То черное. Смерть.
Смерть приблизилась почти вплотную.
Словно подтверждая ее мысли, где-то загудел поезд, и Мышке захотелось побежать, попытаться развести беду руками, но она знала — ей с этим не справиться.
Никогда ей с этим не справиться…
* * *
«Быть может, твоя легкая полуулыбка сохраняет меня живым… Я сам не знаю, зачем живу в этом мире. Тут раньше чего-то не хватало. Красоты. А потом появилась ты, но… Дальше как у Блаженного Августина. Я поздно полюбил тебя, Красота…»
Он перестал писать — к чему, все равно… Никогда он ей это письмо не отправит. Ничто и никогда не омрачит ее жизнь.
Во всяком случае, если это от него зависит, ни одна темная тень, промелькнув рядом, не осмелится коснуться ее.
В дверь позвонили, и он пошел открывать, ожидая увидеть кого-то из «бродяг».
— Мама? — На удивленном полу вздохе, словно в то время, когда он был ребенком. Покорным. Беззащитным.
— Привет, — сказала она, входя. — Ты не звонишь уже почти месяц… Вот я и прилетела…
Коснувшись его щеки губами, она прошла в комнату. Такая же, как всегда. Подтянутая, прекрасно выглядит, отметил он. Лет на тридцать, не больше…
— Я правда рад тебя видеть, — сказал он.
— Тогда поставь чайник… Ненавижу самолеты. Постоянное ощущение отрыва от земли, и как будто лишаешься защиты…
— У меня наоборот, — рассмеялся он. — Почему-то именно на земле я испытываю беспокойство и тревогу. Впрочем, ты права… Самолеты слишком тяжелые, чтобы дать полное ощущение свободы…
Она слегка усмехнулась, пытаясь скрыть за этой улыбкой свою тревогу и раздражение.
Он не изменился. Господи, сколько можно ждать-то? Она вспомнила, как еще вчера убеждала мужа, что все это — просто самоутверждение. Перебесится, в конце концов… Примет существующий порядок вещей, поняв, что ему не справиться… Появится женщина. Но теперь она начинала сомневаться в этом. А если и в самом деле — он просто болен?
— Стае, — тихо сказала она, испугавшись собственных мыслей. — Ты… Ты нашел работу?
— Да, — улыбнулся он. — Нашел. Как ты думаешь, откуда у меня эта квартира?
— Я думала, ты ее снимаешь…
— Нет. Я работаю. У меня очень хорошая работа, мне нравится…
— И кем же ты…
— Дворником, — улыбнулся он.
Она даже отшатнулась, глядя на него с ужасом.
— Ну да, — кивнул он. — А что в этом плохого, ма?
— Господи, Стае… Это ты меня спрашиваешь, что в этом плохого?
— Нормальная работа. Если я не могу заниматься тем, чем мне хочется, вполне нормальная… Всего три часа по утрам, нормально платят, и еще квартира…
— Стае! Я говорю о нормальной работе! В конце концов, ты же получил блестящее образование! МГУ!
— Ма, ты снова начала мычать. Ты же не корова… Ну и что мне прикажешь делать с этим твоим «м-г-у-у-у»? — Он рассмеялся. — Я, конечно, мог бы найти бочку и плавать по ней, как Стенька Разин по Волге. Но, увы, вряд ли кто-нибудь начнет оплачивать мои вояжи туда-сюда. Признайся, что философское образование до безумия нелепо. Как будто можно почесть философию профессией…
— А дворник?
— Дворник — это профессия, — лаконично отозвался он, разливая чай.
— Именно так ты видишь свое будущее…
— Я его, честно говоря, вообще не вижу…
— Оставь свой дурацкий экзистенциализм…
Ма, при чем тут это? Я просто сказал, что не вижу смысла заботиться о химере. В конце концов, Господь сказал, что Он сам позаботится о лилиях, которые не прядут… И знаешь, иногда мне кажется, что именно так и есть. Как бы Он снимает с себя заботу о тех, кто слишком уж заботится об этом самом будущем… А если его и в самом деле нет? Только настоящее… А ты тратишь это самое настоящее на такие химеры, как зарабатывание денег. Или там всякие накопления… Жажда власти, денег… Это все такие глупости, ма! Я думаю, люди, которые думают только об этом, просто несчастные существа! Потому что они, наверное, и слыхом не слыхивали про счастье. Вот им и кажется достижение каких-то там высот счастьем. А на деле… — Он махнул рукой. — Чай будешь? Ты же хотела…
— Наверное…
Он видел, что она расстроена.
— Ма, — тихо сказал он, опускаясь перед ней на колени и беря ее за руки. — Я тебя очень люблю. Просто иногда я не могу понять, зачем тебе это нужно — прятать свое лицо за маской… У тебя такое прекрасное лицо… То, настоящее. Такое не похожее на другие лица… А ты накладываешь гору косметики только затем, чтобы походить на окружающих тебя… Чтобы не выделяться. Так безопаснее, да?
Она едва не кивнула, повинуясь безотчетному порыву признать его правоту. Нет, это невозможно…
— Стае, — тихо заговорила она. — Я просто старею… И право же, все женщины пользуются косметикой. Чтобы лучше выглядеть.
— Я не понимаю зачем. Ты куда лучше выглядишь без боевой раскраски. Просто так кем-то положено. Надо быть похожими…
— Давай оставим эту тему.
— Давай, — согласился он. — Тем более чай остывает…
Она все-таки собралась с силами, чтобы сказать ему то, что должна сказать. Попытаться вернуть его… Хотя, видит Бог, это невозможно…
— Стае, как же быть отцу?
— А что, собственно? Я даже на расстоянии причиняю ему неудобства? — остановился он, обернувшись.
— Представь себе, что он должен говорить… Что его сын работает дворником?
— Ах, вот в чем дело, — рассмеялся он. — Ну, здесь мы квиты. Мне, знаешь ли, тоже неприятно признаваться, что мой отец… работает гэбистом.
* * *
У Ленки нестерпимо кружилась голова. Мысли путались, и она даже не пыталась привести их в порядок.
И отчего-то она разозлилась на Виталика, даже тошно ей стало, потому что этот козел всегда так пялился на Краснову, как никогда — на Ленку. И вроде бы не было ей особого дела до этого урода. Но все равно обидно…
— Чего ты к ней пристал? — спросила она, отпивая из бутылки новый глоток.
— Кажется, тебе хватит, — сказал Костик, пытаясь отнять у нее бутылку.
— Чего? — Она прижала к себе бутылку и прошептала: — Милая моя бутылочка… Нас хотят разлучить.
— Тогда не пори чушь, — сдался Костик. — С чего ты взяла, что…
— Я. Взяла. Я… — Она захохотала неожиданно громко. — Я взяла. С ума сойти… Он же всю дорогу пялится на эту Краснову, как будто в жизни ничего интереснее не видел!
— Отстань, — поморщился Виталик. — Отстань, слышишь?
— Ты просто ее трахнуть хочешь… Хочешь?
Он не ответил.
— Только вот незадача, — не унималась Ленка. — Хочешь, я тебе расскажу, за что ее чуть не выгнали в восьмом классе? Представь себе, идет наша Зинаида и видит, как Краснова сидит себе на лавочке перед домом, и ее невинные такие ручки лежат в руках вполне взрослого дяденьки… А ее невинные глазки смотрят целенаправленно в его глаза… Такая чудесная картина, что Зинаида дара речи лишилась… Вызвали эту вашу ходячую невинность на педсовет, а она возьми там и ляпни: «Не ваше это дело!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75