Мое
продвижение на фирме - одной из трех крупнейших в Нью-Йорке
- было стабильным, но крайне медленным. Я трудился, как
мул, но у меня не было настоящих способностей. Я знаю людей,
которые начинали с моей помощью и делали гигантские скачки,
в то время как я продвигался медленным шагом. Я наблюдал за
всем этим без особого удивления.
За все время до того дня, когда Уотерхауз зашел ко мне
в офис в начале ноября, мне довелось лишь обменяться с ним
парой любезных фраз, посещать вместе обязательный банкет,
устраиваемый фирмой ежегодно в октябре и встречаться чуть
чаще накануне спада 196... года.
Этот визит был столь необычным, что у меня возникли
неприятные мыли об увольнении, равно как и надежды на
неожиданное продвижение. Уотерхауз стоял у двери,
облокотившись о косяк, со своим сверкающим значком общества
Фи-Бета-Капа на пиджаке и говорил вежливые общие фразы -
ничего из того, что он сказал, не имело какого-то значения.
Я ждал, когда он закончит с любезностями и перейдет к делам:
"Да, по поводу этой справки Кейси" или "Нас попросили
расследовать назначение мэром Салковича на..." Но, казалось,
дел никаких и не было. Он посмотрел на часы и сказал, что
ему была приятна наша беседа и что ему надо идти.
Я все еще не мог придти в себя от растерянности, когда
он повернулся и обронил: "Есть место, которое я посещаю по
вечерам в большинство вторников - что-то вроде клуба. В
основном старые дурни, но некоторые из них могут составить
неплохую компанию. У них запас превосходных вин, если вы
ценитель. Время от времени кто-то из них рассказывает
хорошую историю. Почему бы вам не пойти как-нибудь вечером
туда, Дэвид? Как мой гость".
Я пробормотал что-то в ответ и до сих пор я не уверен,
что я тогда сказал. Я был смущен этим предложением.
Казалось, что оно было сделано под влиянием минуты, но его
холодно-голубые англосаксонские глаза под густыми завитками
бровей явно говорили о другом. И если я не могу вспомнить
точно, что я ответил на это загадочное предложение, то
только потому, что в тот момент неожиданно понял, что нечто
подобное я и ожидал от него все это время.
В тот вечер Эллен восприняла эту новость с
любопытством, переходящим в раздражение. Я работал с
Уотерхаузом, Карденом, Лаутоном, Фрейзером и Эффингемом уже
около пятнадцати лет, и было понятно, что я уже не мог
надеяться занять более высокое положение в фирме. Эллен же
сочла, что таким образом фирма нашла более дешевый способ
моего вознаграждения за службу.
"Старики, собирающиеся, чтобы рассказать истории о
войне или поиграть в покер, - сказала она. -
Предполагается, что ты будешь проводить счастливые вечера в
библиотеке, пока они не отправят тебя на пенсию... Да, я
приготовлю тебе виски со льдом". Она нежно меня поцеловала.
Бог знает, что Эллен прочитала на моем лице, но она
преуспела в этом за все те годы, что мы прожили вместе.
Ничего не произошло в последующие недели. Когда я
мысленно возвращался к необычному предложению Уотерхауза -
воистину необычное, ибо оно исходило от человека, с которым
я встречался не чаще двенадцати раз в году и которого я
видел в обществе от силы на трех приемах или вечеринках,
включая банкет фирмы в октябре, - мне начинало казаться, что
я неправильно истолковал выражение его глаз, и что он
действительно пригласил меня случайно и забыл об этом. Или
даже сожалел, что так поступил. Но вскоре он зашел ко мне
как-то уже под вечер. Хотя ему было уже за семьдесят, он все
еще выглядел атлетически. Он спросил: "Если вы по-прежнему
не прочь выпить что-нибудь в клубе, не хотите ли прийти
сегодня?"
"Хорошо... Я..."
"Прекрасно. - Он вложил мне в руку листок бумаги. -
Здесь адрес".
Он ждал меня у входа в клуб в тот вечер, и Стивенс
открыл нам дверь. Вино было превосходно, как и обещал
Уотерхауз. Он не сделал ни малейшей попытки представить
меня присутствующим - сначала я счел это проявлением
снобизма, но потом отбросил эту мысль. Но двое или трое сами
представились мне. Одним из них оказался Эмлин Маккэррон,
тогда ему было под семьдесят. Он протянул руку, и мы
обменялись коротким рукопожатием. Его кожа была сухой и
жесткой, почти как у черепахи. Он спросил меня, играю ли я в
бридж. Я ответил, что не играю. "Дьявольски хорошая штука, -
сказал он. - Эта проклятая игра сделала больше, чтобы убить
интеллектуальную беседу после ужина, чем что-либо другое в
этом веке". С этими словами он удалился в полумрак
библиотеки, где полки с книгами, казалось, уходили в
бесконечность.
Я поискал глазами Уотерхауза, но он исчез. Чувствуя
себя немного не в своей тарелке, я подошел к камину. Как я,
по-моему, уже упоминал, он был огромных размеров, особенно
для Нью-Йорка, где квартиросъемщики вроде меня с трудом
могли себе представить подобную роскошь, служащую для
чего-то большего, чем приготовление воздушной кукурузы и
поджаривание хлеба. Камин в 249Б на 35 Ист-Стрит был
достаточно большим, чтобы зажарить в нем быка. Вместо
каминной доски его обрамляла каменная арка. Ее центральный
камень немного выступал, он находился как раз на уровне моих
глаз, и даже при таком слабом свете я без труда смог
прочитать вырезанную на нем надпись: ЭТО САМ РАССКАЗ, А НЕ
ТОТ, КТО ЕГО РАССКАЗЫВАЕТ.
"Вот вы где, Дэвид, - сказал Уотерхауз за моим плечом,
и я вздрогнул. Он вовсе не бросил меня, а только отлучится
ненадолго куда-то, чтобы принести напитки. - Вы
предпочитаете скотч с содовой, не так ли?"
"Да. Спасибо, мистер Уотерхауз".
"Джордж, - сказал он. - Здесь просто Джордж".
"Хорошо, Джордж, - произнес я, хотя мне показалось
немного безумным называть его по имени. - Откуда все..."
"На здоровье", - сказал он.
Мы выпили.
"Стивенс держит бар. Он делает превосходные напитки. Он
любит говорить, что это не бог весть какое, но очень
полезное умение".
Виски притупило мое чувство растерянности и неловкости
(но только притупило, а не развеяло полностью - я провел
полчаса, рассматривая мой гардероб и раздумывая, что же
надеть. В итоге я выбрал темно-коричневые широкие брюки и
грубый твидовый пиджак, надеясь, что мне не придется быть в
окружении людей в смокингах или в джинсах и спортивных
рубашках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21