— Не падай в обморок, Франта, а ты, Гретхен, не шути так грубо. Видишь, напугала моего мальчика.
Клаус подошел к Франте, обнял его и поцеловал в макушку.
— Тебе ни к чему расстраиваться, мой дорогой, хотя все, что она сказала, — чистая правда.

Город открывался ей не спеша, интригуя, затягивая в хитрый лабиринт улочек и садов. Это был удивительный феномен, который она так и не смогла постичь. Построенный сплошь из серого камня, еще и потемневшего от времени, он, однако, не казался мрачным, не давил и не навевал скуку. Напротив, город был воздушен и полон беспечной жизни.
Недолгие годы свободы пошли Чехии на пользу. Она расцветала на глазах вместе со своим милым и трудолюбивым народом. Прага, естественный центр страны, богатела на глазах. По улицам колесили шикарные авто, фланировала элегантная публика, открывались роскошные рестораны, варьете и мюзик-холлы. На высоком берегу Влтавы полным ходом шло строительство гигантской киностудии «Баррандов-фильм», самой большой в Европе.
Однако город не обуржуазился. Деньги не испортили его. Во всем чувствовался особый пражский стиль, смесь наивной простоты и замысловатой элегантности. В этом городе не хотелось предаваться скотским излишествам, хотя все возможности для этого, конечно же, были. В этом городе хотелось думать, творить и особенно любить, чтобы было с кем разделить его богатства.
Володя сопровождал Марго во время всех ее долгих прогулок по городу. Они шли рядышком по древней брусчатке Карлова моста, прикасаясь друг к другу плечами, рассматривали старинные скульптуры, которые так и дышали историей. Терялись в лабиринтах узких улочек, рассматривали вывески на домах и пивнушках, спорили, где они хотели бы жить и где им сегодня поужинать. «У грифа», «У оленя» или «У двух кошек». Сходились на «Кошках» из-за одного только названия.
Володя все время был рядом, да вот только когда она хотела взять его за руку или обнять, рука хватала пустоту.
— Любимый мой, отчего тебя со мною нет? Где ты?
— Я здесь, — отвечал ветер, шелестя опавшими листьями.
— Я здесь, — перезванивались колокола церквей.
— Я здесь, — гудели клаксоны авто.
— Значит, тебе будет небезынтересно узнать, что я живу теперь на Летне в одной квартире с двумя гомосексуалистами. Один из них богемный бездельник и иногда композитор, а другой — деловой человек и мой муж. Каково?
— Каково?! — отзывались трамвайные звонки.
— Ка-ко-во?! — дробно отбивал мяч под детской ладошкой.
— Каково?! — перекликались цветочницы на углу улицы.
— Вот так, — заключала Марго. — А еще Франта предложил устроить меня в синематограф на «Баррандов-фильм». Правда, я не знаю пока, что мне придется делать. Но это не важно, правда? У меня будет работа, будет дело, будет занятие. И этот Город, который я уже люблю. Я счастлива, я живу, и только один вопрос мучает меня, мучает сильно, и я не нахожу ответа. Любимый мой, отчего тебя со мною нет? Почему это было нужно?
Слезы скользили по щекам. Она не вытирала их, и они высыхали сами, а потом опять капали и высыхали, и капали, и высыхали, и капали снова.
Итак, Марго осталась жить у Франты. На этом настоял Клаус, аргументируя свое решение тем, что даже в таком сверхцивилизованном городе, как Прага, женщине трудно одной. Они прекрасно уживутся, и места хватит всем. Опять же дешевле.
Самое занятное состояло в том, что он оказался прав. Они прекрасно поладили. Франта, несмотря на свои экзотические вкусы и повадки, оказался прекрасным собеседником, с тонким чувством юмора и обширными познаниями.
— Пристроим тебя в синематограф, девочка моя, — говорил он с непередаваемым апломбом. — Сестры Гиш удавятся шарфами, когда увидят тебя на экране. Глория Свенсон от зависти отгрызет свои полуметровые ногти все до единого. Ты еще прославишь Франтишека Кухаржа, помяни мое слово. Я буду твоим Свенгали, по-новому — продюсером. Я сделаю из тебя звезду поярче Мэри Пикфорд. Ну-ка надень свои жемчуга и пройдись. Чудо! Чудо! — восклицал он, целуя кончики своих пальцев. — Чудо! А теперь давай их сюда. На мне они смотрятся просто по-царски.
Он обожал драгоценности и тотчас же пал жертвой розовых жемчугов, которые подарил Марго Осман-бей. Стоило лишь напомнить Франте об их существовании, как из него можно было буквально веревки вить. Он наотрез отказался продавать хоть одну из жемчужин, хотя Марго позарез нужны были деньги.
— Ты — преступница, — кричал он, потрясая кулачками над головой. — Уродовать такую красоту. Только через мой труп!
И весь он, миниатюрный, тонкий, затянутый в любимый атласный халат с золотыми турецкими огурцами и витым пояском с кистями, устремлялся за Марго в ее комнату к шкатулке, где хранилось обожаемое сокровище. Франта мог часами перебирать жемчужные нити, рассматривать их на свет и в тени, драпировать платками и кусками бархата, раскладывать и перекладывать и, конечно же, примерять на себя и вертеться без устали перед зеркалом.
Чем он занимался и на что жил, было для Марго загадкой. Скорее всего самым постоянным его доходом был Клаус, а еще он подрабатывал, сочиняя иногда музыку, сопровождающую фильмы. У него были хорошие контакты в синематографических кругах, так что тоненькая струйка дохода текла и оттуда. Франта мог бы добиться гораздо большего, но страсть к сибаритству брала верх над честолюбием и жаждой достатка и славы. Он способен был отказаться от выгодного заказа просто потому, что не в состоянии был встать с любимого дивана. Он возлежал на нем, как персидский шах, не хватало только слуг с опахалами и танцовщиц с обнаженными животами.
Марго совершенно случайно узнала от Клауса, что отец Франты — преуспевающий делец, владелец страховой компании и нескольких особняков в центре Праги, включая и тот, в котором жил Франта. Правда, папаша сдавал дом внаем, в том числе и единственному сыну. Франте было отказано от дома, ходили слухи, что отец всерьез задумал лишить его наследства в наказание за богемный образ жизни и противоестественные привычки.
Франту взаимоотношения с семьей и вечная нехватка денег беспокоили мало. «Я же не собираюсь жить вечно и служить примером для потомства», — любил повторять он и жил, как мотылек, от заката до рассвета. Долгие ночи он проводил либо дома в обществе Клауса и избранных гостей за долгими беседами и курением кальяна и ароматных папирос, которые вставлялись в длинные мундштуки слоновой кости, либо в ночном клубе на Вацлавской площади под названием «Т-клуб». Секрет названия был прост. «Голубой» по-чешски «теплоуш». Марго один раз была там, встречалась с Франтой и режиссером с «Баррандов-фильма». Никогда еще она не чувствовала себя так неловко. В полутемном зале не было, кроме нее, ни одной женщины, только мужчины, все больше парами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77