— Сколько времени мы здесь пробудем? — спросила она.
— Сколько захотите. На дворе еще только апрель… а туристский сезон продолжается здесь до середины октября. Но кое-кто любит Венецию во все времена года. Чтобы знать Венецию так, как ее знают местные жители, нужно провести здесь зиму.
— Не шутите. Я знаю, как вы заняты.
— Не просите меня сегодня быть серьезным, — ответил Бен. — Для этого я слишком счастлив.
— Потому что вы в Венеции?
— Потому что я в Венеции, потому что оркестр у кафе всегда играет музыку, которую я люблю, потому что после ленча в крытом саду у Даниэли мы отправимся в академию и полюбуемся картиной моего любимого Джорджоне. Вы сможете пробыть там хоть несколько часов. Торопиться вам не придется, потому что я неуклонно соблюдаю первое правило жизни в Венеции: осматривать только одно произведение искусства в день, проводить по крайней мере час на воде, вкусно есть по крайней мере один раз в день и покупать только одну вещь, неважно какую… Потому что я здесь с подругой, которая находится полностью в моей власти, поскольку пропадет, если попробует сбежать; потому что сегодня днем на Лидо будет поло, и при желании мы сможем посетить это зрелище; потому что оркестр начинает играть «Сказки Венского леса», при звуках которых меня всегда тянет танцевать…
Бен взял Джиджи за руки, заставил встать, и они закружились по площади Святого Марка, распугивая голубей, веселя детей, потешая официантов и привлекая туристов.
Следующие три дня прошли согласно первому правилу Бена; когда они закончились, Джиджи знала Венецию лучше, чем если бы была вооружена огромным путеводителем и дотошно следовала его рекомендациям. Она до глубины души прониклась ритмом жизни этого города и знала, что отныне воспоминания о Венеции будут с ней всегда и везде.
Утром четвертого дня Джиджи спустилась завтракать на второй этаж палаццо и неожиданно оказалась в столовой одна. Она задумчиво пила апельсиновый сок, не сводя глаз с оживленного Большого канала. Это зрелище становилось для нее привычным, но не менее желанным. Допив сок, Джиджи поставила стакан и неожиданно поняла, что чем больше привыкает к городу, тем чаще думает о Бене Уинтропе. Днем Бен носил пестрые итальянские свитера и легкие брюки, а вечером элегантные костюмы, причем делал это так непринужденно, что его бостонский полупрофессорский, полуделовой имидж бесследно исчезал. Теперь Джиджи с трудом верилось, что этот имидж существовал вообще. Длинноватые волосы Бена по-прежнему отказывались расти в направлении, предписанном парикмахером, но серые глаза иногда казались голубыми. Возможно, виноваты в этом были море и небо, но скорее всего причина заключалась в том, что внешность Бена отражала его душевное состояние.
Впрочем, дело было не просто в легкомысленном настроении или в желании занятого бизнесмена насладиться каждой драгоценной минутой редкого отдыха. Все было куда серьезнее. Похоже, Бен отказался от маски, которая была характерной чертой его делового имиджа и помогала не говорить ничего лишнего. Оказавшись в Венеции, Уинтроп перестал быть прожженным хитрецом, которым показался ей с первого взгляда, нарочито и сознательно бесстрастным человеком, задумчиво смотревшим на все вокруг и определявшим ему цену.
«Бен стал юнцом, — подумала Джиджи, — стройным, сильным и загорелым. Увлекающимся молодым человеком, непредсказуемым, не понимающим самого себя и своего отношения ко мне».
Что общего было у этого галантного кавалера, доброго приятеля и чудесного спутника, с тем мужчиной, страстный и властный поцелуй которого так напугал ее несколько месяцев назад?
Пока Джиджи думала о Бене, сидя в столовой, сам он стоял перед зеркалом, поправлял галстук, думал о Джиджи и составлял план на предстоявший день.
Уинтроп был доволен собой. С первой минуты полета в Венецию он умело притворялся хорошим товарищем и «своим в доску». Ни разу не позволил себе воспользоваться чудесным настроением, возбуждением и даже ликованием, в которое приводила Джиджи романтическая красота окружающего. Он подарил ей Венецию, самое желанное место на свете, ничего не требуя взамен, словно какой-нибудь любящий братец или дядюшка, предмет сокровенных грез любой девушки. Ни разу не позволил себе отозваться на близость и тепло ее чудесного тела, обращался с ней в тысячу раз равнодушнее, чем обращался бы с любимым домашним животным, хотя от каждого прикосновения Джиджи у него горела рука и он тысячу раз на дню преодолевал желание заключить ее в объятия, прижать к себе и покрыть поцелуями. Каждое утро Бен клялся не давать себе воли, но, насколько он мог заметить, Джиджи ничего не подозревала, не задавала вопросов и считала его поведение совершенно естественным.
Что может заставить женщину так долго сопротивляться соблазну? Бен был недоволен собой. Он спланировал это путешествие тщательнее, чем любую из своих сделок. Несколько месяцев успешно работал с Джиджи рука об руку, пытаясь заставить ее забыть о совершенной им ошибке — поспешном поцелуе, от которого Джиджи содрогнулась всем телом, уязвив его гордость.
Весть о том, что ее обманом увезли в Венецию, Джиджи восприняла весьма спокойно. Но разве есть на свете женщина, способная не ответить на вызов, который бросает ее чарам кажущаяся невозмутимость спутника?
Если бы Джиджи была изощренной кокеткой, Бен восхитился бы совершенством, с которым она вела интригу. Но он готов был держать пари, что Джиджи нисколько не лицемерит. Такой опытный мужчина, как он, тут же разоблачил бы любую попытку притворства. Ее чувства были искренними и тут же выходили наружу. Но разве женщина может не сознавать или не ощущать того, какие чувства она вызывает у мужчины? Разве она может не стремиться нарушить его покой, вывести из равновесия, пробить броню? «Не ждет ли она, чтобы я сделал первый шаг? — гадал он. — Ни одна из расставленных мной ловушек не сработала. Джиджи просто не замечает их, жадно впитывая в себя удовольствия, припасенные мной на этот день. Наживка оказалась такой заманчивой, что рыбка не видит ничего другого…»
И тут после нескольких дней благословенного молчания внезапно заработал телекс.
— Только этого мне и не хватало! — раздраженно воскликнул Бен и с такой силой выдернул из машины листок бумаги, что тот порвался.
«А разве ты хотела чего-то другого? — спрашивала себя Джиджи, хрустя вторым гренком. — Ты хотела свободы и получила ее с избытком; ненавидела зависимость, а тут никто не предъявляет на тебя никаких прав; не желала, чтобы тебя ревновали, и получила в спутники кавалера, который ведет себя как Гек Финн. Так чего же тебе еще, капризная дура? Тебя привезли в Венецию, не требуя ничего взамен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116