Незнакомец поморщился.
— Как, вы говорите, вас зовут? — спросила я.
— Уилл.
— Просто Уилл?
— Махони.
Это имя было мне знакомо. Я посмотрела на мужчину внимательнее.
Он был высокий, даже выше меня, как мне показалось. Смокинг сидел на нем как влитой, но вот стрижка оставляла желать лучшего. Лицо было все в веснушках, а взгляд темно-карих глаз казался более проницательным, чем мне бы этого хотелось.
— Уилл Махони? Тот самый тип, что собирается разорить Малберри-Хилл?
— А вас волнует судьба заброшенного особняка?
Надо сказать, что Мэдисон, штат Джорджия, изобилует постройками середины девятнадцатого века, возведенными еще до Гражданской войны.
Но Малберри-Хилл, большой белый особняк на выезде из города, пустовал так долго, что местные жители со дня на день ждали, когда же он уже развалится.
— Малберри-Хилл — культурное достояние, — неодобрительно сказала я. — Кстати, что вы делали на моей вечеринке? Я вас не знаю, и, уверена, Джерниганы тоже вас не знают.
— Меня пригласила ваша свекровь, — сказал Махони.
— Джи-Джи? Я вам не верю. Она первая начала собирать подписи в защиту Малберри-Хилл.
— И тем тронула мое сердце, — сказал Махони. — Я решил пощадить дом. И даже сделал взнос в историческое общество. Теперь я лучший друг вашей свекрови.
— Она мне не свекровь, — уточнила я.
— После сегодняшнего, конечно, нет, — согласился Махони. Теперь он уже не прятал ухмылку. — Вы устроили настоящее шоу. Неудивительно, что оркестранты уехали — им с вами не тягаться.
Итак, он все видел. Дальше падать мне было некуда. Я смотрела в окно на пробегающие мимо ландшафты.
— Мне не хочется об этом говорить.
Слава Богу, мы уже въезжали в город. Через пять минут я уже буду в собственной квартире и наконец-то смогу сжечь испорченное платье. А потом отключу телефон и всерьез подумаю над тем, не переехать ли в другой штат.
— Поверните направо на следующем светофоре, — сказала я. — Мой дом будет через два квартала.
— Я знаю, где это, — сказал Махони. — «Интерьеры от Глории», так, кажется, называется ваша лавочка? И бизнес ведет ваша тетя? Красивое здание. Я подумываю о том, чтобы его купить.
Дом, в котором я жила, с фасадом, богато украшенным лепниной, вплоть до середины пятидесятых годов был доходным. Мой дед купил его у первоначального владельца и тоже сдавал квартиры в аренду до самой своей смерти в конце восьмидесятых.
— Купить наш дом? Мечтать не вредно. Глория унаследовала это здание от моего деда. Он принадлежит нашей семье больше пятидесяти лет. Она никогда его не продаст. Тем более вам.
— Как скажете. Мне совсем не хочется сердить такую вспыльчивую женщину, как вы, Кили Мердок.
Махони подогнал машину впритык к моему красному седану «вольво».
Наш подъезд, он же вход в магазин, отмеченный веселенькой черно-белой зеброй на тротуаре, был мягко освещен. Я сама украшала витрину. Экспозиция сменилась неделю назад. Сейчас в витрине красовался шезлонг, выполненный в стиле французского импрессионизма (я сама и купила его на блошином рынке за Парижем), несколько сияющих шляпных коробок от Гермес и Шанель и наполовину отмотанный рулон роскошного золотого дамасского шелка от Пьера Фрея. Разумеется, мыслями я вся тогда была во Франции. Мы с Эй-Джи должны были провести медовый месяц на вилле в Провансе.
— Черт, — сказала я тихо, посмотрев на витрину, буквально дышащую вызывающим и по-ребячески непосредственным оптимизмом. Витрину срочно надо переоформить.
Я вышла из машины, не спуская глаз с этой вопиющей витрины.
— Спасибо большое, что подвезли, — пробормотала я, вновь превратившись в живое воплощение вежливости и особого шарма, свойственного только жителям американского Юга.
— Эй, — окликнул меня Махони, — вы кое-что забыли.
Я покраснела. Мои босоножки. Цена этих синих атласных босоножек Маноло Бланик заставила бы покраснеть любую модницу. Я схватила босоножки, нечленораздельно пробормотав слова благодарности, которые нельзя было интерпретировать иначе как «уматывай поскорее и не попадайся больше мне на глаза». Но Уилл Махони намека не понял. Он не стал выводить машину на проезжую часть. Он даже не убрал своей руки с моей.
Махони озабоченно посмотрел мне в глаза.
— С вами все будет в порядке? Сегодня ночью? Я хочу сказать…
— Я в порядке, — ответила я, изобразив бодрую улыбку. — Я отлично себя чувствую. Спасибо за беспокойство.
— Знаете, в одном вы правы, — сказал Махони, и мне даже показалось, что он сейчас пожмет мне руку, отчего я поспешила ее убрать. — Эй-Джи Джерниган действительно поддонок, как ни напиши.
Глава 4
У Глории имелись ключи от моей квартиры, которыми она пользовалась так, будто квартира была ее собственная. Вообще-то законной владелицей здания действительно была она, Глория. И она же считалась моей работодательницей. Итак, технически я на нее работала, и сегодняшнее утро в этом смысле не было исключением. Как не было оно исключением в том смысле, что Глория даже не потрудилась постучать, прежде чем открыть дверь в мою квартиру.
— Кили?
Я с головой накрылась одеялом.
— Кили здесь больше не живет.
— Тебе повезло, — язвительно заметила Глория. Она наклонилась и поцеловала пододеяльник примерно там, где, по ее мнению, должен был быть мой лоб.
— Знаешь, уже почти полдень. Давай, солнышко, вставай. Могу предложить тебе горячий кофе и еще у меня есть два шоколадных эклера. Один из них предназначался тебе, но если ты сейчас же не вылезешь из кровати, я с удовольствием съем оба.
— Я не голодна, — сказала я, переворачиваясь и одновременно пытаясь обхватить себя руками, имитируя материнские объятия. Кошмар продолжался. Прошлой ночью я тупо смотрела на пакетик с «Хершиз киссез», оставшихся еще с Рождества, но не смогла съесть ни одной шоколадки. Однако я сумела прикончить всю остававшуюся в бутылке текилу и добрую пинту хереса «Бристольское молоко», найденного в студии внизу.
— Как хочешь, — сказала Глория. Я услышала шуршание бумажного пакета и высунула голову из-под одеяла. — Страшна как смерть, — сказала Глория, надкусывая эклер. — Ты прикончила все спиртное, что нашла в студии до или после того, как поменяла экспозицию в витрине?
Хороший вопрос. Сразу и не ответишь.
Да, вспомнила. Я нашла текилу в собственном баре и пила ее, смешивая один к трем с апельсиновым соком — неразбавленный алкоголь я пить не могу. Где-то в первом часу текила достаточно ударила мне в голову, чтобы внушить мне желание спуститься вниз и, не мешкая, переоформить витрину. Но хмель вскоре прошел, и тогда я принялась обшаривать тот уголок студии, где хранились кое-какие припасы — кофе, сахар, спиртное и прочее. Там я и нашла бутылку «Бристольского молока», пылившуюся, вероятно, еще со времен моего деда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108