночи, проведенные на коленях давным-давно перед иными святынями.
— Следуйте за мной, — приказал он, безжалостно подавив ребенка в своей душе.
— Я никуда не пойду без гарантий, — заявил Папа.
— Вы не в таком положении.
— Во-первых, моему секретариату и команде самолета должно быть позволено покинуть Египет, как только самолет будет заправлен и готов к вылету.
— Я не могу...
— Во-вторых, о моем прибытии в Египет сегодня же вечером должны быть оповещены мировые средства массовой информации. Вы можете сказать, если желаете, что я прибыл сюда по собственной воле и что волен в любой момент покинуть страну.
— Это не подлежит обсуждению. Вам же сказано...
— В-третьих, все иностранцы-христиане, находящиеся на египетской земле, должны быть немедленно освобождены и отправлены домой. Конкретные детали процедуры я оставляю на ваше усмотрение. Но им не должно быть причинено никакого вреда.
— Это приемлемо. Однако в стране есть копты с двойным гражданством — главным образом американским. Я сожалею, но они...
— Им тоже должно быть позволено уехать. Таковы мои условия. Позже я могу к ним что-нибудь добавить. Я дам вам знать.
— Мне кажется, вы не понимаете. — Голландец наливался яростью. Он должен показать понтифику, какой властью обладает. — Вы не в том положении, чтобы выдвигать условия. Полученное вами послание было весьма недвусмысленным. Если вы не доберетесь до указанного места к полуночи, первые копты начнут умирать. Даю вам слово. Мои подчиненные уже получили приказы.
Папа заметно напрягся. Нуалан, знавший его много лет, мог только догадываться, что творится в его душе. Что-то тревожило Святого Отца — что-то не имеющее отношения к ситуации и поселившееся в его мыслях задолго до того, как они покинули Ватикан. Казалось, что Папа напуган и в то же время сильно разгневан.
— Когда я встречусь с президентом эль-Куртуби?
— Он будет ждать в месте назначения. Должен вам сказать, что он ждет вашей встречи с живейшим интересом.
* * *
Они объехали город с севера, направляясь на запад. В большом черном автомобиле впереди сидел Голландец, на заднем сиденье Папа и отец Нуалан. Перед ними, на откидных сиденьях, — Майкл и Айше в наручниках. Сидевший сбоку вооруженный мухтасиб внимательно наблюдал за ними. Папа сидел с левой стороны машины, глядя в темноту, на фонари вдоль дороги, на город, протянувшийся на юг — Вавилонскую Блудницу, Вавилон — великий город, Содом и Египет, город башен, город чудовищ, богохульств, пороков, Каир Торжествующий. Он не понимал, почему небо такое светлое и почему над горизонтом поднимается красное зарево. Солнце давно село, и зарево было на юге, а не на западе.
— Что это за свет? Вон там, в небе.
Голландец даже не повернул головы. Он и так знал ответ.
— Каир горит, — сказал он ровным голосом, без эмоций, как будто был старым и уставшим гидом.
Папа снова взглянул в окно. На этот раз он увидел, что зарево было от поднимающейся к низким тучам стены огня, пылавшего не слишком далеко. Если бы сейчас был день, он бы видел пелену черного дыма, окутавшую горизонт. Казалось, что огонь растянулся на многие мили.
— Каир? Весь город? Разве это может быть?
— Пожар начался несколько часов назад. Его начал проповедник в мечети Сайида-Зейнаб. Он сказал, что этот город проклят, как Города Равнины. Аллах поставил на нем Свою печать, и он не поднимет Своей руки, пока верующие не сожгут город. Только так можно выжечь чуму — из Каира, из Египта, из наших душ.
— И ничего не было сделано? — спросил Майкл.
Голландец пожал плечами:
— Сделано? А что тут можно сделать? Да и зачем что-то делать? Такова воля Аллаха. Что нам остается?
— Но здесь живут миллионы людей, — запротестовал Папа. — Число жертв будет огромно. Правительство должно что-то сделать. Вы должны спасти всех, кого возможно.
Голландец повернулся и посмотрел на своего узника. Теперь их отношения стали ясными. Вся двусмысленность исчезла.
— Что вы нам предлагаете делать, Святой Отец?
Толпы с факелами мечутся от одного квартала к другому, поджигая дома, глядя, как пламя выжигает чуму, наблюдая Божественное очищение в действии. Кто знает? Возможно, они правы. Все зараженные и больные погибнут. Эпидемия кончится.
— А потом? Что будет с теми, кто уцелеет без воды, пищи, в антисанитарных условиях? Не вспыхнет ли новая эпидемия с еще большей силой?
— Уцелевших будет очень мало, — заявил Голландец.
Айше подалась вперед,
— Вы сами подожгли город, не так ли? — сказала она. — Вы же хотели, чтобы это произошло.
Голландец взглянул в окно.
— Такова воля Аллаха, — проговорил он.
Воля Аллаха пылала на горизонте, и ее огонь был достаточно ярким, чтобы его были видно из космоса, если бы там было кому смотреть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Самолет подрулил к Шестым воротам и остановился. Когда двигатели смолкли, наступила глубокая тишина. Самолет окружили джипы «мухтасибина», застыв в ожидании, как шакалы около раненого льва. Здесь же стояли люди с винтовками. Яркие прожектора освещали самолет и небольшой участок поля вокруг него.
К самолету подкатил подъемник. Через несколько секунд боковая дверь открылась. На мгновение в проем выглянул стюард, затем нырнул обратно. Вслед за ним в двери появился одетый в белое Папа, сидевший в свой каталке. Отец Нуалан вкатил его на площадку подъемника. Кто-то включил его, и они медленно опустились на землю. Священник стоял, положив руку на спинку коляски, Папа держался со всем возможным достоинством, сложив руки на коленях, с безучастным выражением на лице.
Подъемник остановился. Мухтасиб отодвинул ограждение, и Нуалан вывез каталку на бетон. Через несколько секунд им навстречу вышел высокий человек в безукоризненно сидевшей на нем одежде. Они остановились лицом к нему.
— Добро пожаловать в Египет, Ваше Святейшество, — сказал незнакомец на безупречном английском. В его голосе не слышалось и намека на иронию. Папа с первого взгляда понял, что он не египтянин.
— Вы неудачно подбираете слова, — ответил он. — Я прибыл сюда под давлением, как заложник, а не как гость. Пожалуйста, не делайте вид, что считаете меня гостем. Я отдаю себя в ваши руки. Я ваш пленник. Поэтому я настаиваю, чтобы вы вели себя со мной соответственно.
Голландец нахмурился и смущенно отвел взгляд. Он волновался и с трудом мог скрыть это. Проснувшийся в его душе мальчик-католик, впервые причастившийся, будущий священник, почувствовал страх и благоговение, несмотря на то что новая вера давно овладела им, обрезанным бородачом, молящимся по-арабски и постоянно совершающим омовения. Он почти забыл свои долгие бдения перед другим алтарем, ночи, проведенные на коленях давным-давно перед иными святынями.
— Следуйте за мной, — приказал он, безжалостно подавив ребенка в своей душе.
— Я никуда не пойду без гарантий, — заявил Папа.
— Вы не в таком положении.
— Во-первых, моему секретариату и команде самолета должно быть позволено покинуть Египет, как только самолет будет заправлен и готов к вылету.
— Я не могу...
— Во-вторых, о моем прибытии в Египет сегодня же вечером должны быть оповещены мировые средства массовой информации. Вы можете сказать, если желаете, что я прибыл сюда по собственной воле и что волен в любой момент покинуть страну.
— Это не подлежит обсуждению. Вам же сказано...
— В-третьих, все иностранцы-христиане, находящиеся на египетской земле, должны быть немедленно освобождены и отправлены домой. Конкретные детали процедуры я оставляю на ваше усмотрение. Но им не должно быть причинено никакого вреда.
— Это приемлемо. Однако в стране есть копты с двойным гражданством — главным образом американским. Я сожалею, но они...
— Им тоже должно быть позволено уехать. Таковы мои условия. Позже я могу к ним что-нибудь добавить. Я дам вам знать.
— Мне кажется, вы не понимаете. — Голландец наливался яростью. Он должен показать понтифику, какой властью обладает. — Вы не в том положении, чтобы выдвигать условия. Полученное вами послание было весьма недвусмысленным. Если вы не доберетесь до указанного места к полуночи, первые копты начнут умирать. Даю вам слово. Мои подчиненные уже получили приказы.
Папа заметно напрягся. Нуалан, знавший его много лет, мог только догадываться, что творится в его душе. Что-то тревожило Святого Отца — что-то не имеющее отношения к ситуации и поселившееся в его мыслях задолго до того, как они покинули Ватикан. Казалось, что Папа напуган и в то же время сильно разгневан.
— Когда я встречусь с президентом эль-Куртуби?
— Он будет ждать в месте назначения. Должен вам сказать, что он ждет вашей встречи с живейшим интересом.
* * *
Они объехали город с севера, направляясь на запад. В большом черном автомобиле впереди сидел Голландец, на заднем сиденье Папа и отец Нуалан. Перед ними, на откидных сиденьях, — Майкл и Айше в наручниках. Сидевший сбоку вооруженный мухтасиб внимательно наблюдал за ними. Папа сидел с левой стороны машины, глядя в темноту, на фонари вдоль дороги, на город, протянувшийся на юг — Вавилонскую Блудницу, Вавилон — великий город, Содом и Египет, город башен, город чудовищ, богохульств, пороков, Каир Торжествующий. Он не понимал, почему небо такое светлое и почему над горизонтом поднимается красное зарево. Солнце давно село, и зарево было на юге, а не на западе.
— Что это за свет? Вон там, в небе.
Голландец даже не повернул головы. Он и так знал ответ.
— Каир горит, — сказал он ровным голосом, без эмоций, как будто был старым и уставшим гидом.
Папа снова взглянул в окно. На этот раз он увидел, что зарево было от поднимающейся к низким тучам стены огня, пылавшего не слишком далеко. Если бы сейчас был день, он бы видел пелену черного дыма, окутавшую горизонт. Казалось, что огонь растянулся на многие мили.
— Каир? Весь город? Разве это может быть?
— Пожар начался несколько часов назад. Его начал проповедник в мечети Сайида-Зейнаб. Он сказал, что этот город проклят, как Города Равнины. Аллах поставил на нем Свою печать, и он не поднимет Своей руки, пока верующие не сожгут город. Только так можно выжечь чуму — из Каира, из Египта, из наших душ.
— И ничего не было сделано? — спросил Майкл.
Голландец пожал плечами:
— Сделано? А что тут можно сделать? Да и зачем что-то делать? Такова воля Аллаха. Что нам остается?
— Но здесь живут миллионы людей, — запротестовал Папа. — Число жертв будет огромно. Правительство должно что-то сделать. Вы должны спасти всех, кого возможно.
Голландец повернулся и посмотрел на своего узника. Теперь их отношения стали ясными. Вся двусмысленность исчезла.
— Что вы нам предлагаете делать, Святой Отец?
Толпы с факелами мечутся от одного квартала к другому, поджигая дома, глядя, как пламя выжигает чуму, наблюдая Божественное очищение в действии. Кто знает? Возможно, они правы. Все зараженные и больные погибнут. Эпидемия кончится.
— А потом? Что будет с теми, кто уцелеет без воды, пищи, в антисанитарных условиях? Не вспыхнет ли новая эпидемия с еще большей силой?
— Уцелевших будет очень мало, — заявил Голландец.
Айше подалась вперед,
— Вы сами подожгли город, не так ли? — сказала она. — Вы же хотели, чтобы это произошло.
Голландец взглянул в окно.
— Такова воля Аллаха, — проговорил он.
Воля Аллаха пылала на горизонте, и ее огонь был достаточно ярким, чтобы его были видно из космоса, если бы там было кому смотреть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112