— Ты можешь это сделать, — сказал Остин, похлопав меня по плечу. — Если и есть кто-то, кто может это сделать, то лишь Кили Мердок. Хочешь пиццы?
Я открыла коробку и поморщилась. Анчоусы, пепперони и с полдюжины прочих добавок слиплись в одну клейкую неаппетитную лепешку.
— Нет, спасибо, — сказала я, бросив коробку на кухонную стойку. Открыв дверь холодильника, я обшарила взглядом его содержимое. Там все еще пребывал завернутый в фольгу поднос с остатками трапезы от моего «свадебного» стола. Я передернула плечами и выбросила поднос в фольге в мусор.
— Яичница с беконом и тосты, — провозгласила я, наконец. — С чего бы не заменить завтрак ужином?
— Если ты все это приготовишь, я не откажусь, — сказал Остин. — Только не бросайся на меня со щипцами.
Я разбила яйца в миску, добавила сметаны, немного натертого сыра чеддер, несколько ломтиков бекона и еще соль и перец. Через пару минут запах жареного бекона наполнил маленькую кухню. Остин засунул хлеб в тостер, и уже пять минут спустя мы сидели в гостиной перед телевизором с подносами на коленях.
Мы «завтракали», и смотрели шоу по телику, и пили колу из хрустальных бокалов, подаренных одной из двоюродных сестер моего отца. Я уже начала отсылать обратно подарки, полученные со стороны друзей и родственников Эй-Джи, но большинство моих родственников отказались принимать обратно то, что они подарили.
Оказалось, что телевизор смотрю в основном я, а Остин в основном смотрел на меня.
— В чем дело? У меня в зубах что-то застряло? Или с волосами что-то не так? Ты знаешь, как действуют на мои волосы влага и дождь. Я стала похожа на Майкла Джексона?
Остин покачал головой.
— Ты отлично выглядишь.
— Тогда почему ты на меня так пялишься? Давай, выкладывай, а то я уже начинаю нервничать.
— Я хочу тебя кое о чем спросить, но не знаю, можно ли тебя об этом спрашивать.
— Спрашивай, разрешаю.
— Ты не разозлишься? Не перестанешь со мной разговаривать?
— Не глупи. Что ты хочешь знать? По-моему, весь город и так уже в курсе всех деталей моей личной жизни. Неужели еще остались темные места?
— Это не об Эй-Джи, и не о Пейдж.
— Тогда о чем? Говори, мне самой стало любопытно.
Остин встал и подошел к окну. Раздвинул шторы. Дождь поутих. На темно-сливовом небе появились сумеречные просветы. Где-то на том конце площади просигналила машина.
— Я хотел бы знать… — Остин по-прежнему стоял лицом к стеклу и лишь немного повернул голову в мою сторону. — Что случилось с твоей матерью?
— С мамой?
Я смотрела вниз на свои руки. Я всегда смотрела себе на руки, когда думала о ней. Люди говорили, что руки у меня мамины. Длинные тонкие пальцы. Она могла просунуть руку в банку с оливками и достать оттуда последнюю, такие у нее были длинные пальцы. Она могла за пару минут заплести мои волосы во французские косички «колоски». Она знала бесчисленные вариации фокусов с пальцами типа кошка в люльке, и долгими зимними вечерами, когда я болела и не ходила в школу в первом классе, учила меня этим фокусам.
— Извини, — сказал Остин, покраснев. — Это не мое дело. Забудь о моей просьбе.
— Да нет, ничего, — с глубоким вздохом сказала я. — Ничего тут такого нет. Она ушла от нас, когда мне исполнилось семь. Сбежала с продавцом, который работал на папу.
— Ты никогда не говоришь о ней. Вы общаетесь?
— Нет, — просто ответила я. — Она просто исчезла. Даже записки не оставила.
— Ты честно? — переспросил Остин, возвращаясь к креслу. — Никого не предупредила? Исчезла, и все?
— Похоже на то, — сказала я. — Если она и была несчастна, то я об этом никогда не догадывалась. Родители никогда не ругались. По крайней мере, в моем присутствии. Накануне вечером мама приготовила пирожки из кукурузной муки с ветчиной и капустой, и салат на ужин, а на следующий день, когда я пришла из школы, ее уже не было. Я до сих пор не могу смотреть на пирожки из кукурузной муки, — вздохнула я и засмеялась над абсурдностью последнего высказывания.
— А что делал Уэйд? — Глаза у Остина ожили и заискрились, он перешел на мелодраматический шепот. Остин раскопал какую-то тайну, и это приводило его в восторженный трепет.
— Папа обзвонил всех ее подруг, но никто не знал, куда она исчезла. Тогда он забеспокоился, не попала ли мама в аварию. Он обзвонил все близлежащие больницы, поговорил с шерифом. Они занесли ее в список пропавших без вести, прошлись драгами по нескольким соседним прудам, но так ничего и не нашли.
— Но как тогда твой отец узнал, что она сбежала с продавцом?
— Его звали Дарвис Кейн. Он работал у отца менеджером по продажам. Когда мама исчезла, он был в отпуске, как говорили, отправился отдыхать на побережье в Панама-Сити-Бич. В тот день, когда мама исчезла, он позвонил папиной секретарше и сказал, что увольняется. Он попросил переслать ему чек с последней зарплатой в Алабаму на абонентский ящик в Уэдоуи.
— Уэдоуи? — Остин закатил глаза. — Прости меня, дорогая, но Уэдоуи! Какой скандал! Так они сбежали в Уэдоуи, в Алабаму?
— Насколько я знаю, да. Отец, разумеется, никогда со мной об этом не говорил. Не хотел меня расстраивать. Когда стало ясно, что мама не вернется, он повез меня в Атланту к психиатру. Бедный папочка. Я была словно зомби. Я не плакала, я не разговаривала, я почти не ела. Теперь я думаю, он боялся, как бы ему не пришлось сдать меня в клинику для детей с отклонениями.
— А что было дальше?
— Дальше — жизнь покатилась своим чередом. Шло время. Глория переехала жить к нам. Это несколько помогло. Мы вместе ходили в кино, она красила мне ногти и брала меня в походы по магазинам. Она говорила со мной о маме — папа говорить не мог…
— Но у них же нет доказательств того, что она сбежала с тем мужчиной, — продолжал настаивать на своем Остин. — Она потребовала развода?
— Наверное, — сказала я. — Папа вообще, перестал о ней говорить, когда узнал, что произошло на самом деле. Так что и я постепенно тоже перестала о ней говорить.
Остин вздохнул.
— Ты что, никогда не получала от нее никаких вестей? Ни разу за все эти годы?
— Нет, — сказала я.
— И тебе совсем не интересно, что с ней, где она, чем занимается?
Я переплела пальцы.
— Я этого не говорила. Конечно, мне интересно. Она же мне мать! Как мне не спрашивать себя, где она?
— Господи! — протянул Остин. — Хотел бы я задаваться тем же вопросом. К несчастью, я точно знаю, где находится моя мать. Знаю о ее перемещениях с точностью до минуты каждый день. И я знаю, чем она занимается — сидит у себя в Перри, штат Флорида, перед домашним кинотеатром, который я ей подарил на прошлое Рождество, и смотрит все дневные передачи подряд.
— И это уже кое-что, — сказала я.
— Она звонит мне каждый день в четыре, чтобы ввести меня в курс последних событий очередного сериала, — продолжил Остин, — или чтобы пожаловаться на жену моего брата, которую она считает никчемным созданием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108