— Билли Уайлдер обещал прислать мне сценарий. Там для меня есть роль девушки, которая убегает от мафии с двумя парнями, переодетыми в женщин… Артур считает, что мне будет полезно сыграть в комедии.
— Я думал, ты ненавидишь Уайлдера.
— Так оно и есть. Но он знает, как работать со мной, а после съемок с Пробковым Мундштуком я больше не собираюсь тратить время на режиссеров-дилетантов. — Рассказывая о своих творческих планах, она несколько приободрилась. — А ты чем занимаешься сейчас? — спросила она.
— Работаю. Развлекаться практически некогда, — ответил я. — Но завтра я вылетаю в Вашингтон.
— Как бы мне хотелось поехать с тобой.
— Это не так-то легко сделать. Я еду туда, чтобы присутствовать на слушании в сенатской подкомиссии, где будет давать показания Хоффа. Для Бобби Кеннеди это исключительно важный момент.
— Да? А я ничего не знаю.
Я коротко рассказал Мэрилин о том, что мне было известно: о том, как обливался потом Дэйв Бек, когда Бобби буквально забросал его вопросами, о кипах документов с показаниями свидетелей и уликами (многие из них были получены не без моей помощи), которые доказывали виновность Бека и его дружков.
— Меня все это очень пугает, — сказала она.
— Хоффа? Профсоюз водителей? Это чисто политический процесс. Кого-то сажают в тюрьму, кого-то переизбирают — таковы уж правила игры.
— Это опасно. Я говорила об этом Джеку.
— Он знает, что делает, Мэрилин.
Она с раздражением покачала головой.
— Нет, не знает. Пожалуйста, скажи ему, чтобы он был осторожен. Очень осторожен!
— Скажу.
Я видел, что она не верит мне.
— Передай ему, что я очень хотела бы иметь от него ребенка.
Я проглотил комок в горле.
— Не думаю, что он будет рад услышать это сообщение из моих уст, Мэрилин.
— Пожалуй, ты прав. Скажи, пусть позвонит мне.
— Хорошо.
— У нас с Джеком был бы красивый ребенок. Я чувствую это прямо вот здесь. — Она положила руку себе на живот. Ногти на ее руке были обломаны, и под ними скопилась грязь. — Его я люблю по-настоящему, Дэйвид, поэтому я смогу родить от него ребенка. Я знаю это. — Она старалась сдержать слезы, но ей это не удавалось. — Я бы очень любила нашего малыша.
— Понимаю, — сказал я.
— Джек был бы его отцом, но ему не обязательно быть им официально, понимаешь? Ему не придется бросать Джеки, признавать нашего ребенка и так далее. Мы оба знали бы, что это наш ребенок, а больше ничего и не надо. Я все обдумала.
— Да, конечно, — отозвался я, надеясь, что мне удалось убедительно выразить свое одобрение.
В Вашингтоне было еще жарче, чем в Нью-Йорке. Я был рад, когда наконец добрался до зала, где заседала подкомиссия сената по правительственным расследованиям, больше известная как комиссия Макклеллана — по фамилии ее несколько вялого председателя. Бобби, сдвинув на лоб очки, сидел за небольшим столом, на котором были разложены документы. Его брат расположился на скамье позади него вместе с другими членами подкомиссии; большинство из них были заняты тем, что старались придать себе внушительный вид солидных государственных мужей, поскольку в зале присутствовали представители прессы и телевидения.
В зале был аншлаг — и в данном случае театральный термин был вполне оправдан, ибо в этот день показания давал Джимми Хоффа. До этого слушания имя Хоффы еще не было широко известно, но оно так часто упоминалось в свидетельских показаниях, что всем было любопытно взглянуть на него.
Хоффа вошел в комнату заседаний, как знаменитый боксер в окружении своих тренеров — в данном случае ими оказались адвокаты. Небольшого роста мужчина, телосложением напоминающий гидрант, задиристый и напряженный. Он жестом поприветствовал Бобби, и тот ответил ему сердитым взглядом.
Незадолго до слушания они встречались за ужином, и, как сообщил мне Джек, встреча прошла не совсем успешно. Бобби отклонил предложение Хоффы померяться силой рук и вместо этого стал задавать ему нескромные вопросы о фиктивных профсоюзных организациях в Нью-Йорке, с помощью которых Хоффа и мафия пытались взять под свой контроль Объединенный совет профсоюзных организаций водителей в Нью-Йорке.
Уходя, Хоффа попросил Бобби передать своей жене, что он не так уж и плох, как о нем думают, но Бобби сказал Этель, что, по его мнению, Хоффа на самом деле еще хуже. А у Хоффы после этой встречи сложилось впечатление, что Бобби Кеннеди “избалованный идиот”.
Такую встречу вряд ли можно охарактеризовать как хорошее начало, а спустя некоторое время Хоффа был арестован сотрудниками ФБР в гостинице “Дюпон Плаза” по обвинению в попытке подкупить свидетеля за две тысячи долларов наличными, что еще более усугубило сложившуюся ситуацию. Посредники обеих сторон работали день и ночь, пытаясь уладить эту возникшую в последний момент проблему. Я узнал об этом от своего старого друга Айка Люблина, известного адвоката из Лос-Анджелеса (говорили, что у него есть “связи с мафией”), которого я случайно встретил за завтраком в гостинице “Хэй-Адамс”. Он кое-что рассказал мне об этом деле — не все, конечно.
Бобби начал задавать Хоффе ничего не значащие вопросы. Это было довольно скучно, и представители прессы и члены подкомиссии не скрывали своего разочарования. Когда допрашивали Бека, он потел от волнения и вел себя, как злостный негодяй. Его сообщники — неотесанные мужики, словно сошедшие со страниц книг Дамона Раньона, были люди с “богатым” прошлым — вымогательства, убийства, рэкет. Хоффа же, напротив, вел себя, как ангелочек, аккуратно и точно отвечал на все вопросы Бобби, будто насмехался над ним. Во всяком случае, Бобби именно так и воспринимал манеру Хоффы; я видел, как лицо у него покраснело, глаза превратились в голубые льдинки, а это не предвещало ничего хорошего. Он делал все возможное, чтобы Хоффа сразу покаялся в тех грехах, в которых его обвиняли, но Хоффа не хотел. Во всей манере Хоффы и выражении лица сквозило нескрываемое презрение и сильное желание послать Бобби ко всем чертям.
— Но некоторые из ваших методов работы явно незаконны, не так ли? — спросил Бобби, устав от бесплодного “боя с тенью”, который, казалось, длился уже несколько часов.
— А что значит “незаконны”? — спросил Хоффа с ухмылкой, по всей видимости, желая изобразить улыбку.
— Преступны, — резко бросил Бобби. — Противоречат интересам членов вашего профсоюза. Я достаточно ясно излагаю свою мысль?
— Мне ничего не известно о таких методах, — ответил Хоффа, наморщив лоб, якобы пытаясь вспомнить хоть какие-то противоправные действия.
— Значит, вы не допускали ошибок?
— Что-то не припомню, Бобби.
От такой фамильярности глаза Бобби зло сверкнули.
— Немногие могут похвастать этим, господин Хоффа, — заметил он, качая головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192
— Я думал, ты ненавидишь Уайлдера.
— Так оно и есть. Но он знает, как работать со мной, а после съемок с Пробковым Мундштуком я больше не собираюсь тратить время на режиссеров-дилетантов. — Рассказывая о своих творческих планах, она несколько приободрилась. — А ты чем занимаешься сейчас? — спросила она.
— Работаю. Развлекаться практически некогда, — ответил я. — Но завтра я вылетаю в Вашингтон.
— Как бы мне хотелось поехать с тобой.
— Это не так-то легко сделать. Я еду туда, чтобы присутствовать на слушании в сенатской подкомиссии, где будет давать показания Хоффа. Для Бобби Кеннеди это исключительно важный момент.
— Да? А я ничего не знаю.
Я коротко рассказал Мэрилин о том, что мне было известно: о том, как обливался потом Дэйв Бек, когда Бобби буквально забросал его вопросами, о кипах документов с показаниями свидетелей и уликами (многие из них были получены не без моей помощи), которые доказывали виновность Бека и его дружков.
— Меня все это очень пугает, — сказала она.
— Хоффа? Профсоюз водителей? Это чисто политический процесс. Кого-то сажают в тюрьму, кого-то переизбирают — таковы уж правила игры.
— Это опасно. Я говорила об этом Джеку.
— Он знает, что делает, Мэрилин.
Она с раздражением покачала головой.
— Нет, не знает. Пожалуйста, скажи ему, чтобы он был осторожен. Очень осторожен!
— Скажу.
Я видел, что она не верит мне.
— Передай ему, что я очень хотела бы иметь от него ребенка.
Я проглотил комок в горле.
— Не думаю, что он будет рад услышать это сообщение из моих уст, Мэрилин.
— Пожалуй, ты прав. Скажи, пусть позвонит мне.
— Хорошо.
— У нас с Джеком был бы красивый ребенок. Я чувствую это прямо вот здесь. — Она положила руку себе на живот. Ногти на ее руке были обломаны, и под ними скопилась грязь. — Его я люблю по-настоящему, Дэйвид, поэтому я смогу родить от него ребенка. Я знаю это. — Она старалась сдержать слезы, но ей это не удавалось. — Я бы очень любила нашего малыша.
— Понимаю, — сказал я.
— Джек был бы его отцом, но ему не обязательно быть им официально, понимаешь? Ему не придется бросать Джеки, признавать нашего ребенка и так далее. Мы оба знали бы, что это наш ребенок, а больше ничего и не надо. Я все обдумала.
— Да, конечно, — отозвался я, надеясь, что мне удалось убедительно выразить свое одобрение.
В Вашингтоне было еще жарче, чем в Нью-Йорке. Я был рад, когда наконец добрался до зала, где заседала подкомиссия сената по правительственным расследованиям, больше известная как комиссия Макклеллана — по фамилии ее несколько вялого председателя. Бобби, сдвинув на лоб очки, сидел за небольшим столом, на котором были разложены документы. Его брат расположился на скамье позади него вместе с другими членами подкомиссии; большинство из них были заняты тем, что старались придать себе внушительный вид солидных государственных мужей, поскольку в зале присутствовали представители прессы и телевидения.
В зале был аншлаг — и в данном случае театральный термин был вполне оправдан, ибо в этот день показания давал Джимми Хоффа. До этого слушания имя Хоффы еще не было широко известно, но оно так часто упоминалось в свидетельских показаниях, что всем было любопытно взглянуть на него.
Хоффа вошел в комнату заседаний, как знаменитый боксер в окружении своих тренеров — в данном случае ими оказались адвокаты. Небольшого роста мужчина, телосложением напоминающий гидрант, задиристый и напряженный. Он жестом поприветствовал Бобби, и тот ответил ему сердитым взглядом.
Незадолго до слушания они встречались за ужином, и, как сообщил мне Джек, встреча прошла не совсем успешно. Бобби отклонил предложение Хоффы померяться силой рук и вместо этого стал задавать ему нескромные вопросы о фиктивных профсоюзных организациях в Нью-Йорке, с помощью которых Хоффа и мафия пытались взять под свой контроль Объединенный совет профсоюзных организаций водителей в Нью-Йорке.
Уходя, Хоффа попросил Бобби передать своей жене, что он не так уж и плох, как о нем думают, но Бобби сказал Этель, что, по его мнению, Хоффа на самом деле еще хуже. А у Хоффы после этой встречи сложилось впечатление, что Бобби Кеннеди “избалованный идиот”.
Такую встречу вряд ли можно охарактеризовать как хорошее начало, а спустя некоторое время Хоффа был арестован сотрудниками ФБР в гостинице “Дюпон Плаза” по обвинению в попытке подкупить свидетеля за две тысячи долларов наличными, что еще более усугубило сложившуюся ситуацию. Посредники обеих сторон работали день и ночь, пытаясь уладить эту возникшую в последний момент проблему. Я узнал об этом от своего старого друга Айка Люблина, известного адвоката из Лос-Анджелеса (говорили, что у него есть “связи с мафией”), которого я случайно встретил за завтраком в гостинице “Хэй-Адамс”. Он кое-что рассказал мне об этом деле — не все, конечно.
Бобби начал задавать Хоффе ничего не значащие вопросы. Это было довольно скучно, и представители прессы и члены подкомиссии не скрывали своего разочарования. Когда допрашивали Бека, он потел от волнения и вел себя, как злостный негодяй. Его сообщники — неотесанные мужики, словно сошедшие со страниц книг Дамона Раньона, были люди с “богатым” прошлым — вымогательства, убийства, рэкет. Хоффа же, напротив, вел себя, как ангелочек, аккуратно и точно отвечал на все вопросы Бобби, будто насмехался над ним. Во всяком случае, Бобби именно так и воспринимал манеру Хоффы; я видел, как лицо у него покраснело, глаза превратились в голубые льдинки, а это не предвещало ничего хорошего. Он делал все возможное, чтобы Хоффа сразу покаялся в тех грехах, в которых его обвиняли, но Хоффа не хотел. Во всей манере Хоффы и выражении лица сквозило нескрываемое презрение и сильное желание послать Бобби ко всем чертям.
— Но некоторые из ваших методов работы явно незаконны, не так ли? — спросил Бобби, устав от бесплодного “боя с тенью”, который, казалось, длился уже несколько часов.
— А что значит “незаконны”? — спросил Хоффа с ухмылкой, по всей видимости, желая изобразить улыбку.
— Преступны, — резко бросил Бобби. — Противоречат интересам членов вашего профсоюза. Я достаточно ясно излагаю свою мысль?
— Мне ничего не известно о таких методах, — ответил Хоффа, наморщив лоб, якобы пытаясь вспомнить хоть какие-то противоправные действия.
— Значит, вы не допускали ошибок?
— Что-то не припомню, Бобби.
От такой фамильярности глаза Бобби зло сверкнули.
— Немногие могут похвастать этим, господин Хоффа, — заметил он, качая головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192