Нянчилась с внучкой.
Первый раз Анна была рада, что она одна.
Она нашла кассету, вставила в магнитофон, нажала кнопку «плэй».
И села рядом, потому что попала нечаянно на самую грустную песню. «Мусорный ветер, дым из трубы, плач природы, смех сатаны… А все оттого, что мы любили ловить ветер и разбрасывать камни…»
Но сейчас ей не хотелось плакать, как обычно. Наоборот. Она просто сидела и слушала эту песню снова и снова, получая облегчение от каждой ее строчки. Еще два года назад она не могла ее слушать. Слишком горьким было лекарство от боли.
А теперь — слушала.
Потом, когда магнитофон начал хрипеть, она выключила его.
Сварила кофе и включила телевизор.
Там шло очередное ток-шоу — бесконечная череда, на каждом канале… Какой-то обезьянник, невольно поморщилась Анна. Они, наверное, решили во что бы то ни стало доказать, что Дарвин был прав, а Павлик Морозов — жив…
Она собралась было выключить его, но невольно остановилась. Тетка, вещающая в тот момент, показалась ей особенно прикольной.
На голове у нее торчали какие-то несуразные косицы в огромном количестве, как у Боба Марли, при этом лицо было совсем не Бобово. «Что же они все как с цепи сорвались, — подумала Анна, рассматривая эти голубенькие круглые глазки, пухлые губки и вздернутый курносый нос. — Хоть бы сначала прикидывали, подойдет ли данный имидж их внутренней сущности…»
Лицо показалось ей смутно знакомым, Анна долго пыталась вспомнить, где она уже встречалась с этой дамой. Но оставила эти попытки, как безуспешные. В конце концов, у нее просто самая распространенная внешность в здешних окрестностях, решила она.
Дама оказалась продвинутой и преподавала какой-то там тантрический секс. «Безнадежно отстали вы от жизни, милейшая», — сказала себе Анна по этому поводу. Говорила дама весьма уверенно, агрессивно даже, и артикуляция у нее была как у джюсовца на улице. Надо тебе этот китайский фонарь за триста рэ или не надо — а товар тебе впичат… Так и с тантрическим сексом. Спустя несколько минут Анна уже не сомневалась, что большинство домохозяек, смотрящих в данный момент эту белиберду, завтра же помчатся им заниматься. Побросают своих усталых мужей и рванут на поиски радости.
Она щелкнула пультом, обрывая «тантрическую джюсовку» на полуслове. Вымыла чашку. Поставила разогревать суп. Включила снова магнитофон. Немного подпела: «Нам по двадцать семь лет, и все, что было, не смыть ни водкой, ни мылом с наших душ…»
Потом почему-то вспомнила парня с мотоциклом. Жалко, что он так и не обернулся… Наверняка славный…
Снова вспомнила «тантрическую» даму и подскочила невольно.
— Ну да… Конечно!
Она достала школьные фотографии.
На секунду ей стало больно — она старалась никогда не заглядывать в свое прошлое, чтобы не оживлять вместе с ними боль. Но ей же надо было удостовериться… Поэтому она терпеливо перебирала фотографии в поисках единственной, нужной.
Той, где она рядом с Таней.
Той, где именно Таня вручает ей грамоту за особенные успехи в изучении литературы.
И, найдя, присвистнула.
Те же голубые глазки. Тот же носик… Прическа, правда, другая. Кудри химические… но тогда ведь в моде был другой имидж.
— Вот никак не ожидала, — рассмеялась она. — Есть же у людей дар безликости… Так вписываться можно куда угодно… Как у нас в театральном. Типажность, мать вашу…
Она бросила фотографии на пол, они разлетелись. Одна теперь лежала поодаль, и, когда Анна успокоилась немного и стала собирать их с пола, эта оказалась сверху.
Анна невольно посмотрела на нее.
На этой единственной фотографии она была счастливой, может быть, поэтому — красивой?
Она улыбалась, глядя вдаль, девочка, у которой глаза вовсе не были мрачными. Наоборот…
Анна даже вспомнила, когда снималась. В тот день, когда ее приняли в училище. И все сразу переменились по отношению к ней. Впрочем, это было совсем не важно. Главное — тогда Кинг был рядом. И…
Она положила фотографию, запретив себе продолжать эти воспоминания. Проведя пальцем по нежному овалу, она проговорила:
— Как жаль, что она — умерла…
* * *
Он пришел домой поздно.
Из центральной комнаты доносилось бормотание телевизора.
— Дань, это ты?
— Не-а…
На пороге комнаты появилась мать.
— То есть как? — спросила она.
— Ну а кто еще?
— Конь в пальто, — бросила мать. — Людка звонила.
— Понял, — сказал он, ставя разогревать ужин.
— И что опять произошло?
— Ничего…
— Она плакала, между прочим.
— И что теперь я должен делать?
Первый раз фраза получилась более или менее длинной.
— Она…
— Мама! Я есть хочу! Я весь день ничего не ел! Я сам сейчас заплачу!
Мать к этому его заявлению отнеслась скептически.
— Ты? Вовеки не заплачешь… Только если твой мотоцикл в лепешку расшибется…
— Так я вместе с ним расшибусь, — усмехнулся он. — Плакать некому будет…
Она посмотрела на него с таким ужасом, как будто это вот-вот случится.
— Ты бы поменьше такими вещами шутил…
— Я и не шучу. Я просто констатирую факт…
Мать хотела еще что-то сказать, но дверь хлопнула снова, и он понял — пришел отец. Вздохнув с некоторым облегчением, он без всякого аппетита доел ужин и ушел в комнату.
Там он достал увесистый том Джойса и отключился. Теперь ничего вокруг не было. Только Бык Маллиган…
Только Стивен Дедал. И ему казалось, что этот самый Стивен ужасно похож на него. Или он похож на Стивена. В общем, с ним просто переставало быть пусто и одиноко. Как будто Стивен был его другом. И все понимал так же хорошо, как и сам Даниил.
Потом он отложил книгу — нестерпимо хотелось спать. На ум почему-то пришла та девчонка, что просила сигарету.
«Второй раз, — подумал он. — Второй раз я вижу чью-то смутную тень, и там, в самом сердце, появляется мысль, что мне было бы хорошо с этим человеком. И почему-то уже второй раз я позволяю этому человеку уйти от меня…»
Уже засыпая, он все-таки включил магнитофон, чтобы не доставали голоса с кухни. Судя по тембру, там уже зарождался ураган. Скандал…
«Чтобы я жил так же, как они?»
Он фыркнул презрительно. Думая о Тане, которая умерла. И — как жаль… Право, как жаль, что умерла не просто Таня. А то время, в котором она жила.
Теперь все стало другим. Как раз тогда, когда он наконец-то вырос, время взяло да изменилось. Не оставив ни самой Тани, ни ее знаменитого флэта…
— Одни Людки, — проворчал он. — Которым и трусы не надо стаскивать — они по жизни без них разгуливают…
Почему-то от мыслей о Людке стало совсем тоскливо. Он даже представил себе, как они ругаются на кухне из-за его маленькой зарплаты.
Стало так противно, словно это было на самом деле. И он постарался прогнать неприятные видения с помощью Стивена Дедала.
А потом вдруг и вовсе увидел странную картину — ночное небо, и на этом небе золотую лестницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Первый раз Анна была рада, что она одна.
Она нашла кассету, вставила в магнитофон, нажала кнопку «плэй».
И села рядом, потому что попала нечаянно на самую грустную песню. «Мусорный ветер, дым из трубы, плач природы, смех сатаны… А все оттого, что мы любили ловить ветер и разбрасывать камни…»
Но сейчас ей не хотелось плакать, как обычно. Наоборот. Она просто сидела и слушала эту песню снова и снова, получая облегчение от каждой ее строчки. Еще два года назад она не могла ее слушать. Слишком горьким было лекарство от боли.
А теперь — слушала.
Потом, когда магнитофон начал хрипеть, она выключила его.
Сварила кофе и включила телевизор.
Там шло очередное ток-шоу — бесконечная череда, на каждом канале… Какой-то обезьянник, невольно поморщилась Анна. Они, наверное, решили во что бы то ни стало доказать, что Дарвин был прав, а Павлик Морозов — жив…
Она собралась было выключить его, но невольно остановилась. Тетка, вещающая в тот момент, показалась ей особенно прикольной.
На голове у нее торчали какие-то несуразные косицы в огромном количестве, как у Боба Марли, при этом лицо было совсем не Бобово. «Что же они все как с цепи сорвались, — подумала Анна, рассматривая эти голубенькие круглые глазки, пухлые губки и вздернутый курносый нос. — Хоть бы сначала прикидывали, подойдет ли данный имидж их внутренней сущности…»
Лицо показалось ей смутно знакомым, Анна долго пыталась вспомнить, где она уже встречалась с этой дамой. Но оставила эти попытки, как безуспешные. В конце концов, у нее просто самая распространенная внешность в здешних окрестностях, решила она.
Дама оказалась продвинутой и преподавала какой-то там тантрический секс. «Безнадежно отстали вы от жизни, милейшая», — сказала себе Анна по этому поводу. Говорила дама весьма уверенно, агрессивно даже, и артикуляция у нее была как у джюсовца на улице. Надо тебе этот китайский фонарь за триста рэ или не надо — а товар тебе впичат… Так и с тантрическим сексом. Спустя несколько минут Анна уже не сомневалась, что большинство домохозяек, смотрящих в данный момент эту белиберду, завтра же помчатся им заниматься. Побросают своих усталых мужей и рванут на поиски радости.
Она щелкнула пультом, обрывая «тантрическую джюсовку» на полуслове. Вымыла чашку. Поставила разогревать суп. Включила снова магнитофон. Немного подпела: «Нам по двадцать семь лет, и все, что было, не смыть ни водкой, ни мылом с наших душ…»
Потом почему-то вспомнила парня с мотоциклом. Жалко, что он так и не обернулся… Наверняка славный…
Снова вспомнила «тантрическую» даму и подскочила невольно.
— Ну да… Конечно!
Она достала школьные фотографии.
На секунду ей стало больно — она старалась никогда не заглядывать в свое прошлое, чтобы не оживлять вместе с ними боль. Но ей же надо было удостовериться… Поэтому она терпеливо перебирала фотографии в поисках единственной, нужной.
Той, где она рядом с Таней.
Той, где именно Таня вручает ей грамоту за особенные успехи в изучении литературы.
И, найдя, присвистнула.
Те же голубые глазки. Тот же носик… Прическа, правда, другая. Кудри химические… но тогда ведь в моде был другой имидж.
— Вот никак не ожидала, — рассмеялась она. — Есть же у людей дар безликости… Так вписываться можно куда угодно… Как у нас в театральном. Типажность, мать вашу…
Она бросила фотографии на пол, они разлетелись. Одна теперь лежала поодаль, и, когда Анна успокоилась немного и стала собирать их с пола, эта оказалась сверху.
Анна невольно посмотрела на нее.
На этой единственной фотографии она была счастливой, может быть, поэтому — красивой?
Она улыбалась, глядя вдаль, девочка, у которой глаза вовсе не были мрачными. Наоборот…
Анна даже вспомнила, когда снималась. В тот день, когда ее приняли в училище. И все сразу переменились по отношению к ней. Впрочем, это было совсем не важно. Главное — тогда Кинг был рядом. И…
Она положила фотографию, запретив себе продолжать эти воспоминания. Проведя пальцем по нежному овалу, она проговорила:
— Как жаль, что она — умерла…
* * *
Он пришел домой поздно.
Из центральной комнаты доносилось бормотание телевизора.
— Дань, это ты?
— Не-а…
На пороге комнаты появилась мать.
— То есть как? — спросила она.
— Ну а кто еще?
— Конь в пальто, — бросила мать. — Людка звонила.
— Понял, — сказал он, ставя разогревать ужин.
— И что опять произошло?
— Ничего…
— Она плакала, между прочим.
— И что теперь я должен делать?
Первый раз фраза получилась более или менее длинной.
— Она…
— Мама! Я есть хочу! Я весь день ничего не ел! Я сам сейчас заплачу!
Мать к этому его заявлению отнеслась скептически.
— Ты? Вовеки не заплачешь… Только если твой мотоцикл в лепешку расшибется…
— Так я вместе с ним расшибусь, — усмехнулся он. — Плакать некому будет…
Она посмотрела на него с таким ужасом, как будто это вот-вот случится.
— Ты бы поменьше такими вещами шутил…
— Я и не шучу. Я просто констатирую факт…
Мать хотела еще что-то сказать, но дверь хлопнула снова, и он понял — пришел отец. Вздохнув с некоторым облегчением, он без всякого аппетита доел ужин и ушел в комнату.
Там он достал увесистый том Джойса и отключился. Теперь ничего вокруг не было. Только Бык Маллиган…
Только Стивен Дедал. И ему казалось, что этот самый Стивен ужасно похож на него. Или он похож на Стивена. В общем, с ним просто переставало быть пусто и одиноко. Как будто Стивен был его другом. И все понимал так же хорошо, как и сам Даниил.
Потом он отложил книгу — нестерпимо хотелось спать. На ум почему-то пришла та девчонка, что просила сигарету.
«Второй раз, — подумал он. — Второй раз я вижу чью-то смутную тень, и там, в самом сердце, появляется мысль, что мне было бы хорошо с этим человеком. И почему-то уже второй раз я позволяю этому человеку уйти от меня…»
Уже засыпая, он все-таки включил магнитофон, чтобы не доставали голоса с кухни. Судя по тембру, там уже зарождался ураган. Скандал…
«Чтобы я жил так же, как они?»
Он фыркнул презрительно. Думая о Тане, которая умерла. И — как жаль… Право, как жаль, что умерла не просто Таня. А то время, в котором она жила.
Теперь все стало другим. Как раз тогда, когда он наконец-то вырос, время взяло да изменилось. Не оставив ни самой Тани, ни ее знаменитого флэта…
— Одни Людки, — проворчал он. — Которым и трусы не надо стаскивать — они по жизни без них разгуливают…
Почему-то от мыслей о Людке стало совсем тоскливо. Он даже представил себе, как они ругаются на кухне из-за его маленькой зарплаты.
Стало так противно, словно это было на самом деле. И он постарался прогнать неприятные видения с помощью Стивена Дедала.
А потом вдруг и вовсе увидел странную картину — ночное небо, и на этом небе золотую лестницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75