– В доме было много книг про стекло.
– Где же ваши родственники сейчас? Где был этот завод?
Она немного помедлила и нехотя ответила:
– Они умерли. Завод был на реке Тайн; боюсь, теперь он обанкротился.
– Со стекольным делом в наши дни это случается сплошь и рядом. Но мне грех жаловаться: моя фабрика невелика, и у меня надежный сбыт.
– Вы много экспортируете?
– Немного, потому что для этого потребовались бы агенты, но в целом дела идут неплохо. Если вам захочется освежить память, то в моем доме тоже найдутся книжки про стекло. Можете выбрать любые.
– Благодарю вас.
– А теперь я покажу вам ваш дом. Насколько я понимаю, вы собираетесь пожениться? – Он посмотрел на нее, потом на Мануэля. Мануэль предоставил право ответа Аннабелле.
– Да, как только проживем положенное время на одном месте и остановимся на определенной церкви.
– Что ж, – с улыбкой проговорил Карпентер, – за этим дело не станет. Можете выбирать. Небольшая церквушка в Дентоне, совсем рядом, еще одна в Йоркшире, в Пирсбридже. Я бы порекомендовал Дейтон: очень милая деревушка, к тому же я знаком со священником. – Он замедлил шаг. – Там я заключил свой первый брак, там же похоронены обе мои жены… – Он снова зашагал. – У меня есть пасынок. Иногда он приезжает ко мне из Хартлпула. Он – капитан дальнего плавания. – Карпентер покосился на Мануэля. – Стекло он терпеть не может. Сами знаете, одни его не выносят, другие не могут без него жить. Стекло – самая загадочная вещь на свете. – Он покачал головой. – Надеюсь, вы оба тоже придете к такому мнению.
Не получив ответа, он обогнал их и вошел в дом. Аннабелла и Мануэль переглянулись. Мануэль подумал: «Жизнь очень загадочна. Я полагал, что превращусь в батрака на ферме, в лучшем случае – во владельца собственного клочка земли, а выходит, что опять берусь за стекло. Кто знает, к чему это приведет… Не стать ли мне подборщиком? Если здешние недотепы справляются, то я и подавно справлюсь».
Аннабелла тоже думала о своем: «Кажется, начинается счастливая полоса. Теперь у нас все наладится. Я смогу здесь пригодиться. Интересно, кто здесь ведет книги и бухгалтерию? Что-то я не заметила клерка».
На следующий день наблюдение Аннабеллы подтвердилось – клерка на фабрике не оказалось. Весь учет вел сам Карпентер, причем с грехом пополам. Он признался, что в свое время надеялся, что эту канитель, как и управление производством, возьмет на себя пасынок, но у того не лежит к стеклу душа.
Однако Карпентер целую неделю колебался, прежде чем решился доверить эту работу женщине. В Дарлингтоне это многим придется не по вкусу: люди объединены в гильдии, все время появляются новые профсоюзы. Впрочем, работники фабрики отнеслись к намерению хозяина благосклонно, посмеялись и сказали: «Отчего же? Она милая, просто куколка». Жак Фурнье, француз, положил конец колебаниям.
– Она говорит на моем языке! – вскричал он. – На вполне понятном французском! Я ушам своим не верю.
Так Аннабелла поступила на службу. Ей была предложена на удивление высокая оплата – десять шиллингов в неделю; это была всего лишь половина от того, что положили Мануэлю, однако вместе их заработки казались им целым состоянием.
Аннабелла получала свои деньги не зря. Она не только навела порядок в книгах, но и сама вызвалась контролировать продукцию фабрики: стаканы, бокалы и разнокалиберные бутылки. По вечерам, сидя с Мануэлем в тепле – новый дом по уюту не дотягивал до дома у Фэрбейрнов, но тоже был неплох, к тому же она наконец-то получила собственную спальню, – она под звуки французской речи, доносящиеся из-за стены, помогала ему осваивать книги Карпентера о стекольном деле, знакомя с различными типами плавильных тиглей и печей. Слушая ее, он отвлекался от таблиц и не переставал удивляться. Теперь он видел Аннабеллу в совершенно новом свете; его даже пугала ее осведомленность. Это чувство его не устраивало, и он с еще большим усердием штурмовал технические премудрости.
Читать становилось все труднее, поскольку все чаше попадались незнакомые слова; он уже задумывался, так ли полезна ему книжная наука. Он чувствовал, что овладеть ремеслом стеклодела можно только через практику. Однако не отбрасывал книги и испытывал гордость, когда она по-профессорски спрашивала его об основных типах стекла, а он отвечал, как ученик на уроке: «Методом пустотелого дутья получают дутое и прессованное стекло; из дутого стекла – стекло для бутылок, трубок и ламп; из плоского стекла делают листовое, кронглас, мозаичное и оптическое стекло».
На третью неделю она уже задавала ему вопросы о составе стекла и о добавках, повышающих качество продукции, просила описать «клин», способы распознавания хорошего флинтгласа, влияние на флинтглас натрия. Кончилось все тем, что он захлопнул книгу и рявкнул:
– Хватит!
Она удивленно посмотрела на него.
– Что значит «хватит»?
Он серьезно ответил:
– Я все равно не смогу делать все это сам. Для того чтобы работать плющильщиком и даже стеклодувом, знать все это необязательно. Даже если я забью всем этим голову, главным остается умение обращаться с инструментами.
Она долго смотрела на него, а потом ответила:
– Одни люди созданы для работы, другие для управления другими людьми. Ты умеешь ладить с людьми. Ты с кем угодно находишь общий язык. Я вижу тебя не плющильщиком и не стеклодувом, а управляющим. Ты умеешь читать, писать, считать. За две недели ты запомнил о стекле такую же уйму вещей, как я года за два, если не больше. Я сказала мистеру Карпентеру, что ты усердно занимаешься, и он как будто очень…
Он вытащил ее из-за стола, осторожно обнял и, сузив глаза, сказал, покачивая головой:
– Какая ты расчетливая! Все заранее спланировала, да?
С обескураживающе строгим видом она ответила:
– Да, Мануэль, все, до последних мелочей. Они вместе захохотали, сжимая друг друга в объятиях.
– Выйдем, подышим воздухом, – предложил он. Снаружи завывал ветер, воздух был холодный, но они вдыхали его, как тонкие духи, особенно Мануэль. Набирая полные легкие, он удерживал его в себе, сколько хватало мочи. После многих лет работы под открытым небом раскаленная атмосфера стекольного цеха была для него пыткой, но он убеждал себя, что привыкнет.
Они отправились проведать фургон и Добби. Мануэль говаривал, что конь, должно быть, воображает, что угодил в рай: стойло на ночь, поле вкусной свежей травки – и сплошное безделье!
При приближении хозяев конь побежал к ним. Они погладили его по спине и дали полакомиться хлебными корками. Потом поднялись в фургон, и Аннабелла, потрогав холодную печь и облезлые фанерные стены, сказала:
– Не надо нам с ним расставаться.
Мануэль, обнимая ее, ответил:
– Расставаться? Ни под каким видом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
– Где же ваши родственники сейчас? Где был этот завод?
Она немного помедлила и нехотя ответила:
– Они умерли. Завод был на реке Тайн; боюсь, теперь он обанкротился.
– Со стекольным делом в наши дни это случается сплошь и рядом. Но мне грех жаловаться: моя фабрика невелика, и у меня надежный сбыт.
– Вы много экспортируете?
– Немного, потому что для этого потребовались бы агенты, но в целом дела идут неплохо. Если вам захочется освежить память, то в моем доме тоже найдутся книжки про стекло. Можете выбрать любые.
– Благодарю вас.
– А теперь я покажу вам ваш дом. Насколько я понимаю, вы собираетесь пожениться? – Он посмотрел на нее, потом на Мануэля. Мануэль предоставил право ответа Аннабелле.
– Да, как только проживем положенное время на одном месте и остановимся на определенной церкви.
– Что ж, – с улыбкой проговорил Карпентер, – за этим дело не станет. Можете выбирать. Небольшая церквушка в Дентоне, совсем рядом, еще одна в Йоркшире, в Пирсбридже. Я бы порекомендовал Дейтон: очень милая деревушка, к тому же я знаком со священником. – Он замедлил шаг. – Там я заключил свой первый брак, там же похоронены обе мои жены… – Он снова зашагал. – У меня есть пасынок. Иногда он приезжает ко мне из Хартлпула. Он – капитан дальнего плавания. – Карпентер покосился на Мануэля. – Стекло он терпеть не может. Сами знаете, одни его не выносят, другие не могут без него жить. Стекло – самая загадочная вещь на свете. – Он покачал головой. – Надеюсь, вы оба тоже придете к такому мнению.
Не получив ответа, он обогнал их и вошел в дом. Аннабелла и Мануэль переглянулись. Мануэль подумал: «Жизнь очень загадочна. Я полагал, что превращусь в батрака на ферме, в лучшем случае – во владельца собственного клочка земли, а выходит, что опять берусь за стекло. Кто знает, к чему это приведет… Не стать ли мне подборщиком? Если здешние недотепы справляются, то я и подавно справлюсь».
Аннабелла тоже думала о своем: «Кажется, начинается счастливая полоса. Теперь у нас все наладится. Я смогу здесь пригодиться. Интересно, кто здесь ведет книги и бухгалтерию? Что-то я не заметила клерка».
На следующий день наблюдение Аннабеллы подтвердилось – клерка на фабрике не оказалось. Весь учет вел сам Карпентер, причем с грехом пополам. Он признался, что в свое время надеялся, что эту канитель, как и управление производством, возьмет на себя пасынок, но у того не лежит к стеклу душа.
Однако Карпентер целую неделю колебался, прежде чем решился доверить эту работу женщине. В Дарлингтоне это многим придется не по вкусу: люди объединены в гильдии, все время появляются новые профсоюзы. Впрочем, работники фабрики отнеслись к намерению хозяина благосклонно, посмеялись и сказали: «Отчего же? Она милая, просто куколка». Жак Фурнье, француз, положил конец колебаниям.
– Она говорит на моем языке! – вскричал он. – На вполне понятном французском! Я ушам своим не верю.
Так Аннабелла поступила на службу. Ей была предложена на удивление высокая оплата – десять шиллингов в неделю; это была всего лишь половина от того, что положили Мануэлю, однако вместе их заработки казались им целым состоянием.
Аннабелла получала свои деньги не зря. Она не только навела порядок в книгах, но и сама вызвалась контролировать продукцию фабрики: стаканы, бокалы и разнокалиберные бутылки. По вечерам, сидя с Мануэлем в тепле – новый дом по уюту не дотягивал до дома у Фэрбейрнов, но тоже был неплох, к тому же она наконец-то получила собственную спальню, – она под звуки французской речи, доносящиеся из-за стены, помогала ему осваивать книги Карпентера о стекольном деле, знакомя с различными типами плавильных тиглей и печей. Слушая ее, он отвлекался от таблиц и не переставал удивляться. Теперь он видел Аннабеллу в совершенно новом свете; его даже пугала ее осведомленность. Это чувство его не устраивало, и он с еще большим усердием штурмовал технические премудрости.
Читать становилось все труднее, поскольку все чаше попадались незнакомые слова; он уже задумывался, так ли полезна ему книжная наука. Он чувствовал, что овладеть ремеслом стеклодела можно только через практику. Однако не отбрасывал книги и испытывал гордость, когда она по-профессорски спрашивала его об основных типах стекла, а он отвечал, как ученик на уроке: «Методом пустотелого дутья получают дутое и прессованное стекло; из дутого стекла – стекло для бутылок, трубок и ламп; из плоского стекла делают листовое, кронглас, мозаичное и оптическое стекло».
На третью неделю она уже задавала ему вопросы о составе стекла и о добавках, повышающих качество продукции, просила описать «клин», способы распознавания хорошего флинтгласа, влияние на флинтглас натрия. Кончилось все тем, что он захлопнул книгу и рявкнул:
– Хватит!
Она удивленно посмотрела на него.
– Что значит «хватит»?
Он серьезно ответил:
– Я все равно не смогу делать все это сам. Для того чтобы работать плющильщиком и даже стеклодувом, знать все это необязательно. Даже если я забью всем этим голову, главным остается умение обращаться с инструментами.
Она долго смотрела на него, а потом ответила:
– Одни люди созданы для работы, другие для управления другими людьми. Ты умеешь ладить с людьми. Ты с кем угодно находишь общий язык. Я вижу тебя не плющильщиком и не стеклодувом, а управляющим. Ты умеешь читать, писать, считать. За две недели ты запомнил о стекле такую же уйму вещей, как я года за два, если не больше. Я сказала мистеру Карпентеру, что ты усердно занимаешься, и он как будто очень…
Он вытащил ее из-за стола, осторожно обнял и, сузив глаза, сказал, покачивая головой:
– Какая ты расчетливая! Все заранее спланировала, да?
С обескураживающе строгим видом она ответила:
– Да, Мануэль, все, до последних мелочей. Они вместе захохотали, сжимая друг друга в объятиях.
– Выйдем, подышим воздухом, – предложил он. Снаружи завывал ветер, воздух был холодный, но они вдыхали его, как тонкие духи, особенно Мануэль. Набирая полные легкие, он удерживал его в себе, сколько хватало мочи. После многих лет работы под открытым небом раскаленная атмосфера стекольного цеха была для него пыткой, но он убеждал себя, что привыкнет.
Они отправились проведать фургон и Добби. Мануэль говаривал, что конь, должно быть, воображает, что угодил в рай: стойло на ночь, поле вкусной свежей травки – и сплошное безделье!
При приближении хозяев конь побежал к ним. Они погладили его по спине и дали полакомиться хлебными корками. Потом поднялись в фургон, и Аннабелла, потрогав холодную печь и облезлые фанерные стены, сказала:
– Не надо нам с ним расставаться.
Мануэль, обнимая ее, ответил:
– Расставаться? Ни под каким видом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102