В сметном чуть ли не крокодильими слезами плакал, ввинчивая по мере сил в мозги его обитателей нужные ему формулировки. Это была своеобразная рекламная кампания, в которой одна сторона ждала от другой не денег, не принятия сложных идей или линии поведения, а микроскопических подвижек в сознании, крохотных штрихов в работе.
Яков Умарович один раз пересекся с ним как раз в этот момент.
— Чего жалуешься, Круглый? Твои идеи в помойку никто не выбрасывает, успокойся! — Его вытянутый палец затрясся, как испорченный метроном.
— Я спокоен, какие могут быть вопросы? — Павел Иванович расчетливо добавил в голос сдерживаемой обиды и торопливо раскланялся.
Земледелец после голодного года не ожидает первых ростков пшеницы с таким нетерпением, с каким ждал Круглецов симптомов недружественного дизайна в работе остальных бюро. И дождался. Кокнер раскричался на Лидочку-расчетчицу за стиль доклада, потребовал выражаться яснее, отправил на доработку несколько корпусов, был готов сорваться на всех и каждого.
Вот тут началось самое ответственное — посаженную на крючок рыбу надо было подсечь. Просрочка гибельна. Шаткое состояние начальственной психики не может длиться вечно: либо Яков Умарович сорвется и обратится к психологии, а они быстренько вычислят все не слишком запутанные комбинации Павла Ивановича, либо Кокнер сможет собраться, подчинить силе воли те бунтующие оттенки чувств, что подтачивают его разум, станет спокойно смотреть на вредный дизайн. Работа отдела наладится, и начальник бюро останется маленьким винтиком, не имеющим шанса стать чем-то большим. Крупный сбой в работе отдела был тем более опасен.
Как сказать вышестоящему начальству, всегда плавающему в заоблачной вышине, что твой непосредственный начальник уже не в состоянии работать? Есть масса обходных путей, тонких намеков и запутанных интриг. Проще всего и, главное, надежней, особенно если тебя поджимает время, прийти к нему в кабинет с грудой информации, доказывающей: этот простой факт. Круглецов так и поступил: сложные комбинации можно затевать, когда ты владеешь ситуацией, в информационных сумерках лучше совершать осторожные движения. Тем более что содержание этого разговора вряд ли было бы доведено до сведения начальника отдела.
Директор принял его в своем кабинете после обеда.
— Аристарх Осипович, факты упрямая вещь, мое бюро три четверти времени тратит на перепроверки, удостоверения и обоснования и так понятных вещей. Мы переливаем из пустого в порожнее, необходимо что-то предпринимать. — Круглецов сидел за одним из небольших столиков на черном лакированном полу и смотрел на большой экран за спиной директора, на заставке которого плавали стайки рыбок.
Кожа на лице директора была как чешуя древнего ящера, разглаженная и оживленная искусством гримеров. Он меланхолично обозревал графики и материалы, текущие перед ним на экране.
— Хорошо, э-э... Павел Иванович, ваша аргументация понятна. Я вижу, что это не донос, во всяком случае, не глупый. Решение будет вам сообщено. — Хозяйский взмах руки указал посетителю дорогу к двери.
Стоило Павлу Ивановичу испариться из кабинета, безразлично-вальяжные до того глаза директора преобразились, он впился в текст, как бегун в стакан с водой, будто сфотографировал глазами графики, прокрутил видеоролики. Минут через двадцать директор, как сытый вампир, отвалился от настольного дисплея и погасил большую голограмму. Потом стукнул пальцами по клавишам.
— Охрана, для тебя есть работа!
Через два дня Яков Умарович собрал внеочередную оперативку. Глаза его бегали, а руки никак не могли поймать зайчика на пульте голограммы.
— Я сдаю полномочия. Меня переводят в пятый филиал... Грустно, конечно, но буду работать в центре города, а не ошиваться на окраине. — Вымученный оптимизм пробивался сквозь растерянность и разочарование, но все равно было видно, что это событие не стало главной трагедией его жизни, и он уже прикидывал, как будет упаковывать все эти многочисленные безделушки в контейнеры.
— Но почему, почему?! — Он хотел вскочить, но вспышка ярости погасла еще до того, как полностью распрямились его ноги, и бывший начальник отдела рухнул обратно в кресло. Внезапность и необъяснимость перемен, вот что его по-настоящему раздражало.
— Кто преемник? — Помеженцева, до той поры мало себя проявлявшая, задала самый важный вопрос. Она могла себе позволить такую бестактность — у нее шансов занять это кресло почти не было.
— Круглецов... Да, Круглецов. — Кокнер вперил в Павла Ивановича наливающийся бешенством взгляд. — Ты жаловался больше всех, ты напрасно больше всех тратил времени, изводил меня своим идиотизмом и непонятливостью! И вот ты здесь... Дурак!
Лицо Павла Ивановича не выдало тех чувств, что полыхали в его черепной коробке. Все увидели на нем радость, внезапно материализовавшиеся надежды, легкую растерянность от последних выпадов начальства. Такое лицо и должно быть у любимца удачи, вытащившего счастливый билет. Для всех присутствующих, кроме обиженного судьбой бывшего начальника, он остался скромным талантом, наконец-то оцененным по достоинству. На этом оперативка закончилась.
Следующие несколько часов ушли на методичное описание проектов, раскрытие файлов, передачу паролей. Всё это перемежалось тихой руганью и сожалениями уходящего и радостными понимающими возгласами новичка. А потом на экране появилось лицо директора.
— Зайди ко мне, Круглецов, есть разговор. — И подмигивание века, которому так пошла бы чешуя.
Принят был новый начальник отдела в высшей степени добродушно и гостеприимно. На старом канцелярском столе красовался маленький, не больше чекушки, хрустальный графинчик, два бокала и тарелочка с бутербродиками.
— За назначение. — Хозяин кабинета радушно наполнил бокалы.
— Если вы настаиваете, совсем немного. — Павел Иванович осторожно взял протянутый ему бокал.
— Что будете дальше делать? — Аристарх Осипович благосклонно улыбнулся новому начальнику отдела после того, как опрокинули первую, и вдруг перевел взгляд на большую голограмму, помещавшуюся в центре комнаты.
Круглецов обернулся и увидел там с бешеной скоростью мелькавшие нарезки из собственных психоаналитических файлов, вырезки из текстов, диаграммы, иллюстрации. В глаза бросились сотни кусочков лиц, которые будто мозаика собирались вместе и тут же разбегались. Пока в них нельзя было узнать лицо Кокнера, получались люди, отдаленно похожие на него.
— То есть? — ответил он голосом твердым, но каким-то пустым.
— Дальше, я говорю. — Голос директора по-прежнему благосклонно обволакивал подчиненного. — Молодой и перспективный начальник бюро выбился в начальники отдела, какая карьера открывается перед ним?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Яков Умарович один раз пересекся с ним как раз в этот момент.
— Чего жалуешься, Круглый? Твои идеи в помойку никто не выбрасывает, успокойся! — Его вытянутый палец затрясся, как испорченный метроном.
— Я спокоен, какие могут быть вопросы? — Павел Иванович расчетливо добавил в голос сдерживаемой обиды и торопливо раскланялся.
Земледелец после голодного года не ожидает первых ростков пшеницы с таким нетерпением, с каким ждал Круглецов симптомов недружественного дизайна в работе остальных бюро. И дождался. Кокнер раскричался на Лидочку-расчетчицу за стиль доклада, потребовал выражаться яснее, отправил на доработку несколько корпусов, был готов сорваться на всех и каждого.
Вот тут началось самое ответственное — посаженную на крючок рыбу надо было подсечь. Просрочка гибельна. Шаткое состояние начальственной психики не может длиться вечно: либо Яков Умарович сорвется и обратится к психологии, а они быстренько вычислят все не слишком запутанные комбинации Павла Ивановича, либо Кокнер сможет собраться, подчинить силе воли те бунтующие оттенки чувств, что подтачивают его разум, станет спокойно смотреть на вредный дизайн. Работа отдела наладится, и начальник бюро останется маленьким винтиком, не имеющим шанса стать чем-то большим. Крупный сбой в работе отдела был тем более опасен.
Как сказать вышестоящему начальству, всегда плавающему в заоблачной вышине, что твой непосредственный начальник уже не в состоянии работать? Есть масса обходных путей, тонких намеков и запутанных интриг. Проще всего и, главное, надежней, особенно если тебя поджимает время, прийти к нему в кабинет с грудой информации, доказывающей: этот простой факт. Круглецов так и поступил: сложные комбинации можно затевать, когда ты владеешь ситуацией, в информационных сумерках лучше совершать осторожные движения. Тем более что содержание этого разговора вряд ли было бы доведено до сведения начальника отдела.
Директор принял его в своем кабинете после обеда.
— Аристарх Осипович, факты упрямая вещь, мое бюро три четверти времени тратит на перепроверки, удостоверения и обоснования и так понятных вещей. Мы переливаем из пустого в порожнее, необходимо что-то предпринимать. — Круглецов сидел за одним из небольших столиков на черном лакированном полу и смотрел на большой экран за спиной директора, на заставке которого плавали стайки рыбок.
Кожа на лице директора была как чешуя древнего ящера, разглаженная и оживленная искусством гримеров. Он меланхолично обозревал графики и материалы, текущие перед ним на экране.
— Хорошо, э-э... Павел Иванович, ваша аргументация понятна. Я вижу, что это не донос, во всяком случае, не глупый. Решение будет вам сообщено. — Хозяйский взмах руки указал посетителю дорогу к двери.
Стоило Павлу Ивановичу испариться из кабинета, безразлично-вальяжные до того глаза директора преобразились, он впился в текст, как бегун в стакан с водой, будто сфотографировал глазами графики, прокрутил видеоролики. Минут через двадцать директор, как сытый вампир, отвалился от настольного дисплея и погасил большую голограмму. Потом стукнул пальцами по клавишам.
— Охрана, для тебя есть работа!
Через два дня Яков Умарович собрал внеочередную оперативку. Глаза его бегали, а руки никак не могли поймать зайчика на пульте голограммы.
— Я сдаю полномочия. Меня переводят в пятый филиал... Грустно, конечно, но буду работать в центре города, а не ошиваться на окраине. — Вымученный оптимизм пробивался сквозь растерянность и разочарование, но все равно было видно, что это событие не стало главной трагедией его жизни, и он уже прикидывал, как будет упаковывать все эти многочисленные безделушки в контейнеры.
— Но почему, почему?! — Он хотел вскочить, но вспышка ярости погасла еще до того, как полностью распрямились его ноги, и бывший начальник отдела рухнул обратно в кресло. Внезапность и необъяснимость перемен, вот что его по-настоящему раздражало.
— Кто преемник? — Помеженцева, до той поры мало себя проявлявшая, задала самый важный вопрос. Она могла себе позволить такую бестактность — у нее шансов занять это кресло почти не было.
— Круглецов... Да, Круглецов. — Кокнер вперил в Павла Ивановича наливающийся бешенством взгляд. — Ты жаловался больше всех, ты напрасно больше всех тратил времени, изводил меня своим идиотизмом и непонятливостью! И вот ты здесь... Дурак!
Лицо Павла Ивановича не выдало тех чувств, что полыхали в его черепной коробке. Все увидели на нем радость, внезапно материализовавшиеся надежды, легкую растерянность от последних выпадов начальства. Такое лицо и должно быть у любимца удачи, вытащившего счастливый билет. Для всех присутствующих, кроме обиженного судьбой бывшего начальника, он остался скромным талантом, наконец-то оцененным по достоинству. На этом оперативка закончилась.
Следующие несколько часов ушли на методичное описание проектов, раскрытие файлов, передачу паролей. Всё это перемежалось тихой руганью и сожалениями уходящего и радостными понимающими возгласами новичка. А потом на экране появилось лицо директора.
— Зайди ко мне, Круглецов, есть разговор. — И подмигивание века, которому так пошла бы чешуя.
Принят был новый начальник отдела в высшей степени добродушно и гостеприимно. На старом канцелярском столе красовался маленький, не больше чекушки, хрустальный графинчик, два бокала и тарелочка с бутербродиками.
— За назначение. — Хозяин кабинета радушно наполнил бокалы.
— Если вы настаиваете, совсем немного. — Павел Иванович осторожно взял протянутый ему бокал.
— Что будете дальше делать? — Аристарх Осипович благосклонно улыбнулся новому начальнику отдела после того, как опрокинули первую, и вдруг перевел взгляд на большую голограмму, помещавшуюся в центре комнаты.
Круглецов обернулся и увидел там с бешеной скоростью мелькавшие нарезки из собственных психоаналитических файлов, вырезки из текстов, диаграммы, иллюстрации. В глаза бросились сотни кусочков лиц, которые будто мозаика собирались вместе и тут же разбегались. Пока в них нельзя было узнать лицо Кокнера, получались люди, отдаленно похожие на него.
— То есть? — ответил он голосом твердым, но каким-то пустым.
— Дальше, я говорю. — Голос директора по-прежнему благосклонно обволакивал подчиненного. — Молодой и перспективный начальник бюро выбился в начальники отдела, какая карьера открывается перед ним?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92