— И запомни: если ты ее хоть пальцем тронешь — я убью тебя.
Геккерн был ошеломлен, раздавлен. Он никак не ожидал такого безумия от человека, считавшегося одним из самых многообещающих молодых оперативников
— Дурачок… — сказал Геккерн ласково, — в отставку… да кто ж тебя отпустит? Отставка возможна разве что на тот свет, сам знаешь…
Дантес повернулся к нему и схватил его за руку. Рука Дантеса была очень горячей, ее прикосновение обожгло Геккерна.
— Ради бога, — сказал Дантес, — ради бога… Толя, пожалуйста…
Кто это — Толя? Кто это такой? Геккерн наконец вспомнил и сильно побледнел. Никогда в жизни еще Дантес не называл своего напарника его настоящим именем. Геккерн осторожно высвободил свою руку из руки Дантеса.
— Предлагаю сделку, Вася, — сказал он. — Девушку оставляют в покое, но ты навсегда забываешь о ней. И мы завтра же уезжаем из Покровского.
Дантес молчал очень долго. Потом он несколько раз слабо кивнул.
— Я ведь тебе добра желаю, — сказал Геккерн.
— Я знаю, — ответил Дантес.
Он отвернулся к стене и больше не смотрел на Геккерна и не говорил с ним.
Ночью, когда все в доме спали, Геккерн прокрался в спальню Дантеса и сделал ему укол, чтоб расспросить его спящего и узнать его намерения. Это был не просто низкий и подлый по отношению к товарищу, но очень опасный поступок — лишь сотрудники отдела собственной безопасности имели право знать тайные мысли оперативников — и, если б Дантес утром заметил на своей руке след укола и сдал свою кровь на анализ и узнал, что Геккерн применял к нему спецсредство, Геккерну бы сильно не поздоровилось; но Геккерн очень беспокоился…
И всюду страсти роковые,
И от судеб защиты нет.
Геккерн решил, что игра стоит свеч.
Как он и предполагал, намерения Дантеса были такие: притвориться, будто забыл Машу, а когда-нибудь позднее тайно приехать в Покровское и уговорить ее бежать с ним за границу, в Европу. Это было очень плохо. Конечно, оперативник, как всякий гражданин, имеет право уехать в Европу — но…
Он
Ушел на запад — и благословеньем
Его мы проводили.
«Уйти на запад» означало также и — умереть.
Да, это было очень плохо, но не смертельно: Геккерн знал, что страсть у молодых людей не бывает долгой. С глаз долой — из сердца вон; бежать из Покровского, и постепенно все образуется.
XV
Село Ненарадово было очень маленькое, бедное и дрянное, оттуда всего один раз в неделю ходил автобус до райцентра, и Геккерн полагал маловероятным, что беглецы пойдут туда; тем не менее на дороге, ведущей в Ненарадово, был выставлен милицейский пост, хотя и не такой серьезный, как на других дорогах. Этот пост состоял из двух милиционеров — молодых, крепких парней. Они лежали в высоких кустах, курили и вели наблюдение за дорогой. Они уже обсудили всех знакомых баб и всех фотомоделей и теперь помирали со скуки; поэтому они обрадовались, когда увидели, что из леса вышла человеческая фигура и медленно приближается к ним. Эта фигура не могла быть кем-то из искомых преступников, потому что она была женская, скорей даже девичья. Девушка в короткой юбке и с длинными ногами к ним приближалась. Луна была полная и светила ярко, но сейчас зашла за тучу, и милиционеры не очень хорошо видели девушку. Они не видели ее лица, но видели, что была очень тоненькая, изящная, как статуэтка. Движения ее были полны грации. Парни пришли в восторг и выразили свой восторг как умели:
— А-а, какая, б…, сучонка…
— ………!
Глупая сучонка шла прямо на них. У парней уже слюнки текли. Когда она подошла совсем близко, они вскочили и схватили ее. Луна вышла из туч, и они только теперь увидели, что девушка была черная. Это было круто. Они не раз видели в кино про маньяков, какие занятные вещи можно сделать с женским телом, но никогда б не решились сделать их с русскою девушкой. (Русскую девушку можно было только оприходовать, сломать нос, отбить почки и затем пинком под зад вышвырнуть из машины, а больше ни-ни.)
Четверть часа спустя на дороге показались два человека. Это были Саша и Лева. Они прошли мимо поста, и никто не остановил их.
XVI
Геккерн разговаривал по телефону с начальником милиции райцентра. Начальник милиции был в бешенстве и орал, что больше никогда не будет работать на спецслужбы, пусть что хотят с ним делают. Отправить двоих неопытных милиционеров ночью в какую-то дикую глухомань, где их сожрал медведь!
— Какой медведь? — не понял Геккерн.
— Ну, или волки… Господи помилуй! Какие-то кровавые ошметья… Только по пистолетам и опознали… Неопытные, зеленые, не стреляли даже… Он их, наверно, врасплох застал, медведь-то… Они пытались сопротивляться — дубинка одна вся в кровище… но что против медведя…
— А человека вы однозначно исключаете? — спросил Геккерн. До сих пор он был высокого мнения об уме Профессора и Спортсмена, но, быть может, он недооценивал их физическую силу и жестокость?
— Ч-человека! Человека! Да вы приезжайте в морг, посмотрите! Это же… мясокомбинат, цех колбасный… О-ох…
— Очень сожалею, — сказал Геккерн и повесил трубку. Он примерно представлял себе, что может сделать с человеком разъяренный медведь.
Если б это произошло в Америке или хотя бы в Москве, эксперты, конечно, обнаружили бы, что кровь на дубинке человеческая, женская, и установили бы по шерстинкам и следам когтей и зубов, что парней разорвал не медведь и не волк, а совсем другое животное. Но здесь, в Валдайской глуши, никому и в голову не пришло разбираться: экспертизы стоят кучу денег, а зверя, какой бы породы он ни был, к уголовной ответственности все равно не привлечешь.
…Обычно леопард убивает одним ударом, переламывая шею или спину, и она именно так и намеревалась поступить с ними, когда они повалили ее и навалились сверху своими потными телами; и даже когда они били ее по лицу, она все еще хотела поступить именно так, хотя начала уже сердиться. Но когда один развел ей ноги, а другой схватил свою милицейскую дубинку и, глядя ей в глаза и улыбаясь, начал… Тут она очень сильно рассердилась. Она вырвала им языки и лишь потом стала глодать их, начиная с ног, и крик их был беззвучен, но, Господи, как ужасен, как долог он был.
XVII
Указателя никакого не было. Просто кучка полуразвалившихся лачуг, нищенские огороды. Саша и Лева увидели старика, сидящего на завалинке, подошли к нему, угостили сигаретами и спросили, что это за деревня и как отсюда доехать до какого-нибудь города. Услышав, что это село Ненарадово, они заволновались и, поблагодарив старика, отошли в сторону.
— Надо уходить отсюда.
— Он говорит, автобус на Валдай раз в неделю.
— Пешком уйдем.
— Белкин, я не могу… Я устал. — Был полдень; ночь прошла без сна, а все утро они сидели на опушке леса, осматриваясь, и вышли, лишь убедившись, что никакой милиции в этой жалкой деревне не видно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
Геккерн был ошеломлен, раздавлен. Он никак не ожидал такого безумия от человека, считавшегося одним из самых многообещающих молодых оперативников
— Дурачок… — сказал Геккерн ласково, — в отставку… да кто ж тебя отпустит? Отставка возможна разве что на тот свет, сам знаешь…
Дантес повернулся к нему и схватил его за руку. Рука Дантеса была очень горячей, ее прикосновение обожгло Геккерна.
— Ради бога, — сказал Дантес, — ради бога… Толя, пожалуйста…
Кто это — Толя? Кто это такой? Геккерн наконец вспомнил и сильно побледнел. Никогда в жизни еще Дантес не называл своего напарника его настоящим именем. Геккерн осторожно высвободил свою руку из руки Дантеса.
— Предлагаю сделку, Вася, — сказал он. — Девушку оставляют в покое, но ты навсегда забываешь о ней. И мы завтра же уезжаем из Покровского.
Дантес молчал очень долго. Потом он несколько раз слабо кивнул.
— Я ведь тебе добра желаю, — сказал Геккерн.
— Я знаю, — ответил Дантес.
Он отвернулся к стене и больше не смотрел на Геккерна и не говорил с ним.
Ночью, когда все в доме спали, Геккерн прокрался в спальню Дантеса и сделал ему укол, чтоб расспросить его спящего и узнать его намерения. Это был не просто низкий и подлый по отношению к товарищу, но очень опасный поступок — лишь сотрудники отдела собственной безопасности имели право знать тайные мысли оперативников — и, если б Дантес утром заметил на своей руке след укола и сдал свою кровь на анализ и узнал, что Геккерн применял к нему спецсредство, Геккерну бы сильно не поздоровилось; но Геккерн очень беспокоился…
И всюду страсти роковые,
И от судеб защиты нет.
Геккерн решил, что игра стоит свеч.
Как он и предполагал, намерения Дантеса были такие: притвориться, будто забыл Машу, а когда-нибудь позднее тайно приехать в Покровское и уговорить ее бежать с ним за границу, в Европу. Это было очень плохо. Конечно, оперативник, как всякий гражданин, имеет право уехать в Европу — но…
Он
Ушел на запад — и благословеньем
Его мы проводили.
«Уйти на запад» означало также и — умереть.
Да, это было очень плохо, но не смертельно: Геккерн знал, что страсть у молодых людей не бывает долгой. С глаз долой — из сердца вон; бежать из Покровского, и постепенно все образуется.
XV
Село Ненарадово было очень маленькое, бедное и дрянное, оттуда всего один раз в неделю ходил автобус до райцентра, и Геккерн полагал маловероятным, что беглецы пойдут туда; тем не менее на дороге, ведущей в Ненарадово, был выставлен милицейский пост, хотя и не такой серьезный, как на других дорогах. Этот пост состоял из двух милиционеров — молодых, крепких парней. Они лежали в высоких кустах, курили и вели наблюдение за дорогой. Они уже обсудили всех знакомых баб и всех фотомоделей и теперь помирали со скуки; поэтому они обрадовались, когда увидели, что из леса вышла человеческая фигура и медленно приближается к ним. Эта фигура не могла быть кем-то из искомых преступников, потому что она была женская, скорей даже девичья. Девушка в короткой юбке и с длинными ногами к ним приближалась. Луна была полная и светила ярко, но сейчас зашла за тучу, и милиционеры не очень хорошо видели девушку. Они не видели ее лица, но видели, что была очень тоненькая, изящная, как статуэтка. Движения ее были полны грации. Парни пришли в восторг и выразили свой восторг как умели:
— А-а, какая, б…, сучонка…
— ………!
Глупая сучонка шла прямо на них. У парней уже слюнки текли. Когда она подошла совсем близко, они вскочили и схватили ее. Луна вышла из туч, и они только теперь увидели, что девушка была черная. Это было круто. Они не раз видели в кино про маньяков, какие занятные вещи можно сделать с женским телом, но никогда б не решились сделать их с русскою девушкой. (Русскую девушку можно было только оприходовать, сломать нос, отбить почки и затем пинком под зад вышвырнуть из машины, а больше ни-ни.)
Четверть часа спустя на дороге показались два человека. Это были Саша и Лева. Они прошли мимо поста, и никто не остановил их.
XVI
Геккерн разговаривал по телефону с начальником милиции райцентра. Начальник милиции был в бешенстве и орал, что больше никогда не будет работать на спецслужбы, пусть что хотят с ним делают. Отправить двоих неопытных милиционеров ночью в какую-то дикую глухомань, где их сожрал медведь!
— Какой медведь? — не понял Геккерн.
— Ну, или волки… Господи помилуй! Какие-то кровавые ошметья… Только по пистолетам и опознали… Неопытные, зеленые, не стреляли даже… Он их, наверно, врасплох застал, медведь-то… Они пытались сопротивляться — дубинка одна вся в кровище… но что против медведя…
— А человека вы однозначно исключаете? — спросил Геккерн. До сих пор он был высокого мнения об уме Профессора и Спортсмена, но, быть может, он недооценивал их физическую силу и жестокость?
— Ч-человека! Человека! Да вы приезжайте в морг, посмотрите! Это же… мясокомбинат, цех колбасный… О-ох…
— Очень сожалею, — сказал Геккерн и повесил трубку. Он примерно представлял себе, что может сделать с человеком разъяренный медведь.
Если б это произошло в Америке или хотя бы в Москве, эксперты, конечно, обнаружили бы, что кровь на дубинке человеческая, женская, и установили бы по шерстинкам и следам когтей и зубов, что парней разорвал не медведь и не волк, а совсем другое животное. Но здесь, в Валдайской глуши, никому и в голову не пришло разбираться: экспертизы стоят кучу денег, а зверя, какой бы породы он ни был, к уголовной ответственности все равно не привлечешь.
…Обычно леопард убивает одним ударом, переламывая шею или спину, и она именно так и намеревалась поступить с ними, когда они повалили ее и навалились сверху своими потными телами; и даже когда они били ее по лицу, она все еще хотела поступить именно так, хотя начала уже сердиться. Но когда один развел ей ноги, а другой схватил свою милицейскую дубинку и, глядя ей в глаза и улыбаясь, начал… Тут она очень сильно рассердилась. Она вырвала им языки и лишь потом стала глодать их, начиная с ног, и крик их был беззвучен, но, Господи, как ужасен, как долог он был.
XVII
Указателя никакого не было. Просто кучка полуразвалившихся лачуг, нищенские огороды. Саша и Лева увидели старика, сидящего на завалинке, подошли к нему, угостили сигаретами и спросили, что это за деревня и как отсюда доехать до какого-нибудь города. Услышав, что это село Ненарадово, они заволновались и, поблагодарив старика, отошли в сторону.
— Надо уходить отсюда.
— Он говорит, автобус на Валдай раз в неделю.
— Пешком уйдем.
— Белкин, я не могу… Я устал. — Был полдень; ночь прошла без сна, а все утро они сидели на опушке леса, осматриваясь, и вышли, лишь убедившись, что никакой милиции в этой жалкой деревне не видно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144