Ли, которая надеялась насладиться уединением в обществе Мэтью, не могла не понимать, что ее отсутствие на банкете и неизбежные толки отрицательно повлияют на работу. Атмосфера и без того накалена – что же будет, если узнают, что восходящая звезда спит с продюсером?
Все с самого начала пошло наперекосяк. Кристофер Бирк пустился в разглагольствования о превосходстве австралийского кино над американским.
– Это же общеизвестный факт, – распинался он, – что американским киношникам нет дела ни до чего, кроме дерьмового доллара. Вы, янки, – он бесцеремонно ткнул пальцем в сидевшую напротив Ли, – завели самоубийственную моду ставить эффектные однодневки, тогда как мы стараемся копать глубже, ставя художественность впереди прибыли.
В его мутных глазах читался вызов.
Отчасти потому, что в словах Бирка была доля истины, но главным образом потому, что Ли видела: он только что опорожнил бутылку невероятно дорогого «Шато Мутон-Ротшильда» разлива тысяча девятьсот сорок седьмого года, она уклонилась от драки.
– Пусть даже это правда, – миролюбиво произнесла Ли, чувствуя себя обязанной защитить свой фильм перед лицом съемочной группы – люди все-таки старались! – Но ты не можешь отрицать, что «Опасный» является исключением – возможно, подтверждающим правило.
– Конечно, моя прелесть. Особенно если учесть, что у тебя хватило ума пригласить меня для постановки.
Мысленно Ли уже поздравляла себя с тем, что благополучно миновала минное поле, но в этот самый момент на них обрушилось раздражение заносчивого парижского официанта в связи с тем, что Марисса с Джеффом явились с получасовым опозданием, хотя еда для них была уже давно заказана. Верная себе, Марисса надела красное платье с глубочайшим вырезом, которое липло к ней, точно лак к ногтям. Она уже «приняла» и теперь отчаянно флиртовала со всеми мужчинами за столом, особенно с Мэтью.
Также успевший «причаститься», Джефф впал в бешеную ревность. Не успел официант принести закуску в виде осетрины, как Джефф поклялся, что подметет пол первым же наглецом, который станет пялиться на пухлые Мариссины груди.
И пошло-поехало.
Напряжение, связанное с соблюдением приличий, преследовало Ли даже в спальне, особенно после сорокапятиминутного телефонного разговора с Джошуа; тот жаловался, что ему приходится проводить Рождество с Тиной и Корбетом вместо своей собственной дочери.
– Извини, – сказала она, кладя трубку и поворачиваясь к Мэтью. Тот лежал на кровати, подложив руки под голову и созерцая потолок.
Весь день он чувствовал себя не в своей тарелке, и, несмотря на его заверения, что Ли тут ни при чем, она не могла не нервничать. Может, он охладел? Жалеет, что она приехала?
– Нет ничего предосудительного в том, что в канун Рождества твоему отцу захотелось поговорить с дочерью.
Она положила голову ему на грудь.
– Не слишком удачный праздник.
– Подумаешь. Я никогда не придавал ему особого значения.
По правде говоря, он ненавидел Рождество: ведь это – семейный праздник, а семьи-то у него и не было.
– Мне показался интересным рассказ Брендана о рождественских гастролях во Вьетнаме, во время бомбежки.
То Рождество Мэтью встретил в окопе, укрывшись за мешками с песком; над головами свистел металл. Они сидели на когда-то белой, а теперь позеленевшей от плесени скамье, прислушиваясь к гулу вражеских ракет и угощаясь консервами – мясными фрикадельками с бобами в томатном соусе.
– Северные вьетнамцы – неважная аудитория. И, к сожалению, не туда целились.
Ли была заинтригована.
– Ты действительно так ненавидишь Брендана?
– Кажется, я ясно высказался на этот счет.
Да, конечно. Ли вспомнила пятницу накануне того дня, когда они впервые обладали друг другом. Непостижимая враждебность Мэтью к Брендану не давала ей покоя.
– С ним трудно работать?
– Ли, я не расположен обсуждать Фарадея. Во всяком случае сегодня. С тобой.
Тайны… Между нами слишком много тайн, грустно подумала Ли. Но он прав: сегодня – неподходящий день для дискуссий. Она поцеловала Мэтью в плечо, туда, где взбугрились литые мышцы.
– Ты слишком напряжен. – Она пробежалась губами по его груди. – Что сделать, чтобы ты расслабился?
Кончик ее языка забрался в ямку пупка.
– То, что и делаешь. Для начала сойдет.
– Для начала… – В ее низком, горловом смехе чувствовались мед и горечь одновременно. Когда пенис Мэтью оказался в нежной и сладкой глубине ее рта, тени прошлого отступили. Осталась только Ли.
Ласки Мэтью были, как всегда, пылкими и умелыми, однако в воздухе витала угроза. Ли в первый раз симулировала оргазм и почувствовала себя обманщицей.
И напрасно.
Потом они отдыхали. Унылый декабрьский дождь стучался в окна, барабанил по деревянным рамам. Мэтью первым нарушил молчание.
– Все наладится, Ли. Когда нам не придется втискивать столько мыслей, впечатлений, чувств в каждую минуту. После этих чертовых съемок.
Ли дотронулась до талисмана – золотого сердечка, висевшего на цепочке у нее на шее. Рождественский подарок Мэтью.
– После этих чертовых съемок… Наполовину обещание. И наполовину – молитва.
Глава 24
Март 1973 г.
Когда закончились наконец – с опозданием на двадцать четыре дня и превышением сметы на два миллиона долларов – съемки «Опасного», Ли находилась в Торонто – искала натуру для следующего фильма. Интерес к этому городу подогрел Питер Устинов, определивший его как «Нью-Йорк, управляемый швейцарцами». Ли скоро убедилась в его правоте. Торонто действительно имел много общего с Нью-Йорк-сити. Возможно, будет дешевле снимать здесь, а не в Манхэттене. Конечно, придется подпортить водосточные трубы и ободрать штукатурку с некоторых зданий (жители Торонто питали стойкое отвращение ко всякому беспорядку и надписям на стенах). Зато не нужно откупаться от уличных хулиганов, чтобы не лезли к членам съемочной группы.
Прошатавшись весь день по слякоти и снегу, угробив купленные специально для этой поездки серые сапожки от Феррагамо, Ли находилась не в лучшем состоянии духа. Ей предстоял одинокий ужин на пятнадцатом этаже отеля «Саттон» – и вдруг из Франции позвонил Мэтью. После Рождества прошло два месяца. Шестьдесят восемь одиноких дней и еще более одиноких ночей.
– Как поживает самая сексуальная женщина в мире? – прорвался сквозь помехи на линии его голос.
Сексуальная. Так о ней не отзывался ни один мужчина. Только Мэтью. Ли прижала трубку к уху, словно это могло сократить расстояние в несколько тысяч миль.
– Мерзнет. Завтра обещают снежную бурю, так что сегодня я весь день рыскала по городу в поисках Чайна-тауна, Кэббидж-тауна и Кенсингтон-маркета.
– Жалко, не могу тебя согреть.
– Да, очень.
– Я сделал открытие! Телефонные компании нагло лгут!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Все с самого начала пошло наперекосяк. Кристофер Бирк пустился в разглагольствования о превосходстве австралийского кино над американским.
– Это же общеизвестный факт, – распинался он, – что американским киношникам нет дела ни до чего, кроме дерьмового доллара. Вы, янки, – он бесцеремонно ткнул пальцем в сидевшую напротив Ли, – завели самоубийственную моду ставить эффектные однодневки, тогда как мы стараемся копать глубже, ставя художественность впереди прибыли.
В его мутных глазах читался вызов.
Отчасти потому, что в словах Бирка была доля истины, но главным образом потому, что Ли видела: он только что опорожнил бутылку невероятно дорогого «Шато Мутон-Ротшильда» разлива тысяча девятьсот сорок седьмого года, она уклонилась от драки.
– Пусть даже это правда, – миролюбиво произнесла Ли, чувствуя себя обязанной защитить свой фильм перед лицом съемочной группы – люди все-таки старались! – Но ты не можешь отрицать, что «Опасный» является исключением – возможно, подтверждающим правило.
– Конечно, моя прелесть. Особенно если учесть, что у тебя хватило ума пригласить меня для постановки.
Мысленно Ли уже поздравляла себя с тем, что благополучно миновала минное поле, но в этот самый момент на них обрушилось раздражение заносчивого парижского официанта в связи с тем, что Марисса с Джеффом явились с получасовым опозданием, хотя еда для них была уже давно заказана. Верная себе, Марисса надела красное платье с глубочайшим вырезом, которое липло к ней, точно лак к ногтям. Она уже «приняла» и теперь отчаянно флиртовала со всеми мужчинами за столом, особенно с Мэтью.
Также успевший «причаститься», Джефф впал в бешеную ревность. Не успел официант принести закуску в виде осетрины, как Джефф поклялся, что подметет пол первым же наглецом, который станет пялиться на пухлые Мариссины груди.
И пошло-поехало.
Напряжение, связанное с соблюдением приличий, преследовало Ли даже в спальне, особенно после сорокапятиминутного телефонного разговора с Джошуа; тот жаловался, что ему приходится проводить Рождество с Тиной и Корбетом вместо своей собственной дочери.
– Извини, – сказала она, кладя трубку и поворачиваясь к Мэтью. Тот лежал на кровати, подложив руки под голову и созерцая потолок.
Весь день он чувствовал себя не в своей тарелке, и, несмотря на его заверения, что Ли тут ни при чем, она не могла не нервничать. Может, он охладел? Жалеет, что она приехала?
– Нет ничего предосудительного в том, что в канун Рождества твоему отцу захотелось поговорить с дочерью.
Она положила голову ему на грудь.
– Не слишком удачный праздник.
– Подумаешь. Я никогда не придавал ему особого значения.
По правде говоря, он ненавидел Рождество: ведь это – семейный праздник, а семьи-то у него и не было.
– Мне показался интересным рассказ Брендана о рождественских гастролях во Вьетнаме, во время бомбежки.
То Рождество Мэтью встретил в окопе, укрывшись за мешками с песком; над головами свистел металл. Они сидели на когда-то белой, а теперь позеленевшей от плесени скамье, прислушиваясь к гулу вражеских ракет и угощаясь консервами – мясными фрикадельками с бобами в томатном соусе.
– Северные вьетнамцы – неважная аудитория. И, к сожалению, не туда целились.
Ли была заинтригована.
– Ты действительно так ненавидишь Брендана?
– Кажется, я ясно высказался на этот счет.
Да, конечно. Ли вспомнила пятницу накануне того дня, когда они впервые обладали друг другом. Непостижимая враждебность Мэтью к Брендану не давала ей покоя.
– С ним трудно работать?
– Ли, я не расположен обсуждать Фарадея. Во всяком случае сегодня. С тобой.
Тайны… Между нами слишком много тайн, грустно подумала Ли. Но он прав: сегодня – неподходящий день для дискуссий. Она поцеловала Мэтью в плечо, туда, где взбугрились литые мышцы.
– Ты слишком напряжен. – Она пробежалась губами по его груди. – Что сделать, чтобы ты расслабился?
Кончик ее языка забрался в ямку пупка.
– То, что и делаешь. Для начала сойдет.
– Для начала… – В ее низком, горловом смехе чувствовались мед и горечь одновременно. Когда пенис Мэтью оказался в нежной и сладкой глубине ее рта, тени прошлого отступили. Осталась только Ли.
Ласки Мэтью были, как всегда, пылкими и умелыми, однако в воздухе витала угроза. Ли в первый раз симулировала оргазм и почувствовала себя обманщицей.
И напрасно.
Потом они отдыхали. Унылый декабрьский дождь стучался в окна, барабанил по деревянным рамам. Мэтью первым нарушил молчание.
– Все наладится, Ли. Когда нам не придется втискивать столько мыслей, впечатлений, чувств в каждую минуту. После этих чертовых съемок.
Ли дотронулась до талисмана – золотого сердечка, висевшего на цепочке у нее на шее. Рождественский подарок Мэтью.
– После этих чертовых съемок… Наполовину обещание. И наполовину – молитва.
Глава 24
Март 1973 г.
Когда закончились наконец – с опозданием на двадцать четыре дня и превышением сметы на два миллиона долларов – съемки «Опасного», Ли находилась в Торонто – искала натуру для следующего фильма. Интерес к этому городу подогрел Питер Устинов, определивший его как «Нью-Йорк, управляемый швейцарцами». Ли скоро убедилась в его правоте. Торонто действительно имел много общего с Нью-Йорк-сити. Возможно, будет дешевле снимать здесь, а не в Манхэттене. Конечно, придется подпортить водосточные трубы и ободрать штукатурку с некоторых зданий (жители Торонто питали стойкое отвращение ко всякому беспорядку и надписям на стенах). Зато не нужно откупаться от уличных хулиганов, чтобы не лезли к членам съемочной группы.
Прошатавшись весь день по слякоти и снегу, угробив купленные специально для этой поездки серые сапожки от Феррагамо, Ли находилась не в лучшем состоянии духа. Ей предстоял одинокий ужин на пятнадцатом этаже отеля «Саттон» – и вдруг из Франции позвонил Мэтью. После Рождества прошло два месяца. Шестьдесят восемь одиноких дней и еще более одиноких ночей.
– Как поживает самая сексуальная женщина в мире? – прорвался сквозь помехи на линии его голос.
Сексуальная. Так о ней не отзывался ни один мужчина. Только Мэтью. Ли прижала трубку к уху, словно это могло сократить расстояние в несколько тысяч миль.
– Мерзнет. Завтра обещают снежную бурю, так что сегодня я весь день рыскала по городу в поисках Чайна-тауна, Кэббидж-тауна и Кенсингтон-маркета.
– Жалко, не могу тебя согреть.
– Да, очень.
– Я сделал открытие! Телефонные компании нагло лгут!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104