Но мы ругались даже когда я заклеивал разбитую ладонь, а она подрезала сломанные ногти. Нечего было и думать, чтобы лечь спать, выяснение отношений поглотило нас без остатка. По счастью, все на свете кончается, и наступило утро. Кое-как прополоскав сорванные глотки и уничтожив следы всенощной ругани на лицах, мы разбежались по своим рабочим местам.
Трещина в отношениях могла относительно безболезненно затянуться, если бы мы вели старый образ жизни. Самая длинная истерика заканчивается, каждый из нас увидел бы другого трезвыми глазами, и сердца приказали бы нам помириться. Но следующий раз мы увиделись с ней только через сутки, когда покой снова начал перерастать в раздражение.
— Доброе утро. — Вежливо-безразличный взгляд с одной стороны.
— Доброе утро. — Такой же ответ с другой.
Потом у меня была недельная командировка в Питер, потом ей потребовалось ночевать в институте — ставить очередные эксперименты. Мы приходили домой, кое-как разогревали еду, заказанную домовым, и заводили бесконечные разговоры с этими жестяными мозгами: давали им новые имена, вводили пароли доступа, требовали пересказывать новости. Васька был еще слишком мал, чтобы служить «передаточным звеном» и мирить нас. Дети вообще, если их при этом не бьют, очень легко увлекаются теми ссорами и войнами, что ведут родители. И стоило одному из нас обвинить другого, как сын с готовностью отзывался на это. Хорошо, что мы не увлеклись и смогли вовремя остановиться, выплескивая злобу на домовом.
Как мера поддержания на плаву семейного корабля были куплены психологические программы: теперь домовой пытался помирить нас в меру своего интеллекта. Корректный голос выливал на нас ушаты анализа психологии семейной жизни; рассказывал анекдоты, душещипательные истории и даже выжимку из криминальной хроники. Все это добро разнообразилось главами из любовных трагедий, сонетами и песнями. Не скажу, что эрзац домашнего уюта был качественным, но подвижки у нас в головах имелись: злиться в такой обстановке на Олю у меня не было никакого желания, она тоже не хотела изображать пилу. С одной стороны мы помирились, но с другой — по-прежнему не видели друг друга целыми днями.
Можно ли забыть другого человека, любимую женщину, с которой прожил не один год? Забыть те мелкие черты лица, которые милее всего твоему сердцу, потерять в перекрестках сознания ее привычки, забавные пристрастия и увлечения? Целиком — никогда. Память всегда сохраняет что-то особенно дорогое для тебя: разворот головы, манеру звонить в дверь, поправлять волосы. Но нельзя удерживать в голове весь образ, он понемногу стирается, превращается в такую бледную акварель, скупой карандашный набросок, силуэт на грязном стекле. А отражение, тень, уже нельзя любить. Призраки только тревожат память и кусают сердце. Друг для друга мы становились именно такими призраками. Мы оба понимали, что так долго не может продолжаться — невозможно говорить с электронным голосом, фантомом твоего разума, думая, что он материализует мечты твоего сердца.
И все-таки надежда появилась: техника всегда готова подбросить нам что-то новое, пусть даже и в чувствах. Возможность увидеть жену, поговорить с ней в любой момент дня и ночи — это было давно и не помогало: что толку в телефоне, если голова все время занята другим и нет времени дотянуться до трубки? Здесь было другое — передача сигналов нервной системы. Первые попытки были чуть ли не двадцать лет назад, стационарные установки смогли сделать не так давно, машину епископа Беркли только обещали, но нам такой силы и таких подробностей не было нужно.
Это будет как постоянная связь на уровне эмоций: если ваша жена чего-то сильно испугается или ей будет больно — у вас сразу потемнеет перед глазами. Ее радость будет вашей радостью, и наоборот. Причем никаких шлемов, камер и вообще ничего громоздкого! Один-единственный шунт, к тому же не в голове, а в плече. Раньше люди «зашивались» от алкоголизма, мы «зашьем» ваш брак от развода! Психолог то ли заключил контракт с производителем, то ли раньше работал коммивояжером и вспоминал прошлое, но продал нам эту вещичку вполне профессионально.
Честно говоря, три дня отпуска, что каждому из нас удалось выбить у своего начальства и которые мы провели в одной больничной палате, сблизили нас много больше, чем эти железки в наших телах. В целом получилось неплохо — будто на несколько месяцев вернулись те, первые годы. Не знаю, с чем это можно сравнить. Так в бою двое солдат, стоя спина к спине, могут быть спокойны за свой тыл — шунты дали нам это ощущение уверенности, знание того, что творится за твоей спиной.
Вот только одним плоха была эта система: несовершеннолетним запрещалось ее устанавливать. Детская психика должна развиваться естественно, твердили врачи, и если думать отстранений, то они были правы. Васька, как и раньше, воспитывался электроникой, и ему скоро пора было в школу, в нулевой класс. Без него все пошло наперекосяк, тот же инстинкт, что тем ноябрьским вечером толкнул Олю на истерику, а потом развязал язык мне, не отпускал. Это было как постоянное, неотступное беспокойство, оно вилось вокруг нас осиным роем, на первый взгляд не опасным, но постоянно готовым ужалить. Какое-то время я гасил в себе отзвук этого беспокойства усилием воли, у Оли это получалось хуже, и я как-то рефлекторно начал отбрыкиваться. Ответные вспышки гнева накатывали в самый неподходящий момент. В шунтах были предохранители, они не давали нам довести друг друга до истерики, но все равно это было как головная боль от простуженного нерва, приступ мигрени, ноющий зуб и начальство за спиной вместе взятые. По идее, это состояние должно было приводить к быстрому успокоению, но человек не морская свинка, которая от боли выполняет все указания, есть в нем особое упрямство, порожденное нежеланием прощать прошлые обиды. Так могло продолжаться и пять, и десять минут, пока мы не уставали. Стоя спиной к спине, мы начали толкаться локтями.
Сначала мне необходимо было иметь ясную голову, когда у жены начался приступ депрессии, и я отключился. В другой раз отключилась она. Периоды молчания начали становиться все длиннее, отключались двое одновременно, и когда один включался, нечего было слушать. В марте это стало очевидно — нейрошунты не помогали.
— Павел, так больше не может продолжаться. — Можно ли представить себе два голубых океана, от которых веет пустыней? Но теперь это были ее глаза. — Мы доводим себя до нервного истощения.
— Я договорился — шунты можно вытащить на выходных. — Она была права, нечего упорствовать в своих ошибках, да и подобные приборы начинали все меньше нравиться институтским органам безопасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Трещина в отношениях могла относительно безболезненно затянуться, если бы мы вели старый образ жизни. Самая длинная истерика заканчивается, каждый из нас увидел бы другого трезвыми глазами, и сердца приказали бы нам помириться. Но следующий раз мы увиделись с ней только через сутки, когда покой снова начал перерастать в раздражение.
— Доброе утро. — Вежливо-безразличный взгляд с одной стороны.
— Доброе утро. — Такой же ответ с другой.
Потом у меня была недельная командировка в Питер, потом ей потребовалось ночевать в институте — ставить очередные эксперименты. Мы приходили домой, кое-как разогревали еду, заказанную домовым, и заводили бесконечные разговоры с этими жестяными мозгами: давали им новые имена, вводили пароли доступа, требовали пересказывать новости. Васька был еще слишком мал, чтобы служить «передаточным звеном» и мирить нас. Дети вообще, если их при этом не бьют, очень легко увлекаются теми ссорами и войнами, что ведут родители. И стоило одному из нас обвинить другого, как сын с готовностью отзывался на это. Хорошо, что мы не увлеклись и смогли вовремя остановиться, выплескивая злобу на домовом.
Как мера поддержания на плаву семейного корабля были куплены психологические программы: теперь домовой пытался помирить нас в меру своего интеллекта. Корректный голос выливал на нас ушаты анализа психологии семейной жизни; рассказывал анекдоты, душещипательные истории и даже выжимку из криминальной хроники. Все это добро разнообразилось главами из любовных трагедий, сонетами и песнями. Не скажу, что эрзац домашнего уюта был качественным, но подвижки у нас в головах имелись: злиться в такой обстановке на Олю у меня не было никакого желания, она тоже не хотела изображать пилу. С одной стороны мы помирились, но с другой — по-прежнему не видели друг друга целыми днями.
Можно ли забыть другого человека, любимую женщину, с которой прожил не один год? Забыть те мелкие черты лица, которые милее всего твоему сердцу, потерять в перекрестках сознания ее привычки, забавные пристрастия и увлечения? Целиком — никогда. Память всегда сохраняет что-то особенно дорогое для тебя: разворот головы, манеру звонить в дверь, поправлять волосы. Но нельзя удерживать в голове весь образ, он понемногу стирается, превращается в такую бледную акварель, скупой карандашный набросок, силуэт на грязном стекле. А отражение, тень, уже нельзя любить. Призраки только тревожат память и кусают сердце. Друг для друга мы становились именно такими призраками. Мы оба понимали, что так долго не может продолжаться — невозможно говорить с электронным голосом, фантомом твоего разума, думая, что он материализует мечты твоего сердца.
И все-таки надежда появилась: техника всегда готова подбросить нам что-то новое, пусть даже и в чувствах. Возможность увидеть жену, поговорить с ней в любой момент дня и ночи — это было давно и не помогало: что толку в телефоне, если голова все время занята другим и нет времени дотянуться до трубки? Здесь было другое — передача сигналов нервной системы. Первые попытки были чуть ли не двадцать лет назад, стационарные установки смогли сделать не так давно, машину епископа Беркли только обещали, но нам такой силы и таких подробностей не было нужно.
Это будет как постоянная связь на уровне эмоций: если ваша жена чего-то сильно испугается или ей будет больно — у вас сразу потемнеет перед глазами. Ее радость будет вашей радостью, и наоборот. Причем никаких шлемов, камер и вообще ничего громоздкого! Один-единственный шунт, к тому же не в голове, а в плече. Раньше люди «зашивались» от алкоголизма, мы «зашьем» ваш брак от развода! Психолог то ли заключил контракт с производителем, то ли раньше работал коммивояжером и вспоминал прошлое, но продал нам эту вещичку вполне профессионально.
Честно говоря, три дня отпуска, что каждому из нас удалось выбить у своего начальства и которые мы провели в одной больничной палате, сблизили нас много больше, чем эти железки в наших телах. В целом получилось неплохо — будто на несколько месяцев вернулись те, первые годы. Не знаю, с чем это можно сравнить. Так в бою двое солдат, стоя спина к спине, могут быть спокойны за свой тыл — шунты дали нам это ощущение уверенности, знание того, что творится за твоей спиной.
Вот только одним плоха была эта система: несовершеннолетним запрещалось ее устанавливать. Детская психика должна развиваться естественно, твердили врачи, и если думать отстранений, то они были правы. Васька, как и раньше, воспитывался электроникой, и ему скоро пора было в школу, в нулевой класс. Без него все пошло наперекосяк, тот же инстинкт, что тем ноябрьским вечером толкнул Олю на истерику, а потом развязал язык мне, не отпускал. Это было как постоянное, неотступное беспокойство, оно вилось вокруг нас осиным роем, на первый взгляд не опасным, но постоянно готовым ужалить. Какое-то время я гасил в себе отзвук этого беспокойства усилием воли, у Оли это получалось хуже, и я как-то рефлекторно начал отбрыкиваться. Ответные вспышки гнева накатывали в самый неподходящий момент. В шунтах были предохранители, они не давали нам довести друг друга до истерики, но все равно это было как головная боль от простуженного нерва, приступ мигрени, ноющий зуб и начальство за спиной вместе взятые. По идее, это состояние должно было приводить к быстрому успокоению, но человек не морская свинка, которая от боли выполняет все указания, есть в нем особое упрямство, порожденное нежеланием прощать прошлые обиды. Так могло продолжаться и пять, и десять минут, пока мы не уставали. Стоя спиной к спине, мы начали толкаться локтями.
Сначала мне необходимо было иметь ясную голову, когда у жены начался приступ депрессии, и я отключился. В другой раз отключилась она. Периоды молчания начали становиться все длиннее, отключались двое одновременно, и когда один включался, нечего было слушать. В марте это стало очевидно — нейрошунты не помогали.
— Павел, так больше не может продолжаться. — Можно ли представить себе два голубых океана, от которых веет пустыней? Но теперь это были ее глаза. — Мы доводим себя до нервного истощения.
— Я договорился — шунты можно вытащить на выходных. — Она была права, нечего упорствовать в своих ошибках, да и подобные приборы начинали все меньше нравиться институтским органам безопасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92