Обычный черный аппарат без номерного диска был напрямую соединен с Белым домом. Где бы ни находился министр юстиции, он всегда должен был держать связь со своим братом. Менее важные персоны, такие, как, например, его зять Питер Лофорд, звонили ему через коммутатор Белого дома.
Шикнув на детей, чтобы они ушли из коридора, министр снял трубку и плечом прижал ее к уху. Он слушал стоя, повернувшись к свету так, что глаз его не было видно.
— Что значит “она неуправляема”, Питер? — спросил он.
Долгое время министр слушал молча. Он стоял лицом к двери, спиной повернувшись к гостиной, тем самым давая понять, что его нельзя беспокоить.
— Да, да, я понимаю, твои возможности небеспредельны… Ты все делаешь как надо. Я благодарен тебе.
Он мерил шагами небольшое пространство возле телефона, насколько позволяла длина шнура, но ему этого было мало, словно в нем скопилось так много энергии, что он не в силах был стоять на месте.
— Не думаю, что она приедет сюда. — Роберт Кеннеди произносил слова твердо и решительно, как всегда, уверенный в своих суждениях. — Вот на это она способна, это верно, — сказал он. — Бедная женщина.
Голос его был полон печали. В нем слышались и жалость, и стыд, не было только жалости к самому себе — он просто не знал этого чувства.
— Вызови врача, — приказал он, — как его… Вот-вот… Нет, нет, я сам ей скажу. Это единственный выход.
Кеннеди попрощался и со вздохом повесил трубку, затем снова взял ее.
— Папа, папа, ну скоро ты? — услышал он у себя за спиной крик одного из ребятишек. Он повернулся и, широко улыбаясь, поднял вверх указательный палец. Это означало, что он просит еще только одну минутку, — Роберт Кеннеди не любил заставлять своих детей ждать. После этого он попросил телефонистку соединить его с министерством юстиции.
— Мне нужно сегодня вечером быть в Лос-Анджелесе. Выясните, как это можно устроить, — отрывисто приказал он, не тратя времени на обмен любезностями. — И чтобы об этом никто не знал.
На короткое мгновение министр закрыл глаза, как будто силы вдруг покинули его.
— Но ведь там где-то есть база морской пехоты? — спросил он. — У них наверняка есть вертолеты? — Кеннеди нетерпеливо выслушал то, что ему ответили. — Ну, это меня не волнует. Выполняйте приказание.
Он повесил трубку и ринулся в гостиную. Дети с радостными криками обступили отца; усталости и озабоченности как не бывало.
Весь вечер в пятницу она провела с Лофордами. Мэрилин помнила, что встретилась с ними за ужином в “Ла Скала”. Вместе с ней за столиком собралось пять человек, и в общем-то она была там лишняя.
К тому времени, как им подали горячее, она уже выпила не один бокал шампанского и, приободренная алкоголем и таблетками, начала громко рассказывать о Бобби и о том, что он бросил ее. Питер, пьяный под стать ей самой, сидел, обливаясь потом от нервного напряжения. Наконец он не выдержал и, бросив своих гостей, которые еще даже не доели первое блюдо, повез Мэрилин домой. Она, конечно, стала сопротивляться, устроила перед рестораном отвратительную сцену (на глазах у толпившихся там шоферов), но в итоге все же позволила ему затолкать себя в машину.
Она помнила, как, сбросив туфли, задрала ноги на щиток управления, чтобы прохладный ветерок дул ей под платье, — очень уж жаркий выдался вечер. Помнила, что всю дорогу изливала на Лофорда свою желчь и горечь, а он умолял ее вести себя благоразумно, напоминал, какое положение занимает Бобби, просил подумать о своей карьере и репутации — и самое главное, прекратить доставлять всем неприятности и не болтать лишнего.
Она напомнила, как сказала ему, чтобы он убирался к черту, и в этот момент они как раз остановились у ее дома. Также помнила, как орала во все горло, грозя предать все огласке, если Бобби не приедет к вей в Лос-Анджелес.
— Но это невозможно, — стенал Лофорд. И в его глазах стояли слезы .
Она швырнула в него туфлю и угодила прямо в лоб.
— Я не шучу!
— Все кончено. Забудь об этом.
— Я люблю его!
— Ну и что теперь? Он женат. У него бог знает сколько детей. В шестьдесят восьмом году он наверняка будет баллотироваться в президенты. Отстань от него.
— Он любит меня, мерзкая ты английская тварь.
— Очень может быть. Но это ничего не значит.
Она швырнула в него вторую туфлю. Эта туфля угодила Лофорду в нижнюю часть лица и рассекла губу. Она с удовольствием заметила в его глазах страх. Ей хотелось еще что-нибудь кинуть в него, но больше ничего не осталось.
— Передай ему, что завтра я позвоню Луэлле, Уинчеллу, всем, кому только можно. Я им все расскажу. Про Джека. Про Бобби. Все. Скажи ему, что я должна увидеться с ним, а то я за себя не ручаюсь!
В окнах домов по всей улице люди стали включать свет. Залаяли собаки. Лофорд съежился в своей машине, ожидая что она вот-вот запустит в него чем-нибудь еще, затем завел мотор и уехал. Мэрилин осталась одна перед дверью своего дома.
На следующее утро она проснулась рано. В девять часов она уже сидела на кухне, в голове непривычная легкость и ясность. Миссис Мюррей варила для нее кофе. За ночь к Мэрилин вернулась надежда — Бобби приедет, и как только он увидит ее, все наладится.
Обедать она не стала — вместо этого с час загорала возле бассейна, пока миссис Мюррей ездила по магазинам, чтобы к прибытию Бобби заполнить холодильник. Мэрилин не сомневалась в том, что Бобби приедет, а Питер Лофорд может думать, что ему заблагорассудится…
Она настолько уверила себя в этом, что даже позвонила в магазин игрушек на бульваре Санта-Моника и заказала игрушки для всех семерых детишек Бобби, попросив, чтобы покупки доставили ей домой как можно скорее. Для самой маленькой, Мэри Керри, она заказала большого набивного тигра, — когда ей было три года, она очень хотела иметь такую игрушку. Для других детей она выбрала разных игрушечных зверей и машинки; она плохо представляла себе, во что любят играть дети в том или ином возрасте, и, похоже, теперь ей вряд ли удастся это узнать.
Она действовала по внезапному побуждению, — и, скорее всего, ее усилия напрасны, думала Мэрилин, — но ей так хотелось выразить Бобби свою любовь, доказать, что он дорог ей весь, и семья его тоже, и что ему не придется выбирать между ней и своими детьми… Теперь она поняла, что слишком уж настойчиво и нетерпеливо предъявляла ему свои требования.
Около часу дня из магазина доставили игрушки, и миссис Мюррей к этому времени вернулась с покупками из Брентвуда. Бобби ей так и не позвонил, и она начала нервничать, тем более что в коридоре на самом видном месте лежала гора игрушек, словно на Рождество. Глядя на игрушки, Мэрилин вспоминала свое детство в приюте: накануне Рождества в вестибюле приюта всегда лежали груды старых игрушек — пожертвования “добреньких” дядей и тетей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192
Шикнув на детей, чтобы они ушли из коридора, министр снял трубку и плечом прижал ее к уху. Он слушал стоя, повернувшись к свету так, что глаз его не было видно.
— Что значит “она неуправляема”, Питер? — спросил он.
Долгое время министр слушал молча. Он стоял лицом к двери, спиной повернувшись к гостиной, тем самым давая понять, что его нельзя беспокоить.
— Да, да, я понимаю, твои возможности небеспредельны… Ты все делаешь как надо. Я благодарен тебе.
Он мерил шагами небольшое пространство возле телефона, насколько позволяла длина шнура, но ему этого было мало, словно в нем скопилось так много энергии, что он не в силах был стоять на месте.
— Не думаю, что она приедет сюда. — Роберт Кеннеди произносил слова твердо и решительно, как всегда, уверенный в своих суждениях. — Вот на это она способна, это верно, — сказал он. — Бедная женщина.
Голос его был полон печали. В нем слышались и жалость, и стыд, не было только жалости к самому себе — он просто не знал этого чувства.
— Вызови врача, — приказал он, — как его… Вот-вот… Нет, нет, я сам ей скажу. Это единственный выход.
Кеннеди попрощался и со вздохом повесил трубку, затем снова взял ее.
— Папа, папа, ну скоро ты? — услышал он у себя за спиной крик одного из ребятишек. Он повернулся и, широко улыбаясь, поднял вверх указательный палец. Это означало, что он просит еще только одну минутку, — Роберт Кеннеди не любил заставлять своих детей ждать. После этого он попросил телефонистку соединить его с министерством юстиции.
— Мне нужно сегодня вечером быть в Лос-Анджелесе. Выясните, как это можно устроить, — отрывисто приказал он, не тратя времени на обмен любезностями. — И чтобы об этом никто не знал.
На короткое мгновение министр закрыл глаза, как будто силы вдруг покинули его.
— Но ведь там где-то есть база морской пехоты? — спросил он. — У них наверняка есть вертолеты? — Кеннеди нетерпеливо выслушал то, что ему ответили. — Ну, это меня не волнует. Выполняйте приказание.
Он повесил трубку и ринулся в гостиную. Дети с радостными криками обступили отца; усталости и озабоченности как не бывало.
Весь вечер в пятницу она провела с Лофордами. Мэрилин помнила, что встретилась с ними за ужином в “Ла Скала”. Вместе с ней за столиком собралось пять человек, и в общем-то она была там лишняя.
К тому времени, как им подали горячее, она уже выпила не один бокал шампанского и, приободренная алкоголем и таблетками, начала громко рассказывать о Бобби и о том, что он бросил ее. Питер, пьяный под стать ей самой, сидел, обливаясь потом от нервного напряжения. Наконец он не выдержал и, бросив своих гостей, которые еще даже не доели первое блюдо, повез Мэрилин домой. Она, конечно, стала сопротивляться, устроила перед рестораном отвратительную сцену (на глазах у толпившихся там шоферов), но в итоге все же позволила ему затолкать себя в машину.
Она помнила, как, сбросив туфли, задрала ноги на щиток управления, чтобы прохладный ветерок дул ей под платье, — очень уж жаркий выдался вечер. Помнила, что всю дорогу изливала на Лофорда свою желчь и горечь, а он умолял ее вести себя благоразумно, напоминал, какое положение занимает Бобби, просил подумать о своей карьере и репутации — и самое главное, прекратить доставлять всем неприятности и не болтать лишнего.
Она напомнила, как сказала ему, чтобы он убирался к черту, и в этот момент они как раз остановились у ее дома. Также помнила, как орала во все горло, грозя предать все огласке, если Бобби не приедет к вей в Лос-Анджелес.
— Но это невозможно, — стенал Лофорд. И в его глазах стояли слезы .
Она швырнула в него туфлю и угодила прямо в лоб.
— Я не шучу!
— Все кончено. Забудь об этом.
— Я люблю его!
— Ну и что теперь? Он женат. У него бог знает сколько детей. В шестьдесят восьмом году он наверняка будет баллотироваться в президенты. Отстань от него.
— Он любит меня, мерзкая ты английская тварь.
— Очень может быть. Но это ничего не значит.
Она швырнула в него вторую туфлю. Эта туфля угодила Лофорду в нижнюю часть лица и рассекла губу. Она с удовольствием заметила в его глазах страх. Ей хотелось еще что-нибудь кинуть в него, но больше ничего не осталось.
— Передай ему, что завтра я позвоню Луэлле, Уинчеллу, всем, кому только можно. Я им все расскажу. Про Джека. Про Бобби. Все. Скажи ему, что я должна увидеться с ним, а то я за себя не ручаюсь!
В окнах домов по всей улице люди стали включать свет. Залаяли собаки. Лофорд съежился в своей машине, ожидая что она вот-вот запустит в него чем-нибудь еще, затем завел мотор и уехал. Мэрилин осталась одна перед дверью своего дома.
На следующее утро она проснулась рано. В девять часов она уже сидела на кухне, в голове непривычная легкость и ясность. Миссис Мюррей варила для нее кофе. За ночь к Мэрилин вернулась надежда — Бобби приедет, и как только он увидит ее, все наладится.
Обедать она не стала — вместо этого с час загорала возле бассейна, пока миссис Мюррей ездила по магазинам, чтобы к прибытию Бобби заполнить холодильник. Мэрилин не сомневалась в том, что Бобби приедет, а Питер Лофорд может думать, что ему заблагорассудится…
Она настолько уверила себя в этом, что даже позвонила в магазин игрушек на бульваре Санта-Моника и заказала игрушки для всех семерых детишек Бобби, попросив, чтобы покупки доставили ей домой как можно скорее. Для самой маленькой, Мэри Керри, она заказала большого набивного тигра, — когда ей было три года, она очень хотела иметь такую игрушку. Для других детей она выбрала разных игрушечных зверей и машинки; она плохо представляла себе, во что любят играть дети в том или ином возрасте, и, похоже, теперь ей вряд ли удастся это узнать.
Она действовала по внезапному побуждению, — и, скорее всего, ее усилия напрасны, думала Мэрилин, — но ей так хотелось выразить Бобби свою любовь, доказать, что он дорог ей весь, и семья его тоже, и что ему не придется выбирать между ней и своими детьми… Теперь она поняла, что слишком уж настойчиво и нетерпеливо предъявляла ему свои требования.
Около часу дня из магазина доставили игрушки, и миссис Мюррей к этому времени вернулась с покупками из Брентвуда. Бобби ей так и не позвонил, и она начала нервничать, тем более что в коридоре на самом видном месте лежала гора игрушек, словно на Рождество. Глядя на игрушки, Мэрилин вспоминала свое детство в приюте: накануне Рождества в вестибюле приюта всегда лежали груды старых игрушек — пожертвования “добреньких” дядей и тетей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192