Эти последние дни я твердил себе: «Смени девиз, теперь ты работник мистера Фэрбейрна и им останешься». – Он перешел на мечтательный шепот: – Я уже фантазировал, что поселюсь в этом доме, сделаю его своим… – Он поднял глаза и огляделся, а потом заглянул ей в лицо. Собравшись с духом, он закончил: – Аннабелла, мне уже двадцать семь лет, мне нужна жена.
Она невольно отшатнулась и горделиво расправила поникшие было плечи. Ее возмущенный вид не заставил его передумать. Он даже слегка повысил голос:
– Почему вы шарахаетесь? Это вполне естественно.
– Я не шарахаюсь. Вы правы, это естественно.
– Вот именно.
Она смотрела на него во все глаза.
– Значит, когда вы женитесь, я смогу идти на все четыре стороны?
– Да. – Он подобрался. – Разумеется, вы будете свободны. – Его тон показался ей беспечным. – Но только по весне. Я женюсь не завтра, не послезавтра, не через неделю. Сперва надо хорошенько оглядеться. По части женщин я разборчивый. Я всегда умел их выбирать. Обычно мне везло.
Она низко опустила голову, словно так ей легче было снести его шутливый тон. Видя ее уныние, он смягчился и, схватив девушку за руки, поспешно проговорил:
– Хватит об этом! Как-нибудь приструним ее. Предоставьте это мне. – Он слегка встряхнул ее, пытаясь заставить посмотреть на него. – Заморочу ей голову, наплету небылиц. Даром, что ли, во мне течет ирландская кровь? Она, конечно, немного застоялась, потому что я долго не вспоминал о своем происхождении, но теперь я пущу свою кровушку в ход. Ничего, я найду на Бетти управу.
Она не воспрянула духом. Его предложение показалось ей неудачным. Наплести Бетти небылиц, чтобы ее унять? Бесполезная затея! Видя, что она не одобряет его намерения, он убрал руки и проворчал:
– Черт возьми, да пускай она все им выложит! Мы все подтвердим, кроме одного… – Он перешел на шепот: – Того, что случилось в последнюю ночь у Эми… Что касается всего остального, то я уже достаточно изучил этих людей, чтобы догадаться, чью сторону они примут. Они только посочувствуют вам, когда узнают о ваших бедах.
– Нет, Мануэль, для меня это было бы невыносимо. Чтобы они узнали обо мне правду? Нет! – Она в отчаянии замотала головой. – Вы, наверное, до сих пор, не уяснили, как это меня ранило, как ранит до сих пор и что значит разом лишиться родителей…
– Значит, не уяснил? – Он задумчиво покачал головой. – Вам надо понять одну вещь: то же самое случалось с десятками, сотнями, тысячами людей! Не у вас одной пошла прахом вся прошлая жизнь. – Он заглянул в ее зеленые глаза, мысленно умоляя ее не отводить взгляд. – Вам нравится, как это звучит: «Мануэль Мендоса»?
Она нетерпеливо качнула головой, давая понять, что ей не до забав, но ответ ее был учтив:
– Да, звучит приятно.
– Вот и я подумал так же, когда впервые услыхал это имя. Да будет вам известно, мое настоящее имя – Томми. Томми МакЛафлин. Вот как меня зовут в действительности. Другое имя я сам выбрал для себя, услыхав его как-то раз на дублинской набережной. Можете не сомневаться, я говорю чистую правду. МакЛафлины вырастили меня, но я знал, что не родной им. Я рассказывал вам о Марджи. Так вот, ее мать была повитухой; однажды в ее деревне объявилась молодая женщина на сносях. Человек, привезший ее, знать не знал, откуда она такая, он подобрал ее на дороге в нескольких милях от деревни. Спустя восемь часов на свет появился я. Это не ирландские байки, а чистая правда. Марджи рассказывала, что женщина та не походила на особу знатных кровей, но деньги при ней были, и немалые. Через десять дней после родов она ушла. С тех пор никто ее не видел. Она оставила в моей люльке десять золотых соверенов. Мать Марджи взяла монеты и меня; когда она умерла, я оказался у Марджи. Я считал себя Томми МакЛафлином до того дня, как мы с Марджи вышли прогуляться на набережную. Мне было тогда лет десять. С одного из кораблей сошел на берег человек – высокий, смуглый, по виду чужестранец: то ли итальянец, то ли испанец, то ли еще кто. Мы прошли мимо него, не оглянувшись, но тут на мостках появился некто, крикнувший: «Мануэль, Мануэль! Эй, Мануэль Мендоса!» Это имя показалось мне очень певучим: Ма-ну-эль Мен-до-са. Я спросил у Марджи, откуда приплыл этот человек. «Имя вроде испанское», – ответила она. «А я похож на испанца?» – спросил я. «Немного похож. А вообще-то и среди итальянцев попадаются блондины, зато кое-где в Ирландии встречаются такие же, как у тебя, заостренные лица».
Но я уже принял решение: буду испанцем! Вечером я сказал ей: «Я возьму имя того человека. Я буду Мануэлем Мендосой». В ответ она ласково потрепала меня за ухо. «Ты – Томми МакЛафлин. Ты мне все равно что родной». Но сам я с того дня считал себя Мануэлем Мендосой. – После продолжительного молчания он закончил: – Скорее всего, во мне не больше испанской крови, чем в вас. Я просто незаконнорожденный ирландец. Но всякому незаконнорожденному хочется за что-то уцепиться.
– Мануэль!.. – со слезами в голосе воскликнула она. – Мне так стыдно!
– Я рад. – Он встал и отодвинул табурет. Его голос снова зазвучал беспечно. Наклонившись к ней, он пообещал: – Доверьтесь мне, я с ней разберусь. Даю вам слово, она будет держать язык за зубами. Если она станет вас изводить, дайте ей отпор. Вспомните, как вы расправились с теми двумя парнями на прошлой неделе. Узелком можете ее не лупить, работайте языком. Такие, как она, понимают только острое словцо.
– Мануэль!.. – повторила она, словно давая понять, что ей не удастся взять над Бетти верх в перепалке. Однако не прошло и недели, как все случилось именно наоборот.
Аннабелла считала везением, что у нее и у Бетти разные обязанности, иначе напряжение стало бы невыносимым. Они встречались только за едой и по вечерам, когда, возвратившись от Мануэля, она усаживалась со всеми, бралась за шитье и открывала рот только тогда, когда к ней обращались.
Однако иногда ей приходилось наблюдать за Бетти из окна. Та частенько смеялась во дворе с Мануэлем, однажды они вышли вдвоем из сарая для дойки, и Бетти игриво отпихнула Мануэля рукой. Судя по всему, Мануэль сдержал слово и занялся Бетти. Для Аннабеллы стало неожиданностью, что их заигрывания оскорбляют ее. Однако именно это вынудило ее дать волю языку.
Это случилось вечером в пятницу. День выдался очень утомительный. К полудню Мануэль и Сеп укатили в Хексэм, чтобы доставить мяснику, постоянному клиенту Фэрбейрна, полдюжины свиней, а также забрать кое-какие заказы хозяйки; Бетти к полудню управилась с работой и поехала с ними. В шесть часов вечера раздалось громкое пение, свидетельствующее об их возвращении; они появились в кухне, нагруженные свертками, оживленные и говорливые. Аннабелла даже не взглянула на Мануэля. В семь вечера она не пошла давать ему очередной урок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Она невольно отшатнулась и горделиво расправила поникшие было плечи. Ее возмущенный вид не заставил его передумать. Он даже слегка повысил голос:
– Почему вы шарахаетесь? Это вполне естественно.
– Я не шарахаюсь. Вы правы, это естественно.
– Вот именно.
Она смотрела на него во все глаза.
– Значит, когда вы женитесь, я смогу идти на все четыре стороны?
– Да. – Он подобрался. – Разумеется, вы будете свободны. – Его тон показался ей беспечным. – Но только по весне. Я женюсь не завтра, не послезавтра, не через неделю. Сперва надо хорошенько оглядеться. По части женщин я разборчивый. Я всегда умел их выбирать. Обычно мне везло.
Она низко опустила голову, словно так ей легче было снести его шутливый тон. Видя ее уныние, он смягчился и, схватив девушку за руки, поспешно проговорил:
– Хватит об этом! Как-нибудь приструним ее. Предоставьте это мне. – Он слегка встряхнул ее, пытаясь заставить посмотреть на него. – Заморочу ей голову, наплету небылиц. Даром, что ли, во мне течет ирландская кровь? Она, конечно, немного застоялась, потому что я долго не вспоминал о своем происхождении, но теперь я пущу свою кровушку в ход. Ничего, я найду на Бетти управу.
Она не воспрянула духом. Его предложение показалось ей неудачным. Наплести Бетти небылиц, чтобы ее унять? Бесполезная затея! Видя, что она не одобряет его намерения, он убрал руки и проворчал:
– Черт возьми, да пускай она все им выложит! Мы все подтвердим, кроме одного… – Он перешел на шепот: – Того, что случилось в последнюю ночь у Эми… Что касается всего остального, то я уже достаточно изучил этих людей, чтобы догадаться, чью сторону они примут. Они только посочувствуют вам, когда узнают о ваших бедах.
– Нет, Мануэль, для меня это было бы невыносимо. Чтобы они узнали обо мне правду? Нет! – Она в отчаянии замотала головой. – Вы, наверное, до сих пор, не уяснили, как это меня ранило, как ранит до сих пор и что значит разом лишиться родителей…
– Значит, не уяснил? – Он задумчиво покачал головой. – Вам надо понять одну вещь: то же самое случалось с десятками, сотнями, тысячами людей! Не у вас одной пошла прахом вся прошлая жизнь. – Он заглянул в ее зеленые глаза, мысленно умоляя ее не отводить взгляд. – Вам нравится, как это звучит: «Мануэль Мендоса»?
Она нетерпеливо качнула головой, давая понять, что ей не до забав, но ответ ее был учтив:
– Да, звучит приятно.
– Вот и я подумал так же, когда впервые услыхал это имя. Да будет вам известно, мое настоящее имя – Томми. Томми МакЛафлин. Вот как меня зовут в действительности. Другое имя я сам выбрал для себя, услыхав его как-то раз на дублинской набережной. Можете не сомневаться, я говорю чистую правду. МакЛафлины вырастили меня, но я знал, что не родной им. Я рассказывал вам о Марджи. Так вот, ее мать была повитухой; однажды в ее деревне объявилась молодая женщина на сносях. Человек, привезший ее, знать не знал, откуда она такая, он подобрал ее на дороге в нескольких милях от деревни. Спустя восемь часов на свет появился я. Это не ирландские байки, а чистая правда. Марджи рассказывала, что женщина та не походила на особу знатных кровей, но деньги при ней были, и немалые. Через десять дней после родов она ушла. С тех пор никто ее не видел. Она оставила в моей люльке десять золотых соверенов. Мать Марджи взяла монеты и меня; когда она умерла, я оказался у Марджи. Я считал себя Томми МакЛафлином до того дня, как мы с Марджи вышли прогуляться на набережную. Мне было тогда лет десять. С одного из кораблей сошел на берег человек – высокий, смуглый, по виду чужестранец: то ли итальянец, то ли испанец, то ли еще кто. Мы прошли мимо него, не оглянувшись, но тут на мостках появился некто, крикнувший: «Мануэль, Мануэль! Эй, Мануэль Мендоса!» Это имя показалось мне очень певучим: Ма-ну-эль Мен-до-са. Я спросил у Марджи, откуда приплыл этот человек. «Имя вроде испанское», – ответила она. «А я похож на испанца?» – спросил я. «Немного похож. А вообще-то и среди итальянцев попадаются блондины, зато кое-где в Ирландии встречаются такие же, как у тебя, заостренные лица».
Но я уже принял решение: буду испанцем! Вечером я сказал ей: «Я возьму имя того человека. Я буду Мануэлем Мендосой». В ответ она ласково потрепала меня за ухо. «Ты – Томми МакЛафлин. Ты мне все равно что родной». Но сам я с того дня считал себя Мануэлем Мендосой. – После продолжительного молчания он закончил: – Скорее всего, во мне не больше испанской крови, чем в вас. Я просто незаконнорожденный ирландец. Но всякому незаконнорожденному хочется за что-то уцепиться.
– Мануэль!.. – со слезами в голосе воскликнула она. – Мне так стыдно!
– Я рад. – Он встал и отодвинул табурет. Его голос снова зазвучал беспечно. Наклонившись к ней, он пообещал: – Доверьтесь мне, я с ней разберусь. Даю вам слово, она будет держать язык за зубами. Если она станет вас изводить, дайте ей отпор. Вспомните, как вы расправились с теми двумя парнями на прошлой неделе. Узелком можете ее не лупить, работайте языком. Такие, как она, понимают только острое словцо.
– Мануэль!.. – повторила она, словно давая понять, что ей не удастся взять над Бетти верх в перепалке. Однако не прошло и недели, как все случилось именно наоборот.
Аннабелла считала везением, что у нее и у Бетти разные обязанности, иначе напряжение стало бы невыносимым. Они встречались только за едой и по вечерам, когда, возвратившись от Мануэля, она усаживалась со всеми, бралась за шитье и открывала рот только тогда, когда к ней обращались.
Однако иногда ей приходилось наблюдать за Бетти из окна. Та частенько смеялась во дворе с Мануэлем, однажды они вышли вдвоем из сарая для дойки, и Бетти игриво отпихнула Мануэля рукой. Судя по всему, Мануэль сдержал слово и занялся Бетти. Для Аннабеллы стало неожиданностью, что их заигрывания оскорбляют ее. Однако именно это вынудило ее дать волю языку.
Это случилось вечером в пятницу. День выдался очень утомительный. К полудню Мануэль и Сеп укатили в Хексэм, чтобы доставить мяснику, постоянному клиенту Фэрбейрна, полдюжины свиней, а также забрать кое-какие заказы хозяйки; Бетти к полудню управилась с работой и поехала с ними. В шесть часов вечера раздалось громкое пение, свидетельствующее об их возвращении; они появились в кухне, нагруженные свертками, оживленные и говорливые. Аннабелла даже не взглянула на Мануэля. В семь вечера она не пошла давать ему очередной урок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102