Предстоящий переезд стал для Аннабеллы неприятной неожиданностью, потому что она любила Дом до последнего кирпичика, да и Усадьбу – тоже. Последние два года ей не возбранялось ее посещать. Однажды отец удивил ее предложением: «Почему бы тебе не взглянуть на мои картины?» Это было сказано таким тоном, словно она была виновата в том, что пренебрегала этой частью дома. С того дня дубовая дверь запиралась только по вечерам, когда он усаживался играть.
Аннабелла знала, что мать испытала облегчение, когда дочь не проявила чрезмерного интереса к посещению Усадьбы. Она была счастлива, что девочка отдает предпочтение картинам, украшающим Дом, что соответствовало действительности, поскольку на этих картинах были запечатлены знакомые ей люди: дедушка и бабушка на разных этапах жизни, прадедушка с прабабушкой и так далее в глубь столетий.
Ее особый интерес к предкам вызывался тем, что за все семнадцать лет жизни она ни разу не обмолвилась словечком со своей бабкой. В последнее время это ненормальное обстоятельство не давало ей покоя. Ей требовалось объяснение, однако деликатность чувств не позволяла напрямик обратиться к матери с вопросом, почему ее никогда не водят к бабке. Зато со Стивеном она обсуждала эту тему без обиняков. Стивену удалось ее успокоить: он заявил, что бабушка Конвей-Редфорд всегда была сварлива и нелюдима; сам он видел ее всего дважды с тех пор, как умер его отец. Судя по всему, она терпеть не может детей…
Тем временем Джордж Бостон гнул свое:
– Я расширяю конюшню. Вы обязательно должны побывать у меня и взглянуть, что из этого получается.
– Вы докупите лошадей?
– Да, еще с полдюжины голов.
Он покупал лошадей упряжками, хотя для большинства жителей графства это были времена, когда, наоборот, приходилось расставаться с экипажами и лошадьми. Уж не собирается ли он приобрести отцовских лошадей? Вот был бы ужас!
В данный момент она больше симпатизировала отцу, чем матери. Для нее вот уже несколько лет не было тайной, что ее отец – человек нехороший, однако порой она сочувствовала именно ему, потому что Розина обладала железным характером, а Легрендж уповал на свое обаяние, хитроумие и, как ни ужасно было это сознавать, способность устрашать. Год от года она все больше постигала очевидное: к ней он был повернут одной стороной своей натуры, к матери – противоположной. Это особенно прояснилось, когда в пятнадцать лет ей было позволено покинуть детскую и переселиться на второй этаж, в комнату напротив материнского будуара. Иногда при посещениях отца оттуда доносился только шепот, иногда он бушевал и произносил такие страшные слова, что она зажимала уши. Однако вскоре после приступов гнева он уже изъявлял готовность взять ее за подбородок и спросить бархатным голоском: «Ну, как поживает моя красотка? Может, прокатимся по вырубке?»
Он все чаще предпочитал ее компанию во время конных прогулок. Если обстоятельства вынудят его продать лошадей, он сойдет с ума: лошади – смысл его жизни.
– Очень жаль, что приходится продавать фабрику.
– Что ж, бывает.
Она вспомнила про Бостона. Ей показалось, что лично ему совсем не жаль их фабрику, наоборот, он злорадствует.
– Как вы видите свое будущее?
Она улыбнулась и ответила:
– О, у меня найдется множество занятий. – Теперь она предвкушала поездку в Дарэм по случаю своего дня рождения. – Как вы понимаете, мистер Бостон, нас не выселят на вырубку. У нас есть планы.
Он расхохотался, широко разевая рот и показывая окруженный зубами язык. Она пренебрежительно сморщила носик. Смех неожиданно прекратился, хотя улыбка осталась.
– Значит, планы?
Она с неосознанным кокетством повернула головку и ответила, имея в виду их совместный с матерью секрет:
– Да, мистер Бостон, планы.
– Чую какую-то загадку! Вправе ли я спросить, что это за тайные замыслы? Уверяю вас, я похороню ваш секрет в глубинах моего сердца. Выкладывайте.
Его игривость заставила ее спохватиться: уж не позволяет ли она себе лишних вольностей? Мать не уставала предупреждать ее о легкомысленности поведения, которую нетрудно было спутать с легкостью манер; по словам матери, отсюда было рукой подать до ошибочного мнения на ее счет, в которое можно впасть, наблюдая за ней со стороны. Оттого ее ответ прозвучал нарочито чопорно:
– Если у меня и есть секреты, мистер Бостон, то для вас они не представляют интереса, так как я уверена, что вы сочтете их ребячеством.
– Ни в коем случае! Двадцать первого числа вам исполнится семнадцать лет, а этот возраст никак нельзя назвать детским. Господи, ведь я знаю вас много лет, Аннабелла, и, даже когда вы были еще ребенком, я не считал вас незрелой. Напротив, вы часто пугали меня своими знаниями, даже мудростью. Я не забыл тот день, когда мы впервые посетили стекольный завод. Как вы меня ошеломили тогда!
– Вы смеетесь надо мной, мистер Бостон!
Он уже собирался ответить, но был прерван Фейлом, который вырос как из-под земли и обратился к Аннабелле:
– Мисс Аннабелла, госпожа желает с вами переговорить.
– Спасибо, Фейл. Прошу меня извинить, мистер Бостон.
– Разумеется. – Он по-прежнему посмеивался. – Позвольте, я пройдусь с вами до дома. Мне надо перекинуться словечком с Мануэлем. Он отменно управляется с лошадьми, не правда ли?
– Да, он непревзойденный конюх.
– С тех пор как он у вас появился, вашему отцу вряд ли приходилось обращаться к ветеринару. Именно таким слугам и следует отдавать предпочтение – они экономят ваши деньги.
Он проговорил это с улыбкой, чем навел ее на мысль, что наслаждается положением, в котором очутилась ее семья. Он заберет Мануэля, о чем всегда мечтал. После ухода Мануэля в ее душе останется пустота. Такого слуги, как Мануэль, у нее никогда больше не будет. Он был единственным из всех, с кем ей жалко было расставаться. Почему мать хочет оставить Харриса, а не его? Надо предложить ей подумать. Правда, отец тоже может захотеть забрать Мануэля. Только куда он его заберет? Где, кроме Усадьбы, сможет жить ее отец? И как он будет жить без стекольного завода и без Розины? С прошлого вечера она неоднократно задавала себе этот вопрос.
На аллее она простилась с Бостоном и вошла в дом, где услышала от Харриса, что мадам ожидает ее в малом кабинете.
Малый кабинет находился в конце длинного коридора, в восточной половине дома. Здесь стояло пианино, на котором играла Аннабелла. По сравнению с другими комнатами эта и впрямь была маленькой и какой-то более уютной. Именно поэтому Розина решила устроить встречу здесь.
Она знала, что муж собирается уехать с Бостоном в город, а это значило, что его отсутствие может, как обычно, продлиться два-три дня. Она полагала, что в подобных случаях он ночует в своем клубе, хотя это ее теперь совершенно не интересовало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Аннабелла знала, что мать испытала облегчение, когда дочь не проявила чрезмерного интереса к посещению Усадьбы. Она была счастлива, что девочка отдает предпочтение картинам, украшающим Дом, что соответствовало действительности, поскольку на этих картинах были запечатлены знакомые ей люди: дедушка и бабушка на разных этапах жизни, прадедушка с прабабушкой и так далее в глубь столетий.
Ее особый интерес к предкам вызывался тем, что за все семнадцать лет жизни она ни разу не обмолвилась словечком со своей бабкой. В последнее время это ненормальное обстоятельство не давало ей покоя. Ей требовалось объяснение, однако деликатность чувств не позволяла напрямик обратиться к матери с вопросом, почему ее никогда не водят к бабке. Зато со Стивеном она обсуждала эту тему без обиняков. Стивену удалось ее успокоить: он заявил, что бабушка Конвей-Редфорд всегда была сварлива и нелюдима; сам он видел ее всего дважды с тех пор, как умер его отец. Судя по всему, она терпеть не может детей…
Тем временем Джордж Бостон гнул свое:
– Я расширяю конюшню. Вы обязательно должны побывать у меня и взглянуть, что из этого получается.
– Вы докупите лошадей?
– Да, еще с полдюжины голов.
Он покупал лошадей упряжками, хотя для большинства жителей графства это были времена, когда, наоборот, приходилось расставаться с экипажами и лошадьми. Уж не собирается ли он приобрести отцовских лошадей? Вот был бы ужас!
В данный момент она больше симпатизировала отцу, чем матери. Для нее вот уже несколько лет не было тайной, что ее отец – человек нехороший, однако порой она сочувствовала именно ему, потому что Розина обладала железным характером, а Легрендж уповал на свое обаяние, хитроумие и, как ни ужасно было это сознавать, способность устрашать. Год от года она все больше постигала очевидное: к ней он был повернут одной стороной своей натуры, к матери – противоположной. Это особенно прояснилось, когда в пятнадцать лет ей было позволено покинуть детскую и переселиться на второй этаж, в комнату напротив материнского будуара. Иногда при посещениях отца оттуда доносился только шепот, иногда он бушевал и произносил такие страшные слова, что она зажимала уши. Однако вскоре после приступов гнева он уже изъявлял готовность взять ее за подбородок и спросить бархатным голоском: «Ну, как поживает моя красотка? Может, прокатимся по вырубке?»
Он все чаще предпочитал ее компанию во время конных прогулок. Если обстоятельства вынудят его продать лошадей, он сойдет с ума: лошади – смысл его жизни.
– Очень жаль, что приходится продавать фабрику.
– Что ж, бывает.
Она вспомнила про Бостона. Ей показалось, что лично ему совсем не жаль их фабрику, наоборот, он злорадствует.
– Как вы видите свое будущее?
Она улыбнулась и ответила:
– О, у меня найдется множество занятий. – Теперь она предвкушала поездку в Дарэм по случаю своего дня рождения. – Как вы понимаете, мистер Бостон, нас не выселят на вырубку. У нас есть планы.
Он расхохотался, широко разевая рот и показывая окруженный зубами язык. Она пренебрежительно сморщила носик. Смех неожиданно прекратился, хотя улыбка осталась.
– Значит, планы?
Она с неосознанным кокетством повернула головку и ответила, имея в виду их совместный с матерью секрет:
– Да, мистер Бостон, планы.
– Чую какую-то загадку! Вправе ли я спросить, что это за тайные замыслы? Уверяю вас, я похороню ваш секрет в глубинах моего сердца. Выкладывайте.
Его игривость заставила ее спохватиться: уж не позволяет ли она себе лишних вольностей? Мать не уставала предупреждать ее о легкомысленности поведения, которую нетрудно было спутать с легкостью манер; по словам матери, отсюда было рукой подать до ошибочного мнения на ее счет, в которое можно впасть, наблюдая за ней со стороны. Оттого ее ответ прозвучал нарочито чопорно:
– Если у меня и есть секреты, мистер Бостон, то для вас они не представляют интереса, так как я уверена, что вы сочтете их ребячеством.
– Ни в коем случае! Двадцать первого числа вам исполнится семнадцать лет, а этот возраст никак нельзя назвать детским. Господи, ведь я знаю вас много лет, Аннабелла, и, даже когда вы были еще ребенком, я не считал вас незрелой. Напротив, вы часто пугали меня своими знаниями, даже мудростью. Я не забыл тот день, когда мы впервые посетили стекольный завод. Как вы меня ошеломили тогда!
– Вы смеетесь надо мной, мистер Бостон!
Он уже собирался ответить, но был прерван Фейлом, который вырос как из-под земли и обратился к Аннабелле:
– Мисс Аннабелла, госпожа желает с вами переговорить.
– Спасибо, Фейл. Прошу меня извинить, мистер Бостон.
– Разумеется. – Он по-прежнему посмеивался. – Позвольте, я пройдусь с вами до дома. Мне надо перекинуться словечком с Мануэлем. Он отменно управляется с лошадьми, не правда ли?
– Да, он непревзойденный конюх.
– С тех пор как он у вас появился, вашему отцу вряд ли приходилось обращаться к ветеринару. Именно таким слугам и следует отдавать предпочтение – они экономят ваши деньги.
Он проговорил это с улыбкой, чем навел ее на мысль, что наслаждается положением, в котором очутилась ее семья. Он заберет Мануэля, о чем всегда мечтал. После ухода Мануэля в ее душе останется пустота. Такого слуги, как Мануэль, у нее никогда больше не будет. Он был единственным из всех, с кем ей жалко было расставаться. Почему мать хочет оставить Харриса, а не его? Надо предложить ей подумать. Правда, отец тоже может захотеть забрать Мануэля. Только куда он его заберет? Где, кроме Усадьбы, сможет жить ее отец? И как он будет жить без стекольного завода и без Розины? С прошлого вечера она неоднократно задавала себе этот вопрос.
На аллее она простилась с Бостоном и вошла в дом, где услышала от Харриса, что мадам ожидает ее в малом кабинете.
Малый кабинет находился в конце длинного коридора, в восточной половине дома. Здесь стояло пианино, на котором играла Аннабелла. По сравнению с другими комнатами эта и впрямь была маленькой и какой-то более уютной. Именно поэтому Розина решила устроить встречу здесь.
Она знала, что муж собирается уехать с Бостоном в город, а это значило, что его отсутствие может, как обычно, продлиться два-три дня. Она полагала, что в подобных случаях он ночует в своем клубе, хотя это ее теперь совершенно не интересовало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102