Что касается семги, это проявление щедрости со стороны посла было не совсем бескорыстным. Джо вложил часть своих денег в компанию, которая импортировала из Ирландии копченую семгу, и поэтому намеревался доказать всему миру, что рыба ирландского приготовления качественнее и вкуснее, чем та, какую коптят в Шотландии. Он даже уговорил Джеки, чтобы ирландскую семгу подавали в Белом доме, но тихоокеанские коптильщики скоро узнали об этом и настояли, чтобы в Белом доме подавали копченую рыбу только отечественного приготовления.
Странно было наблюдать, как Мэрилин вьет себе уютное гнездышко, пытаясь стать едва ли не членом клана, который теперь становился первым семейством Америки, а ведь, в сущности, она не имела на это никакого права.
— Мне нравится отец Джека, — сказала она. — Он такой взбалмошный.
— Это уж точно.
— Он так сильно расстроился из-за всей этой возни с Кубой.
— Было от чего расстроиться.
— Он сказал, чтобы я не волновалась и что Джек еще покажет Кастро. “Его дни сочтены”, — сказал он.
— Так и сказал?
— Гм.
Я наклонился и взял ее за руку.
— Мэрилин, — произнес я, — сделай сама себе одолжение, пожалуйста. Никому никогда не говори об этом.
Она хихикнула и поцеловала меня на прощание. Весь вечер она глотала снотворное, запивая его шампанским. Не скажу, что она засыпала прямо на глазах, но говорила и двигалась медленнее, чем обычно, почти как при замедленной съемке.
— Не беспокойся, — ответила она, стараясь четко выговаривать каждый звук. — Я умею держать язык за зубами.
— Меня не интересуют все эти сплетни, Эдгар. И моего брата тоже, — холодно произнес Бобби Кеннеди. — Это все ложь. Неужели вы думаете, что, если бы мы с президентом содержали для себя проституток, мы водили бы их на двенадцатый этаж отеля “Ла Саль” и отряжали агентов службы безопасности два-три раза в неделю дежурить на этаже и не пропускать посторонних? Это все равно что организовать такое в вестибюле “Вашингтон пост”.
Гувер величаво кивнул.
— Я не принимаю эти сплетни всерьез, господин министр. Однако считаю своим долгом оповещать вас о любых слухах, которые касаются президента и его семьи.
— Пустая трата времени. Ваши сотрудники откапывают всякую чепуху, лучше бы ловили преступников. Но кто сообщил вам эту чушь?
— Горничная из отеля “Ла Саль”.
— Потрясающе! Это все?
Гувер продолжал улыбаться. Всепоглощающая ненависть, которую он испытывал к новому министру юстиции, придавала ему сил и уверенности.
— Нет, — ответил он, — еще не все.
— Не собираетесь ли вы поведать мне сплетню о судебном разбирательстве по делу об установлении отцовства, как на прошлой неделе… Если ваши люди не в состоянии раскопать что-нибудь лучше, чем сплетни, у меня скоро возникнут сомнения по поводу компетентности и здравого смысла сотрудников ФБР.
Гувер положил на заваленный бумагами стол рядом с пепельницей (казалось, ее вылепили на занятиях по труду в детском саду) школьную тетрадку в красной обложке, на которой кто-то старательно вывел разноцветными чернилами единственное слово “MARILYN”; точка над буквой i была нарисована в форме сердца. Ниже стояло имя “Тимми Хан”, написанное менее витиевато.
— Что это? — спросил Кеннеди.
— Это дневник. Может, вы взглянете на страницы, которые я пометил скрепками.
В кабинете стояла полная тишина, нарушаемая только шелестом переворачиваемых страниц. Бобби просматривал дневник с невозмутимым видом — он не собирался доставлять Гуверу удовольствие, выказывая свои чувства. Закончив листать тетрадь, Бобби положил ее на стол и вздохнул.
— Откуда у вас это? — спросил он.
— Это подлинный документ.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Мы достали этот документ, — начал Гувер, — чтобы защитить президента.
— Понятно. У вас был ордер на обыск?
— Было бы неразумно ставить в известность об этом деле федерального судью, как вы считаете?
— Гм. — Министр юстиции не хотел признавать, даже без свидетелей, что в определенных обстоятельствах допускает возможность уголовно наказуемых действий.
— Я считаю необходимым ознакомить с этим документом президента.
— Зачем?
— Во-первых, для того чтобы заставить его вести себя более осмотрительно. Во-вторых, чтобы наглядно продемонстрировать ему деятельность сотрудников ФБР, которые трудятся денно и нощно, защищая его интересы и личную жизнь.
Кеннеди мрачно кивнул.
— Я проинформирую его об этом.
— Вот и хорошо. А мы по-прежнему будем стараться, будьте уверены.
— Не сомневаюсь в этом. — Не вставая со своего места, Кеннеди через стол пожал Гуверу руку. — Кстати, — спросил он как бы между прочим, — у вас есть копия этого материала?
Гувер встал, твердо упираясь ногами в пол и выпятив вперед подбородок, — стойка, как у бульдога.
— Только в моем архиве, — ответил он и зловеще улыбнулся. — Там до него никто не доберется.
Чтобы передать Джанкане информацию от Бобби, я решил встретиться за завтраком с Полом Палермо.
Мы встретились с Полом в “Дубовой комнате” в отеле “Сент-Режи”, напротив моей конторы. Бизнес, которым занимался Пол, считался более или менее законным, и поэтому наша встреча не должна была вызвать особых подозрений. Кроме того, если бы сотрудники правоохранительных органов увидели нас вместе, вряд ли им пришло бы в голову, что в “Дубовой комнате” может замышляться какое-то преступление.
— У нас возникли проблемы, — объявил Пол, как только официант отошел подальше от нашего столика.
— Знаю. Поэтому и хотел увидеться с тобой. Мои люди, — я не собирался упоминать в таком месте имя Кеннеди, — разочарованы тем, что произошло. Или, точнее будет сказать, тем, что не произошло.
— Да, все это очень печально, но мы не виноваты. — Пол подался вперед, понизив голос до шепота. — Наши люди делали все, что нужно. Но их снабдили непригодным материалом.
У меня хватило ума не спросить его, о каком материале идет речь. Я просто удивленно вскинул брови, продолжая есть яичницу.
— Послушай, — продолжал Пол, разводя руками, чтобы убедить меня в своей искренности, — без хорошего инструмента работать нельзя, так ведь?
Я кивнул со знанием дела, хотя понятия не имел, о каких “инструментах” он говорит.
— Эти ребята должны были отравить сигары того человека, так? Они рисковали жизнью, чтобы вложить в сигары яд, а что получилось? Ничего! Тот парень выкурил несколько сигар и даже глазом не моргнул. Мы тут ни при чем. Дальше, мы должны были опрыскать его одежду специальным ядовитым веществом, которое действует при потовыделении. Наши ребята наняли для этого дела одну шлюху, немку. Она должна была лечь с ним в постель, а когда он заснет выполнить это задание. И она все сделала как надо. И вот он одевается, выходит на улицу, толкает речь на четыре часа, стоя на солнцепеке и обливаясь потом, как грязная свинья, и — nada!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192
Странно было наблюдать, как Мэрилин вьет себе уютное гнездышко, пытаясь стать едва ли не членом клана, который теперь становился первым семейством Америки, а ведь, в сущности, она не имела на это никакого права.
— Мне нравится отец Джека, — сказала она. — Он такой взбалмошный.
— Это уж точно.
— Он так сильно расстроился из-за всей этой возни с Кубой.
— Было от чего расстроиться.
— Он сказал, чтобы я не волновалась и что Джек еще покажет Кастро. “Его дни сочтены”, — сказал он.
— Так и сказал?
— Гм.
Я наклонился и взял ее за руку.
— Мэрилин, — произнес я, — сделай сама себе одолжение, пожалуйста. Никому никогда не говори об этом.
Она хихикнула и поцеловала меня на прощание. Весь вечер она глотала снотворное, запивая его шампанским. Не скажу, что она засыпала прямо на глазах, но говорила и двигалась медленнее, чем обычно, почти как при замедленной съемке.
— Не беспокойся, — ответила она, стараясь четко выговаривать каждый звук. — Я умею держать язык за зубами.
— Меня не интересуют все эти сплетни, Эдгар. И моего брата тоже, — холодно произнес Бобби Кеннеди. — Это все ложь. Неужели вы думаете, что, если бы мы с президентом содержали для себя проституток, мы водили бы их на двенадцатый этаж отеля “Ла Саль” и отряжали агентов службы безопасности два-три раза в неделю дежурить на этаже и не пропускать посторонних? Это все равно что организовать такое в вестибюле “Вашингтон пост”.
Гувер величаво кивнул.
— Я не принимаю эти сплетни всерьез, господин министр. Однако считаю своим долгом оповещать вас о любых слухах, которые касаются президента и его семьи.
— Пустая трата времени. Ваши сотрудники откапывают всякую чепуху, лучше бы ловили преступников. Но кто сообщил вам эту чушь?
— Горничная из отеля “Ла Саль”.
— Потрясающе! Это все?
Гувер продолжал улыбаться. Всепоглощающая ненависть, которую он испытывал к новому министру юстиции, придавала ему сил и уверенности.
— Нет, — ответил он, — еще не все.
— Не собираетесь ли вы поведать мне сплетню о судебном разбирательстве по делу об установлении отцовства, как на прошлой неделе… Если ваши люди не в состоянии раскопать что-нибудь лучше, чем сплетни, у меня скоро возникнут сомнения по поводу компетентности и здравого смысла сотрудников ФБР.
Гувер положил на заваленный бумагами стол рядом с пепельницей (казалось, ее вылепили на занятиях по труду в детском саду) школьную тетрадку в красной обложке, на которой кто-то старательно вывел разноцветными чернилами единственное слово “MARILYN”; точка над буквой i была нарисована в форме сердца. Ниже стояло имя “Тимми Хан”, написанное менее витиевато.
— Что это? — спросил Кеннеди.
— Это дневник. Может, вы взглянете на страницы, которые я пометил скрепками.
В кабинете стояла полная тишина, нарушаемая только шелестом переворачиваемых страниц. Бобби просматривал дневник с невозмутимым видом — он не собирался доставлять Гуверу удовольствие, выказывая свои чувства. Закончив листать тетрадь, Бобби положил ее на стол и вздохнул.
— Откуда у вас это? — спросил он.
— Это подлинный документ.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Мы достали этот документ, — начал Гувер, — чтобы защитить президента.
— Понятно. У вас был ордер на обыск?
— Было бы неразумно ставить в известность об этом деле федерального судью, как вы считаете?
— Гм. — Министр юстиции не хотел признавать, даже без свидетелей, что в определенных обстоятельствах допускает возможность уголовно наказуемых действий.
— Я считаю необходимым ознакомить с этим документом президента.
— Зачем?
— Во-первых, для того чтобы заставить его вести себя более осмотрительно. Во-вторых, чтобы наглядно продемонстрировать ему деятельность сотрудников ФБР, которые трудятся денно и нощно, защищая его интересы и личную жизнь.
Кеннеди мрачно кивнул.
— Я проинформирую его об этом.
— Вот и хорошо. А мы по-прежнему будем стараться, будьте уверены.
— Не сомневаюсь в этом. — Не вставая со своего места, Кеннеди через стол пожал Гуверу руку. — Кстати, — спросил он как бы между прочим, — у вас есть копия этого материала?
Гувер встал, твердо упираясь ногами в пол и выпятив вперед подбородок, — стойка, как у бульдога.
— Только в моем архиве, — ответил он и зловеще улыбнулся. — Там до него никто не доберется.
Чтобы передать Джанкане информацию от Бобби, я решил встретиться за завтраком с Полом Палермо.
Мы встретились с Полом в “Дубовой комнате” в отеле “Сент-Режи”, напротив моей конторы. Бизнес, которым занимался Пол, считался более или менее законным, и поэтому наша встреча не должна была вызвать особых подозрений. Кроме того, если бы сотрудники правоохранительных органов увидели нас вместе, вряд ли им пришло бы в голову, что в “Дубовой комнате” может замышляться какое-то преступление.
— У нас возникли проблемы, — объявил Пол, как только официант отошел подальше от нашего столика.
— Знаю. Поэтому и хотел увидеться с тобой. Мои люди, — я не собирался упоминать в таком месте имя Кеннеди, — разочарованы тем, что произошло. Или, точнее будет сказать, тем, что не произошло.
— Да, все это очень печально, но мы не виноваты. — Пол подался вперед, понизив голос до шепота. — Наши люди делали все, что нужно. Но их снабдили непригодным материалом.
У меня хватило ума не спросить его, о каком материале идет речь. Я просто удивленно вскинул брови, продолжая есть яичницу.
— Послушай, — продолжал Пол, разводя руками, чтобы убедить меня в своей искренности, — без хорошего инструмента работать нельзя, так ведь?
Я кивнул со знанием дела, хотя понятия не имел, о каких “инструментах” он говорит.
— Эти ребята должны были отравить сигары того человека, так? Они рисковали жизнью, чтобы вложить в сигары яд, а что получилось? Ничего! Тот парень выкурил несколько сигар и даже глазом не моргнул. Мы тут ни при чем. Дальше, мы должны были опрыскать его одежду специальным ядовитым веществом, которое действует при потовыделении. Наши ребята наняли для этого дела одну шлюху, немку. Она должна была лечь с ним в постель, а когда он заснет выполнить это задание. И она все сделала как надо. И вот он одевается, выходит на улицу, толкает речь на четыре часа, стоя на солнцепеке и обливаясь потом, как грязная свинья, и — nada!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192