Как же сильно она с тех пор изменилась!
Одевшись, она перебралась через камни, поднялась по склону и вышла на поляну. Мануэля не было видно. Она тихонько позвала его и, не дождавшись отклика, встревожилась, так как стало уже почти совсем темно. Продравшись сквозь кустарник, она выбралась на тропинку и снова позвала его, на этот раз громче. Куда он подевался? Скоро наступит кромешная тьма…
– Мануэль!
– Я здесь. – Он шел в ее сторону по тропинке. Его волосы были мокрыми, рубаха незастегнутой. Он тоже побывал в воде. Она облегченно перевела дух и спросила:
– Значит, вы тоже искупались?
– Ага, – кивнул он. – Я знал, что вам не захочется торопиться.
– Простите…
– Какие там извинения! – Он весело рассмеялся. – Вам понравилось?
– Чудесно, просто чудесно! – Она блаженно закрыла глаза. – Никогда в жизни я так не наслаждалась, никогда!
Он посмотрел на нее со знакомым ей по прошлым годам благосклонным выражением и сказал:
– Вот вы и улыбаетесь! Вам известно, что вы не разучились улыбаться?
Это было правдой: она чувствовала, что ее щеки проделывают нечто, от чего давно отвыкли. Ожило не только ее лицо, но и все тело. Она торжественно заявила:
– Я думала, что уже никогда не смогу улыбаться.
– Так уж и никогда!
Некоторое время они шли молча, наслаждаясь самим движением. Когда же достигли поля перед своим домиком, уже наступила ночь.
– Если в следующий раз поедете в город, купите Пачку свечей, – распорядилась она. – У нас будет уходить по одной штуке за урок.
– Обязательно куплю.
– У нас еще осталось две штучки. Можно начать прямо сегодня.
Он замедлил шаг.
– Но ведь вам надо выспаться, завтра опять рано вставать.
– Я больше не чувствую усталости. У меня вообще такое чувство, что я больше не буду уставать. – Вместо смеха у нее вырвалось короткое кудахтанье.
– Как вы думаете, много у меня времени уйдет на то, чтобы научиться читать?
– Что вы! – безмятежно отозвалась она. – Совсем немного. Ведь вы сами говорите, что делаете все вдвое быстрее, чем остальные.
От его смеха ошалело взвились в воздух воробьи, прикорнувшие на кустах. Прибавив шагу, он возразил:
– Не все.
В следующее мгновение его посетила хитрая мысль, и он едва не брякнул: «А жаль». Конечно, даже если бы эти слова сорвались с его уст, она бы не разгадала их смысла, но сожаление, которое непременно прозвучало бы в его голосе, заставило бы ее засыпать его вопросами; как всегда бывает с тлеющими фитилями, огонек обязательно добрался бы до заряда – и взрыв разнес бы в клочья их мирный союз.
3
В половине четвертого утра 11 ноября 1866 года, в день ярмарки свободных мест, было очень холодно.
Овечьи шкуры снова были перешиты в заплечный мешок, который уже лежал в собранном виде на столе. Рядом с ним лежал скромный узел Аннабеллы, несколько увеличившийся с того дня, как она явилась на ферму, поскольку Мэри Джейн сунула туда накануне три свечи и кое-что съестное, прихваченное из погреба. Расставаясь, подруги поливали друг дружку слезами, хотя перспективы Мэри Джейн были предпочтительнее: она сообщила Аннабелле, что теперь хозяин хочет сына, но она не торопится, пока он не составит бумагу, обеспечивающую ее отпрыскам более достойное будущее, чем прозябание в работном доме, на случай, если с ним что-нибудь произойдет; в том, что такая бумага появится, она не сомневалась – уж больно привязался к ней хозяин. А уж когда хорошо заживет она, перепадет и Энди.
Аннабелла восхищалась здравомыслием и практичностью Мэри Джейн, однако при мысли о ее связи со Скилленом ей делалось нехорошо.
Мануэль закинул на спину мешок, она взяла со стола свой узелок, и они, не оглядываясь, вышли в холодную ночь. Скиллен отказался отвезти их в город, сказав, что весь его фургон будет забит скотом. Он был вне себя от злости, так как предпочел бы, чтобы они остались, но Мануэль твердо отказался от контракта, поставив условие: или помесячная оплата, или до свидания. В шесть часов по дороге должна была проехать повозка молочника, и им нельзя было медлить, если они хотели к ней поспеть. В пути они не разговаривали, сберегая дыхание. Собственно, говорить им сейчас было не о чем: подробный план действий был составлен еще накануне. Они знали, что будут делать в Хексэме, что скажут будущему хозяину насчет своего опыта и того, в каких отношениях они состоят друг с другом.
В девять утра они слезли с повозки молочника в Хексэме. Аннабелле показалось, что они попали куда-то не туда. Былая безмятежность города пропала; повсюду, куда ни посмотри, кишели веселые, ретиво толкающиеся люди, целыми семьями нагрянувшие в город с намерением повеселиться. Разносчики, рассчитывая на хороший заработок, назойливо предлагали свой товар; зеваки задирали головы, восхищаясь изящными фасадами зданий.
Мануэль заплатил молочнику положенные шесть пенсов и согласно кивнул, когда тот посоветовал ему на прощание:
– Береги карманы, парень, да и портки тоже, иначе придется тебе прятаться по кустам.
– Это вряд ли, – отозвался Мануэль, инстинктивно поправляя пояс с деньгами. – Когда начало? Я о ярмарке свободных мест.
– Это может начаться когда угодно. Я бы на твоем месте не уходил оттуда, пока не добился своего.
– Спасибо. Счастливого пути!
Взяв Аннабеллу за руку, Мануэль стал прокладывать путь сквозь толпу. У постоялого двора так сильно пахло элем, что он облизнулся. Будь он один, опрокинул бы несколько кружек подряд, хотя бы для того, чтобы отпраздновать вновь обретенную свободу: пускай через несколько часов он снова может оказаться подневольным батраком, сейчас он чувствовал себя хозяином своей судьбы. Собственно, не будь с ним Аннабеллы, он вряд ли стал бы наниматься в работники, хотя на носу уже была зима.
В следующем трактире было так людно, что кружки с пивом передавали через головы. Аннабелла дернула Мануэля за руку и предложила:
– Если хотите, промочите горло, Мануэль, я подожду.
Он оглядел толпу перед трактиром, перевел взгляд на нее и ответил:
– Сейчас не время останавливаться, сначала разберемся с главным. Вас мучит жажда?
– Немножко. Но лучше, по-моему, поступить так, как вы советуете: разобраться с главным, то есть получить работу.
Вокруг вовсю торговали все до одной лавки. Неподалеку играли музыканты. Мануэль опасался, что через такую толпу им не добраться до Рыночной площади. Однако его опасения оказались напрасными. На самой площади тоже царил хаос, но в нем наблюдались элементы упорядоченности. Остановив солидного мужчину, он спросил:
– Подскажите, где здесь нанимают на работу?
– Вон там. Стой столбом, и к тебе подойдут.
Когда они заняли место у стены, в конце длинного ряда мужчин и женщин, стоявших поодиночке и кучками, Аннабелла до дурноты перепугалась, что ее могут узнать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Одевшись, она перебралась через камни, поднялась по склону и вышла на поляну. Мануэля не было видно. Она тихонько позвала его и, не дождавшись отклика, встревожилась, так как стало уже почти совсем темно. Продравшись сквозь кустарник, она выбралась на тропинку и снова позвала его, на этот раз громче. Куда он подевался? Скоро наступит кромешная тьма…
– Мануэль!
– Я здесь. – Он шел в ее сторону по тропинке. Его волосы были мокрыми, рубаха незастегнутой. Он тоже побывал в воде. Она облегченно перевела дух и спросила:
– Значит, вы тоже искупались?
– Ага, – кивнул он. – Я знал, что вам не захочется торопиться.
– Простите…
– Какие там извинения! – Он весело рассмеялся. – Вам понравилось?
– Чудесно, просто чудесно! – Она блаженно закрыла глаза. – Никогда в жизни я так не наслаждалась, никогда!
Он посмотрел на нее со знакомым ей по прошлым годам благосклонным выражением и сказал:
– Вот вы и улыбаетесь! Вам известно, что вы не разучились улыбаться?
Это было правдой: она чувствовала, что ее щеки проделывают нечто, от чего давно отвыкли. Ожило не только ее лицо, но и все тело. Она торжественно заявила:
– Я думала, что уже никогда не смогу улыбаться.
– Так уж и никогда!
Некоторое время они шли молча, наслаждаясь самим движением. Когда же достигли поля перед своим домиком, уже наступила ночь.
– Если в следующий раз поедете в город, купите Пачку свечей, – распорядилась она. – У нас будет уходить по одной штуке за урок.
– Обязательно куплю.
– У нас еще осталось две штучки. Можно начать прямо сегодня.
Он замедлил шаг.
– Но ведь вам надо выспаться, завтра опять рано вставать.
– Я больше не чувствую усталости. У меня вообще такое чувство, что я больше не буду уставать. – Вместо смеха у нее вырвалось короткое кудахтанье.
– Как вы думаете, много у меня времени уйдет на то, чтобы научиться читать?
– Что вы! – безмятежно отозвалась она. – Совсем немного. Ведь вы сами говорите, что делаете все вдвое быстрее, чем остальные.
От его смеха ошалело взвились в воздух воробьи, прикорнувшие на кустах. Прибавив шагу, он возразил:
– Не все.
В следующее мгновение его посетила хитрая мысль, и он едва не брякнул: «А жаль». Конечно, даже если бы эти слова сорвались с его уст, она бы не разгадала их смысла, но сожаление, которое непременно прозвучало бы в его голосе, заставило бы ее засыпать его вопросами; как всегда бывает с тлеющими фитилями, огонек обязательно добрался бы до заряда – и взрыв разнес бы в клочья их мирный союз.
3
В половине четвертого утра 11 ноября 1866 года, в день ярмарки свободных мест, было очень холодно.
Овечьи шкуры снова были перешиты в заплечный мешок, который уже лежал в собранном виде на столе. Рядом с ним лежал скромный узел Аннабеллы, несколько увеличившийся с того дня, как она явилась на ферму, поскольку Мэри Джейн сунула туда накануне три свечи и кое-что съестное, прихваченное из погреба. Расставаясь, подруги поливали друг дружку слезами, хотя перспективы Мэри Джейн были предпочтительнее: она сообщила Аннабелле, что теперь хозяин хочет сына, но она не торопится, пока он не составит бумагу, обеспечивающую ее отпрыскам более достойное будущее, чем прозябание в работном доме, на случай, если с ним что-нибудь произойдет; в том, что такая бумага появится, она не сомневалась – уж больно привязался к ней хозяин. А уж когда хорошо заживет она, перепадет и Энди.
Аннабелла восхищалась здравомыслием и практичностью Мэри Джейн, однако при мысли о ее связи со Скилленом ей делалось нехорошо.
Мануэль закинул на спину мешок, она взяла со стола свой узелок, и они, не оглядываясь, вышли в холодную ночь. Скиллен отказался отвезти их в город, сказав, что весь его фургон будет забит скотом. Он был вне себя от злости, так как предпочел бы, чтобы они остались, но Мануэль твердо отказался от контракта, поставив условие: или помесячная оплата, или до свидания. В шесть часов по дороге должна была проехать повозка молочника, и им нельзя было медлить, если они хотели к ней поспеть. В пути они не разговаривали, сберегая дыхание. Собственно, говорить им сейчас было не о чем: подробный план действий был составлен еще накануне. Они знали, что будут делать в Хексэме, что скажут будущему хозяину насчет своего опыта и того, в каких отношениях они состоят друг с другом.
В девять утра они слезли с повозки молочника в Хексэме. Аннабелле показалось, что они попали куда-то не туда. Былая безмятежность города пропала; повсюду, куда ни посмотри, кишели веселые, ретиво толкающиеся люди, целыми семьями нагрянувшие в город с намерением повеселиться. Разносчики, рассчитывая на хороший заработок, назойливо предлагали свой товар; зеваки задирали головы, восхищаясь изящными фасадами зданий.
Мануэль заплатил молочнику положенные шесть пенсов и согласно кивнул, когда тот посоветовал ему на прощание:
– Береги карманы, парень, да и портки тоже, иначе придется тебе прятаться по кустам.
– Это вряд ли, – отозвался Мануэль, инстинктивно поправляя пояс с деньгами. – Когда начало? Я о ярмарке свободных мест.
– Это может начаться когда угодно. Я бы на твоем месте не уходил оттуда, пока не добился своего.
– Спасибо. Счастливого пути!
Взяв Аннабеллу за руку, Мануэль стал прокладывать путь сквозь толпу. У постоялого двора так сильно пахло элем, что он облизнулся. Будь он один, опрокинул бы несколько кружек подряд, хотя бы для того, чтобы отпраздновать вновь обретенную свободу: пускай через несколько часов он снова может оказаться подневольным батраком, сейчас он чувствовал себя хозяином своей судьбы. Собственно, не будь с ним Аннабеллы, он вряд ли стал бы наниматься в работники, хотя на носу уже была зима.
В следующем трактире было так людно, что кружки с пивом передавали через головы. Аннабелла дернула Мануэля за руку и предложила:
– Если хотите, промочите горло, Мануэль, я подожду.
Он оглядел толпу перед трактиром, перевел взгляд на нее и ответил:
– Сейчас не время останавливаться, сначала разберемся с главным. Вас мучит жажда?
– Немножко. Но лучше, по-моему, поступить так, как вы советуете: разобраться с главным, то есть получить работу.
Вокруг вовсю торговали все до одной лавки. Неподалеку играли музыканты. Мануэль опасался, что через такую толпу им не добраться до Рыночной площади. Однако его опасения оказались напрасными. На самой площади тоже царил хаос, но в нем наблюдались элементы упорядоченности. Остановив солидного мужчину, он спросил:
– Подскажите, где здесь нанимают на работу?
– Вон там. Стой столбом, и к тебе подойдут.
Когда они заняли место у стены, в конце длинного ряда мужчин и женщин, стоявших поодиночке и кучками, Аннабелла до дурноты перепугалась, что ее могут узнать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102