Большому было стыдно подписывать халтуру своим именем. Но Издатель полагал, что ему удастся в дальнейшем разъяснить Большому моральную неправоту его позиции.
— Ладно, — сказал Издатель, — мы еще вернемся к этому вопросу. — И он еще раз пожал писателям руки.
Писатели пошли в бухгалтерию и получили аванс. Большой Писатель был очень добрый. Теперь у Мелкого будут новые ботинки. Потом они вышли на улицу. Это была улица Тверская. Они купили пива и стали пить его, сидя на скамеечке в сквере, где все встречаются. На них сверху глядел человек, лицо его было усталое. Они не обращали на него никакого внимания. Они просто пили пиво и подсчитывали, что купят себе завтра. Потом Большой раскрыл ноутбук и стал писать быстро-быстро:
КОД ОНЕГИНА
роман
Мне день и ночь покоя не дает
Мой черный человек. За мною всюду,
Как тень, он гонится.
«Моцарт и Сальери»
— Вот, — сказал Большой, — начало положено. Дальше ты валяй.
— Но…
— Я хочу еще пива. Ничего, не бойся, валяй. Потом я впишу туда мысли.
Оставшись один, Мелкий воровато огляделся. Сперва он хотел удрать с ноутбуком и пропить его. Но почему-то он этого не сделал. Он начал печатать, и руки его тряслись, но не от похмелья, нет…
Глава первая
Ай-яй-яй-яй, убили негра, убили негра, убили,
Ни за что ни про что, суки, замочили.
«Запрещенные барабанщики»
I
— Хозяин, хозяин! Тут какой-то эта… коробочка нашли.
«Сам ты коробочка! Прикидываешься, будто по-русски нормально говорить не умеешь», — подумал он. Без злобы подумал, просто так. Молдаваны-строители, как и все другие чучмеки, нарочно прикидывались неграмотными и бестолковыми, чтобы в случае чего отмазаться, типа «моя твоя не понимай». Это было нормально: всяк норовит напакостить, а потом отмазаться. Он их не осуждал. Он никогда не говорил про них «понаехали». Ну, понаехали — а если б не понаехали, кто б ему так дешево взялся загородный дом строить? Москвичи, да? Он не миллионер… пока. «А дом все-таки хорош выходит! К будущей весне закончу строиться — и сразу с Катей под венец».
— Клад, в натуре, — сказал другой молдаван.
Он фыркнул. Это «в натуре» звучало в устах молдавана ужасно глупо. Такие слова вообще не должны произносить люди несерьезные, люди не при делах — во всяком случае, так ему объясняли. Клад? Если б он не заскочил перед работой проверить, как движется строительство, молдаваны бы, конечно, не подумали сказать ему о находке — они ж не идиоты. Но в клады он не верил. Мечтать — мечтал, а верить не верил. Клады находят только в кино, во всяком случае, такие клады, от которых можно разбогатеть. Несколько червонцев, какая-нибудь облезлая брошка… Да нет, просто труха.
Но все ж он не удержался и глянул туда, куда показывал корявым пальцем молдаван — в яму, полную гнилых щепок. Двое рабочих закончили разбирать старую деревянную беседку, убрали доски и теперь начали рыть большую яму под фундамент: на месте беседки будет баня. Нет, он не такой уж приземленный человек; беседка, увитая душистым горошком, — это хорошо, это стильно, беседка тоже нужна, только новая и поближе к ручью, там еще грот будет и мостик… Тут он в который раз вспомнил, что это она хотела беседку, и грот, и мостик, и в сердце провернулся нож от мясорубки — легонько, легонечко, да и нож был совсем уже тупой. Свалила, и слава богу, и времени-то уж сколько прошло — полгода… Она и сниться редко стала. Катя ничем не хуже нее. Катя из хорошей семьи, у Кати образование, на Кате хоть завтра жениться. А та… Ей только деньги от него были нужны. Правильно Олег тогда сказал: шлюха, дешевка! И не думать об этом. Но Сашка, Сашка… А! Она сама призналась, что Сашка не от него.
Она говорила: будем в беседке чай пить из самовара и есть черничное варенье, она знала, что он любит черничное. Было все-таки в ней кое-что хорошее, кроме красоты. Хозяйственная. Варенье варила, перебирала каждую ягодку… Катя не умеет варить варенье и вообще ничего по дому не умеет; но это чепуха, ему не нужна бесплатная кухарка, он платную наймет. Ему нужна жена изящная, образованная, чтоб выходить с нею в люди, в свет, чтобы могла разговор поддержать — о кинофестивалях, например, о текущей политике… А та — да пошла она! Беседка все равно будет построена, не для нее, для Кати, и непременно с душистым горошком, хоть это и глупый цветок, почти как герань… Короче, молдаваны разломали беседку. И вот пожалуйста: коробочка!
Это была плоская прямоугольная жестянка, вся заржавелая и заросшая плесенью. Рабочие со всего участка сбежались и столпились вокруг своего товарища, который держал в руках находку. Их ведь хлебом не корми — дай поглазеть. Он хотел отвернуться и уйти — время поджимало: в два часа у него встреча с поставщиком-финном. Но вдруг все-таки клад?! Он не мог допустить, чтобы черномазые прикарманили его собственность.
— Что смотришь? — сказал он рабочему. — Открывай. Молдаван рукавом обтер с жестянки грязь, неловко — пальцы скользили — откинул плотно пригнанную крышку. Никакого клада, разумеется, не было. Бумажки какие-то. Рабочие разочарованно загомонили по-своему, потом прораб (русский) на них прикрикнул, и они стали расходиться. Прораб спросил его, можно ли выбросить коробочку, и он сперва сказал, что можно, а потом все-таки передумал («Может, письма какие — хоть почитать, пока в пробке стоять буду») и сказал прорабу:
— Дай сюда, Валера… Да нет, что ты мне грязное суешь? — Он был одет в новый костюм из льна, цвета сливок. Костюм обошелся в целое состояние. Он любил хорошие тряпки. — Бумажки дай. Ну, я поехал. И ты скажи, Валера, кровельщику, что он баран. (Черепицу на крыше дома положили криво.) Я ему ноги оторву.
— Все поправим, хозяин.
Прораб расплылся в дурацкой улыбке: хозяин был хороший, не злой. Поорет иногда, а так ничего, отходит быстро, и сигаретами дорогими их угощал, и платил исправно. В строительстве хозяин понимал как свинья в винограде. Грех и обманывать такого человека. Один из рабочих, Илья (когда-то давно он у себя на родине преподавал информатику в университете), называл хозяина «нуворишем, словно сошедшим со страниц сборника анекдотов» и зло смеялся над его толсторылым джипом и вульгарными костюмами; Илья еще иногда называл хозяина уголовной рожей, но это следовало отнести на счет малой осведомленности самого Ильи в том, что касалось уголовных рож. Прораб — он в прежние времена хоть в университетах и не преподавал, но служил в уголовном розыске (неисповедимы пути твои, Господи!), оперуполномоченным, — отлично видел, что их нынешний хозяин не из таких. Зауряднейший молодой буржуа, трусливый и законопослушный, помешанный на благопристойности, — так определял хозяина кровельщик Мирча, кандидат психологических наук, и прораб склонен был с ним согласиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
— Ладно, — сказал Издатель, — мы еще вернемся к этому вопросу. — И он еще раз пожал писателям руки.
Писатели пошли в бухгалтерию и получили аванс. Большой Писатель был очень добрый. Теперь у Мелкого будут новые ботинки. Потом они вышли на улицу. Это была улица Тверская. Они купили пива и стали пить его, сидя на скамеечке в сквере, где все встречаются. На них сверху глядел человек, лицо его было усталое. Они не обращали на него никакого внимания. Они просто пили пиво и подсчитывали, что купят себе завтра. Потом Большой раскрыл ноутбук и стал писать быстро-быстро:
КОД ОНЕГИНА
роман
Мне день и ночь покоя не дает
Мой черный человек. За мною всюду,
Как тень, он гонится.
«Моцарт и Сальери»
— Вот, — сказал Большой, — начало положено. Дальше ты валяй.
— Но…
— Я хочу еще пива. Ничего, не бойся, валяй. Потом я впишу туда мысли.
Оставшись один, Мелкий воровато огляделся. Сперва он хотел удрать с ноутбуком и пропить его. Но почему-то он этого не сделал. Он начал печатать, и руки его тряслись, но не от похмелья, нет…
Глава первая
Ай-яй-яй-яй, убили негра, убили негра, убили,
Ни за что ни про что, суки, замочили.
«Запрещенные барабанщики»
I
— Хозяин, хозяин! Тут какой-то эта… коробочка нашли.
«Сам ты коробочка! Прикидываешься, будто по-русски нормально говорить не умеешь», — подумал он. Без злобы подумал, просто так. Молдаваны-строители, как и все другие чучмеки, нарочно прикидывались неграмотными и бестолковыми, чтобы в случае чего отмазаться, типа «моя твоя не понимай». Это было нормально: всяк норовит напакостить, а потом отмазаться. Он их не осуждал. Он никогда не говорил про них «понаехали». Ну, понаехали — а если б не понаехали, кто б ему так дешево взялся загородный дом строить? Москвичи, да? Он не миллионер… пока. «А дом все-таки хорош выходит! К будущей весне закончу строиться — и сразу с Катей под венец».
— Клад, в натуре, — сказал другой молдаван.
Он фыркнул. Это «в натуре» звучало в устах молдавана ужасно глупо. Такие слова вообще не должны произносить люди несерьезные, люди не при делах — во всяком случае, так ему объясняли. Клад? Если б он не заскочил перед работой проверить, как движется строительство, молдаваны бы, конечно, не подумали сказать ему о находке — они ж не идиоты. Но в клады он не верил. Мечтать — мечтал, а верить не верил. Клады находят только в кино, во всяком случае, такие клады, от которых можно разбогатеть. Несколько червонцев, какая-нибудь облезлая брошка… Да нет, просто труха.
Но все ж он не удержался и глянул туда, куда показывал корявым пальцем молдаван — в яму, полную гнилых щепок. Двое рабочих закончили разбирать старую деревянную беседку, убрали доски и теперь начали рыть большую яму под фундамент: на месте беседки будет баня. Нет, он не такой уж приземленный человек; беседка, увитая душистым горошком, — это хорошо, это стильно, беседка тоже нужна, только новая и поближе к ручью, там еще грот будет и мостик… Тут он в который раз вспомнил, что это она хотела беседку, и грот, и мостик, и в сердце провернулся нож от мясорубки — легонько, легонечко, да и нож был совсем уже тупой. Свалила, и слава богу, и времени-то уж сколько прошло — полгода… Она и сниться редко стала. Катя ничем не хуже нее. Катя из хорошей семьи, у Кати образование, на Кате хоть завтра жениться. А та… Ей только деньги от него были нужны. Правильно Олег тогда сказал: шлюха, дешевка! И не думать об этом. Но Сашка, Сашка… А! Она сама призналась, что Сашка не от него.
Она говорила: будем в беседке чай пить из самовара и есть черничное варенье, она знала, что он любит черничное. Было все-таки в ней кое-что хорошее, кроме красоты. Хозяйственная. Варенье варила, перебирала каждую ягодку… Катя не умеет варить варенье и вообще ничего по дому не умеет; но это чепуха, ему не нужна бесплатная кухарка, он платную наймет. Ему нужна жена изящная, образованная, чтоб выходить с нею в люди, в свет, чтобы могла разговор поддержать — о кинофестивалях, например, о текущей политике… А та — да пошла она! Беседка все равно будет построена, не для нее, для Кати, и непременно с душистым горошком, хоть это и глупый цветок, почти как герань… Короче, молдаваны разломали беседку. И вот пожалуйста: коробочка!
Это была плоская прямоугольная жестянка, вся заржавелая и заросшая плесенью. Рабочие со всего участка сбежались и столпились вокруг своего товарища, который держал в руках находку. Их ведь хлебом не корми — дай поглазеть. Он хотел отвернуться и уйти — время поджимало: в два часа у него встреча с поставщиком-финном. Но вдруг все-таки клад?! Он не мог допустить, чтобы черномазые прикарманили его собственность.
— Что смотришь? — сказал он рабочему. — Открывай. Молдаван рукавом обтер с жестянки грязь, неловко — пальцы скользили — откинул плотно пригнанную крышку. Никакого клада, разумеется, не было. Бумажки какие-то. Рабочие разочарованно загомонили по-своему, потом прораб (русский) на них прикрикнул, и они стали расходиться. Прораб спросил его, можно ли выбросить коробочку, и он сперва сказал, что можно, а потом все-таки передумал («Может, письма какие — хоть почитать, пока в пробке стоять буду») и сказал прорабу:
— Дай сюда, Валера… Да нет, что ты мне грязное суешь? — Он был одет в новый костюм из льна, цвета сливок. Костюм обошелся в целое состояние. Он любил хорошие тряпки. — Бумажки дай. Ну, я поехал. И ты скажи, Валера, кровельщику, что он баран. (Черепицу на крыше дома положили криво.) Я ему ноги оторву.
— Все поправим, хозяин.
Прораб расплылся в дурацкой улыбке: хозяин был хороший, не злой. Поорет иногда, а так ничего, отходит быстро, и сигаретами дорогими их угощал, и платил исправно. В строительстве хозяин понимал как свинья в винограде. Грех и обманывать такого человека. Один из рабочих, Илья (когда-то давно он у себя на родине преподавал информатику в университете), называл хозяина «нуворишем, словно сошедшим со страниц сборника анекдотов» и зло смеялся над его толсторылым джипом и вульгарными костюмами; Илья еще иногда называл хозяина уголовной рожей, но это следовало отнести на счет малой осведомленности самого Ильи в том, что касалось уголовных рож. Прораб — он в прежние времена хоть в университетах и не преподавал, но служил в уголовном розыске (неисповедимы пути твои, Господи!), оперуполномоченным, — отлично видел, что их нынешний хозяин не из таких. Зауряднейший молодой буржуа, трусливый и законопослушный, помешанный на благопристойности, — так определял хозяина кровельщик Мирча, кандидат психологических наук, и прораб склонен был с ним согласиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144