! С чего ты это взяла? – удивился дядя Джеймс.
– Пока я болела, Мануэль побывал у бабушки. Он хотел увидеться с мамой, но бабушка прогнала его, сказав, что мама все равно меня не узнает: она лишилась рассудка.
– Какое злодейство! – Глядя на супруга, тетя Эмма прижимала ладони к щеке и удрученно покачивала головой. – Что это, как не злодейство? Я всегда твердила, что Констанс – злодейка, хотя она тебе сестра и уже сошла в могилу. Я всегда называла ее злой и бессердечной. – Обернувшись к Аннабелле и снова схватив ее за руку, она объяснила: – Розина, твоя любящая мама, никогда не утрачивала рассудок. Лишившись тебя, она серьезно захворала, но рассудок ее не пострадал. На некоторое время ее, естественно, покинуло желание жить, но теперь она выздоровела. Она по-прежнему твоя любящая мама, и для нее будет огромной радостью увидеть тебя и взять обратно домой.
– Тетя Эмми, поймите, – Аннабелла прижала худые руки к груди, – я уже не та, прежняя. Я хочу сказать, что я больше не Аннабелла Легрендж…
– Идемте, идемте! – поторопил обеих дядя Джеймс, подталкивая к дверям столовой. – Поговорим об этом позже, а пока возблагодарим Господа за то, что Он вернул нам тебя, и подкрепимся, потому что на пустой желудок все равно не придумать ничего путного.
Сколько раз в первые дни скитаний Аннабелле хотелось вернуться в свой удобный дом! Даже накануне свадьбы ее посетила мысль, что было бы верхом счастья, если бы жених забрал ее именно оттуда.
И вот она вернулась к прежней жизни; она находилась если и не в родном доме, то в обстановке, очень близкой к тамошней, хотя и поскромнее – в Уэйрсайде было всего двое слуг. Однако произошла странная вещь: в этой обстановке ей было теперь не по себе, как если бы она провела первые семнадцать лет жизни на Крейн-стрит, а потом перенеслась сюда.
После ее появления здесь минули всего сутки, а она с каждым часом испытывала все больше раздражения по отношению ко всем и ко всему вокруг. Старики часами обсуждали разные пустяки, слуги перемещались настолько неторопливо, что она ловила себя на мысли: нет на вас миссис Фэрбейрн, а еще лучше миссис Скиллен! Дядя Джеймс изводил ее своей тактикой проволочек. Он медлил даже с таким ясным делом, как совет, к какому адвокату обратиться. Узнав от нее, что она располагает двадцатью семью гинеями, которых, разумеется, не хватит, чтобы оплатить услуги адвоката, в связи с чем она готова заработать остальное, он посмеялся, изобразил удивление и в итоге запросил время на размышление. Позднее он уведомил ее, что, по его мнению, правильнее всего было бы прибегнуть к услугам его друга полковника Райсона – он завтра возвращается из Лондона, однако она сказала, что завтра будет поздно, и сразила его наповал своей решимостью лично отправиться в исправительный дом и запросить свидания с Мануэлем.
Последнее заявление заставило тетю Эмму расплакаться.
– Неужели ты поступишь столь неподобающим образом, Аннабелла? Самой явиться в исправительный дом!
Именно в этот момент она поняла, что девятнадцатого июня прошлого года навсегда рассталась с их миром. Да они понятия не имеют о том, как живут люди за пределами их тесного мирка! Тетя Эмма была привержена благим делам: она шила для бедных и немало жертвовала на благотворительность, особенно на язычников, которым, по ее разумению, ничего так не хотелось, как прибиться к Богу, однако ни она, ни дядя Джеймс не знали, какой жизнью живет простой люд.
Она сидела в маленькой гостиной и дожидалась дядю, вызвавшегося сопровождать ее в тюрьму. Он сказал, что ему пришлось немало потрудиться, добиваясь для нее свидания с Мануэлем, так как до дня свиданий оставалась еще целая неделя; в глубине души она сомневалась, что увиделась бы с Мануэлем именно сегодня, если бы не отказалась со всей решительностью возвращаться к матери, не повидавшись и не поговорив с ним, и не пригрозила, что станет жить в фургоне на окраине города, пока не узнает, какая судьба уготована ее Мануэлю. В такой ситуации у дяди Джеймса не осталось выбора.
Дорога от дома до тюрьмы отняла бы пешком не более десяти минут, однако они поехали туда в карете. Выйдя на Стоун-стрит, у вереницы коттеджей, и увидев на противоположной стороне мрачную высокую стену, она подумала: «Боже, вот где он томится! Одна эта безрадостность способна его убить!»
Они прошли в ворота, пересекли двор, вошли в какую-то дверь. Дядя Джеймс вступил в переговоры с офицером. Она не прислушивалась к разговору, а просто ждала с замиранием сердца, что будет дальше.
Когда дверь за ними захлопнулась, она вздрогнула. Дядя Джеймс взял ее за локоть. Офицер ввел их в большое пустое помещение и попросил подождать.
Она отказывалась садиться и пожирала глазами дверь. Через некоторое время появился Мануэль в сопровождении тюремщика. Последний замер спиной к двери. Аннабелла и Мануэль несколько секунд неподвижно смотрели друг на друга. Потом она бросилась к нему, обняла, поцеловала в сухие губы. Тревожно глядя ему в лицо, она спросила:
– Мануэль, Мануэль! Как тебе здесь?
Он судорожно глотнул, поморгал, пожевал губами и ответил:
– Ничего… Ничего.
– Это мой двоюродный дедушка Джеймс. Я так хочу тебе помочь! Я надеялась на Стивена, но он в отъезде. Дядя Джеймс согласен помочь. Он наймет тебе адвоката.
Мануэль посмотрел на мистера Дорси-Гранта, которого хорошо помнил, как на незнакомого человека, и воздержался от преждевременной благодарности. Старик переминался с ноги на ногу, словно свободы был лишен не Мануэль, а он.
– Мы сделаем все, что сможем, – напыщенно проговорил он. – Все, что сможем… – Он не стал добавлять «любезный», опасаясь ярости новой Аннабеллы. Его супруга верно подметила, что за эти месяцы девочка утратила приличные манеры и приобрела неприличные.
Аннабелла зачастила:
– От тебя мы отправимся прямиком к адвокату. Твое дело будут рассматривать во вторник. Времени остается немного, зато я написала мистеру Карпентеру и попросила его приехать. Он все сумеет объяснить, тебе не кажется?
– Возможно.
Его отрывистый ответ резанул ее по сердцу. Она сжала его руки.
– Мануэль, Мануэль! Все будет хорошо, вот увидишь! Дядя Джеймс наймет хорошего адвоката.
Глядя ей в глаза, Мануэль спросил:
– Где ты живешь?
На это ей не хотелось отвечать, потому что она знала, что ему хочется услышать, что она живет в фургоне, однако она честно сказала:
– Я остановилась у дяди Джеймса. Они очень добры ко мне. Но это временно, пока не будет рассмотрено твое дело.
В наступившей неловкой тишине раздался грубый голос надзирателя:
– Свидание окончено!
– Но он пробыл здесь всего несколько минут! – крикнула она.
Надзиратель уставился на нее и повторил:
– Свидание окончено.
Только теперь Мануэль ожил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
– Пока я болела, Мануэль побывал у бабушки. Он хотел увидеться с мамой, но бабушка прогнала его, сказав, что мама все равно меня не узнает: она лишилась рассудка.
– Какое злодейство! – Глядя на супруга, тетя Эмма прижимала ладони к щеке и удрученно покачивала головой. – Что это, как не злодейство? Я всегда твердила, что Констанс – злодейка, хотя она тебе сестра и уже сошла в могилу. Я всегда называла ее злой и бессердечной. – Обернувшись к Аннабелле и снова схватив ее за руку, она объяснила: – Розина, твоя любящая мама, никогда не утрачивала рассудок. Лишившись тебя, она серьезно захворала, но рассудок ее не пострадал. На некоторое время ее, естественно, покинуло желание жить, но теперь она выздоровела. Она по-прежнему твоя любящая мама, и для нее будет огромной радостью увидеть тебя и взять обратно домой.
– Тетя Эмми, поймите, – Аннабелла прижала худые руки к груди, – я уже не та, прежняя. Я хочу сказать, что я больше не Аннабелла Легрендж…
– Идемте, идемте! – поторопил обеих дядя Джеймс, подталкивая к дверям столовой. – Поговорим об этом позже, а пока возблагодарим Господа за то, что Он вернул нам тебя, и подкрепимся, потому что на пустой желудок все равно не придумать ничего путного.
Сколько раз в первые дни скитаний Аннабелле хотелось вернуться в свой удобный дом! Даже накануне свадьбы ее посетила мысль, что было бы верхом счастья, если бы жених забрал ее именно оттуда.
И вот она вернулась к прежней жизни; она находилась если и не в родном доме, то в обстановке, очень близкой к тамошней, хотя и поскромнее – в Уэйрсайде было всего двое слуг. Однако произошла странная вещь: в этой обстановке ей было теперь не по себе, как если бы она провела первые семнадцать лет жизни на Крейн-стрит, а потом перенеслась сюда.
После ее появления здесь минули всего сутки, а она с каждым часом испытывала все больше раздражения по отношению ко всем и ко всему вокруг. Старики часами обсуждали разные пустяки, слуги перемещались настолько неторопливо, что она ловила себя на мысли: нет на вас миссис Фэрбейрн, а еще лучше миссис Скиллен! Дядя Джеймс изводил ее своей тактикой проволочек. Он медлил даже с таким ясным делом, как совет, к какому адвокату обратиться. Узнав от нее, что она располагает двадцатью семью гинеями, которых, разумеется, не хватит, чтобы оплатить услуги адвоката, в связи с чем она готова заработать остальное, он посмеялся, изобразил удивление и в итоге запросил время на размышление. Позднее он уведомил ее, что, по его мнению, правильнее всего было бы прибегнуть к услугам его друга полковника Райсона – он завтра возвращается из Лондона, однако она сказала, что завтра будет поздно, и сразила его наповал своей решимостью лично отправиться в исправительный дом и запросить свидания с Мануэлем.
Последнее заявление заставило тетю Эмму расплакаться.
– Неужели ты поступишь столь неподобающим образом, Аннабелла? Самой явиться в исправительный дом!
Именно в этот момент она поняла, что девятнадцатого июня прошлого года навсегда рассталась с их миром. Да они понятия не имеют о том, как живут люди за пределами их тесного мирка! Тетя Эмма была привержена благим делам: она шила для бедных и немало жертвовала на благотворительность, особенно на язычников, которым, по ее разумению, ничего так не хотелось, как прибиться к Богу, однако ни она, ни дядя Джеймс не знали, какой жизнью живет простой люд.
Она сидела в маленькой гостиной и дожидалась дядю, вызвавшегося сопровождать ее в тюрьму. Он сказал, что ему пришлось немало потрудиться, добиваясь для нее свидания с Мануэлем, так как до дня свиданий оставалась еще целая неделя; в глубине души она сомневалась, что увиделась бы с Мануэлем именно сегодня, если бы не отказалась со всей решительностью возвращаться к матери, не повидавшись и не поговорив с ним, и не пригрозила, что станет жить в фургоне на окраине города, пока не узнает, какая судьба уготована ее Мануэлю. В такой ситуации у дяди Джеймса не осталось выбора.
Дорога от дома до тюрьмы отняла бы пешком не более десяти минут, однако они поехали туда в карете. Выйдя на Стоун-стрит, у вереницы коттеджей, и увидев на противоположной стороне мрачную высокую стену, она подумала: «Боже, вот где он томится! Одна эта безрадостность способна его убить!»
Они прошли в ворота, пересекли двор, вошли в какую-то дверь. Дядя Джеймс вступил в переговоры с офицером. Она не прислушивалась к разговору, а просто ждала с замиранием сердца, что будет дальше.
Когда дверь за ними захлопнулась, она вздрогнула. Дядя Джеймс взял ее за локоть. Офицер ввел их в большое пустое помещение и попросил подождать.
Она отказывалась садиться и пожирала глазами дверь. Через некоторое время появился Мануэль в сопровождении тюремщика. Последний замер спиной к двери. Аннабелла и Мануэль несколько секунд неподвижно смотрели друг на друга. Потом она бросилась к нему, обняла, поцеловала в сухие губы. Тревожно глядя ему в лицо, она спросила:
– Мануэль, Мануэль! Как тебе здесь?
Он судорожно глотнул, поморгал, пожевал губами и ответил:
– Ничего… Ничего.
– Это мой двоюродный дедушка Джеймс. Я так хочу тебе помочь! Я надеялась на Стивена, но он в отъезде. Дядя Джеймс согласен помочь. Он наймет тебе адвоката.
Мануэль посмотрел на мистера Дорси-Гранта, которого хорошо помнил, как на незнакомого человека, и воздержался от преждевременной благодарности. Старик переминался с ноги на ногу, словно свободы был лишен не Мануэль, а он.
– Мы сделаем все, что сможем, – напыщенно проговорил он. – Все, что сможем… – Он не стал добавлять «любезный», опасаясь ярости новой Аннабеллы. Его супруга верно подметила, что за эти месяцы девочка утратила приличные манеры и приобрела неприличные.
Аннабелла зачастила:
– От тебя мы отправимся прямиком к адвокату. Твое дело будут рассматривать во вторник. Времени остается немного, зато я написала мистеру Карпентеру и попросила его приехать. Он все сумеет объяснить, тебе не кажется?
– Возможно.
Его отрывистый ответ резанул ее по сердцу. Она сжала его руки.
– Мануэль, Мануэль! Все будет хорошо, вот увидишь! Дядя Джеймс наймет хорошего адвоката.
Глядя ей в глаза, Мануэль спросил:
– Где ты живешь?
На это ей не хотелось отвечать, потому что она знала, что ему хочется услышать, что она живет в фургоне, однако она честно сказала:
– Я остановилась у дяди Джеймса. Они очень добры ко мне. Но это временно, пока не будет рассмотрено твое дело.
В наступившей неловкой тишине раздался грубый голос надзирателя:
– Свидание окончено!
– Но он пробыл здесь всего несколько минут! – крикнула она.
Надзиратель уставился на нее и повторил:
– Свидание окончено.
Только теперь Мануэль ожил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102