Змеиный клубок, если подумать честно. И меня, как одного из бывших «змеенышей», оказавшегося более удачливым, более зубастым и пройдошливым, не любят больше всего. Мне улыбаются, иногда льстят и делают комплименты, но никогда нельзя забывать об осторожности. Это не вендетта, сейчас никто не позволит себе саботажа, откровенных интриг, просто если меня вдруг не окажется на месте, если я зазеваюсь или оступлюсь — подчиненные немедленно пройдут по моей голове вверх по карьерной лестнице.
Может быть, это и не способствует идеальному психологическому климату, зато очень помогает при работе — отставать, лодырничать, перекладывать свои обязанности на подчиненных, наконец, просто засидеться на своем месте почти невозможно. Сожрут мгновенно.
— Доброе утро, коллеги, — киваю в темноту и получаю ответные кивки с портретов.
Приступим. Отдел математиков вчера дал вводную — им необходимо пиковое быстродействие машин следующего уровня... На экран послушно выпрыгивает цифра, но ее я и так помню, — узловой отдел сообщил о наличии у них подходящих процессоров. Придется делать новую архитектуру, но математикам готовая машина нужна уже через неделю, — почти то же самое я говорил им вчера. Тогда же они получили техническую информацию, сегодня надо ждать предложений.
— Ольга Карловна, прошу вас. — Начинаем всегда с общеконструкционного бюро.
— Новые решения — в пределах допустимых вариаций... — Вообще-то эта старая мегера с лицом удачно замаскировавшегося под человека скорпиона свое дело знает, — так что можно воспользоваться проектом 12уар6 без особых изменений.
В темноте возникает очередная модель — она рябится сечениями, цифрами размеров и перекрестными ссылками.
— У других есть возражения, дополнения? — вполне дельную мысль подала.
— А периферии новой к процессору заявлено не было? Могли бы лишний раз не возиться. — Скрипчакову, дизайнеру, всегда лень работать, в чем-то он прав, и если напрячься, из дирекции можно выбить и весь остальной объем посылки, но что мы тогда тут делаем? Солитер раскладываем?
Нет, мы и так по лимиту сходства у края ходим, кстати, во многом по вашей милости. Предсказуемо мыслить стали! Думаете, перекрасили корпус, финтифлюшек понавешали, и никто не узнает? А там докопались, и наше счастье, что доказать ничего не получилось!
— Ну кто знал, что и там сюжетами Возрождения увлекутся? На естественную эстетику потянет? — Дизайнер начинает входить в раж спора.
— Это уже обсуждалось! И вообще халтурим много. Пора прикрутить гайки... Утверждаю общее направление работ по предложению Помеженцевой. Следующий вопрос — нейрошунт с недоработанной конструкцией. Пятый день возимся, в чем дело?
— Павел Иванович, электромагнитные поля — в полной петрушке. — И слова Зубченко, отвечающего за этот участок работ, подкрепляются картинкой: будто переплетение теней закрывает очередную модель. — Узлы вместе работать не будут: резонанс к чертовой матери сигналы сдвигает.
— Каждый по отдельности узел резонансов не дает?
— Нет, дело в кучности. — Стоило на картинке разлететься в разные стороны деталям модели, как переплетение теней рассеялось, испарилось.
— Защиту усиливали? — пытаюсь разобраться в картине процесса, свести детали появления теней. Это как собрать кубик Рубика из блоков разной величины. Начинаю ощущать несовместимость, вот-вот она выльется в цифры расхождений.
— Да, Павел Иванович, помогает плохо. Просто эта петрушка несовместима.
На экране — формулы и расчеты, диаграммы и выкладки. Зарываюсь в них.
— Если посмотреть... Есть резон. Я подам заявку узловикам. А ты пытайся, новый материал задействуй, подумай. В крайнем случае — поделим корпуса.
Вопрос идет за вопросом, пока все наиболее срочные не разрешаются или не отодвигаются на неопределенный срок. Всплывают, как мусор в речке, новые проблемы.
Время после оперативки не слишком отличается по темпу работы. Просто дается отбой обязательному присутствию, и дальше проблемы обсуждаются с глазу на глаз. Но работа не состоит из общения с сотрудниками только своего отдела. По большому счету, я не могу вникнуть во все технические проблемы, и часто мои решения основываются на общей логике. Моя основная задача — организация работы. Кроме поддержания дисциплины внутри него, необходимо работать локтями в толпе других отделов.
Положение наше среди этих гигантов незавидное. Математики занимают всю северную башню, прилегающие галереи, и в штате у них три сотни человек. Нейрофизиологи оккупировали подвалы, что при их численности элементарно. Безопасники вообще смогли позволить себе получить фасад. Не говоря уже о вотчине Торговца. Но разве дело в занимаемой площади?
Деньги и ресурсы, вот основная наша беда. Узловики, отвечающие за производство отдельных важнейших деталей, могут в любой момент позволить себе выкинуть полсотни тысяч долларов на проверку очередной теории. Когда у них плохо заводился новый процессор, умудрились в Дубне у ядерщиков пузырьковую камеру выбить. Во временное пользование. Они вообще основные клиенты безопасников и отдела внешних сношений — все время чего-то требуют. Нейрофизиологи, как жадные языческие боги, хотят человеческих тканей или натурных экспериментов, и хоть делается все почти легальным путем — стоит это тоже порядочно.
Мы — конечное звено этой цепочки. Истинность каждой отдельной теории до нас многократно проверяется, нам остается только собрать их в едином ящике, особо не заботясь о его внешнем виде. В общественном мнении наша работа не сложнее игры с детским конструктором, и сколько бы мы ни сказали слов в его опровержение, этого всегда будет мало. Нас постоянно хотят сожрать те же узловики, где-то всегда висит план нашей реорганизации, подчинения другому отделу.
С другой стороны — такие планы есть в отношении каждого отдела, даже безопасников. Мы достаточно уникальная структура, чтобы держать нас в виде отдельного подразделения. Но мы — самые маленькие, и я могу идти на конфликт с другими отделами только когда абсолютно уверен, что прав. А сейчас надо ругаться с финансистом всея института, Абаковым, которого за глаза никто кроме как Абакой и не называет.
Человечек этот не то чтобы мерзостный или подлый, просто до ужаса скупой. Даже его внешность иссушенной селедки, которая почему-то начала источать жир и масло, сморчка, буквально истекающего потом, не создала ему такой плохой репутации, как его скаредность. Это, наверное, свойственно всем финансистам — воспринимать выдачу денег из кассы, как жертву части собственного сердца, но Абака довел ее до карикатуры на самого себя. Причем он умудряется не перегибать палку: отказывай он всем или устраивай слишком большие скандалы при обсуждении финансирования, его бы попросили с должности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Может быть, это и не способствует идеальному психологическому климату, зато очень помогает при работе — отставать, лодырничать, перекладывать свои обязанности на подчиненных, наконец, просто засидеться на своем месте почти невозможно. Сожрут мгновенно.
— Доброе утро, коллеги, — киваю в темноту и получаю ответные кивки с портретов.
Приступим. Отдел математиков вчера дал вводную — им необходимо пиковое быстродействие машин следующего уровня... На экран послушно выпрыгивает цифра, но ее я и так помню, — узловой отдел сообщил о наличии у них подходящих процессоров. Придется делать новую архитектуру, но математикам готовая машина нужна уже через неделю, — почти то же самое я говорил им вчера. Тогда же они получили техническую информацию, сегодня надо ждать предложений.
— Ольга Карловна, прошу вас. — Начинаем всегда с общеконструкционного бюро.
— Новые решения — в пределах допустимых вариаций... — Вообще-то эта старая мегера с лицом удачно замаскировавшегося под человека скорпиона свое дело знает, — так что можно воспользоваться проектом 12уар6 без особых изменений.
В темноте возникает очередная модель — она рябится сечениями, цифрами размеров и перекрестными ссылками.
— У других есть возражения, дополнения? — вполне дельную мысль подала.
— А периферии новой к процессору заявлено не было? Могли бы лишний раз не возиться. — Скрипчакову, дизайнеру, всегда лень работать, в чем-то он прав, и если напрячься, из дирекции можно выбить и весь остальной объем посылки, но что мы тогда тут делаем? Солитер раскладываем?
Нет, мы и так по лимиту сходства у края ходим, кстати, во многом по вашей милости. Предсказуемо мыслить стали! Думаете, перекрасили корпус, финтифлюшек понавешали, и никто не узнает? А там докопались, и наше счастье, что доказать ничего не получилось!
— Ну кто знал, что и там сюжетами Возрождения увлекутся? На естественную эстетику потянет? — Дизайнер начинает входить в раж спора.
— Это уже обсуждалось! И вообще халтурим много. Пора прикрутить гайки... Утверждаю общее направление работ по предложению Помеженцевой. Следующий вопрос — нейрошунт с недоработанной конструкцией. Пятый день возимся, в чем дело?
— Павел Иванович, электромагнитные поля — в полной петрушке. — И слова Зубченко, отвечающего за этот участок работ, подкрепляются картинкой: будто переплетение теней закрывает очередную модель. — Узлы вместе работать не будут: резонанс к чертовой матери сигналы сдвигает.
— Каждый по отдельности узел резонансов не дает?
— Нет, дело в кучности. — Стоило на картинке разлететься в разные стороны деталям модели, как переплетение теней рассеялось, испарилось.
— Защиту усиливали? — пытаюсь разобраться в картине процесса, свести детали появления теней. Это как собрать кубик Рубика из блоков разной величины. Начинаю ощущать несовместимость, вот-вот она выльется в цифры расхождений.
— Да, Павел Иванович, помогает плохо. Просто эта петрушка несовместима.
На экране — формулы и расчеты, диаграммы и выкладки. Зарываюсь в них.
— Если посмотреть... Есть резон. Я подам заявку узловикам. А ты пытайся, новый материал задействуй, подумай. В крайнем случае — поделим корпуса.
Вопрос идет за вопросом, пока все наиболее срочные не разрешаются или не отодвигаются на неопределенный срок. Всплывают, как мусор в речке, новые проблемы.
Время после оперативки не слишком отличается по темпу работы. Просто дается отбой обязательному присутствию, и дальше проблемы обсуждаются с глазу на глаз. Но работа не состоит из общения с сотрудниками только своего отдела. По большому счету, я не могу вникнуть во все технические проблемы, и часто мои решения основываются на общей логике. Моя основная задача — организация работы. Кроме поддержания дисциплины внутри него, необходимо работать локтями в толпе других отделов.
Положение наше среди этих гигантов незавидное. Математики занимают всю северную башню, прилегающие галереи, и в штате у них три сотни человек. Нейрофизиологи оккупировали подвалы, что при их численности элементарно. Безопасники вообще смогли позволить себе получить фасад. Не говоря уже о вотчине Торговца. Но разве дело в занимаемой площади?
Деньги и ресурсы, вот основная наша беда. Узловики, отвечающие за производство отдельных важнейших деталей, могут в любой момент позволить себе выкинуть полсотни тысяч долларов на проверку очередной теории. Когда у них плохо заводился новый процессор, умудрились в Дубне у ядерщиков пузырьковую камеру выбить. Во временное пользование. Они вообще основные клиенты безопасников и отдела внешних сношений — все время чего-то требуют. Нейрофизиологи, как жадные языческие боги, хотят человеческих тканей или натурных экспериментов, и хоть делается все почти легальным путем — стоит это тоже порядочно.
Мы — конечное звено этой цепочки. Истинность каждой отдельной теории до нас многократно проверяется, нам остается только собрать их в едином ящике, особо не заботясь о его внешнем виде. В общественном мнении наша работа не сложнее игры с детским конструктором, и сколько бы мы ни сказали слов в его опровержение, этого всегда будет мало. Нас постоянно хотят сожрать те же узловики, где-то всегда висит план нашей реорганизации, подчинения другому отделу.
С другой стороны — такие планы есть в отношении каждого отдела, даже безопасников. Мы достаточно уникальная структура, чтобы держать нас в виде отдельного подразделения. Но мы — самые маленькие, и я могу идти на конфликт с другими отделами только когда абсолютно уверен, что прав. А сейчас надо ругаться с финансистом всея института, Абаковым, которого за глаза никто кроме как Абакой и не называет.
Человечек этот не то чтобы мерзостный или подлый, просто до ужаса скупой. Даже его внешность иссушенной селедки, которая почему-то начала источать жир и масло, сморчка, буквально истекающего потом, не создала ему такой плохой репутации, как его скаредность. Это, наверное, свойственно всем финансистам — воспринимать выдачу денег из кассы, как жертву части собственного сердца, но Абака довел ее до карикатуры на самого себя. Причем он умудряется не перегибать палку: отказывай он всем или устраивай слишком большие скандалы при обсуждении финансирования, его бы попросили с должности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92