долл. — да за такую сумму орден, а то и Героя Союза дадут…
И в ноябре 1958 г. уже при Н.С. Хрущеве, очередная — третья за последние 17 лет — экспедиция была отправлена на станцию Тайга, на этот раз по линии МВД СССР.
Целый месяц три милицейских чина от капитана до подполковника с помощью местных сотрудников допрашивали стариков и старух, уточняя детали и перепроверяя информацию бывшего старшего писаря, который вот уже 16 лет как отошел в мир иной. В результате родилась справка, из которой следовало, что либо по вине Пуррока, либо по собственной вине, но обе предыдущие экспедиции 1941 и 1954 гг. искали не там, а в противоположной стороне: клад спрятан не на западе от станции Тайга, а на востоке. В заключение предлагалось возобновить поиски летом 1959 г. с привлечением геофизиков.
Но вышло все по-другому: начальник 3-го спецотдела МВД СССР полковник Н.Я. Баулин… закрыл в июне 1959 г. «золотое дело» на станции Тайга, оставив легенду о 26 ящиках на усмотрение журналистов. Чем они и занимаются последние 45 лет.
* * *
И все же сколько и какие именно «драгметаллы» вывезли чешские легионеры?
Сразу бросается в глаза первое: генерал Чила в 1925 г. мягко говоря, лукавил, а вот начфин Шип говорил правду: «добыча» тянула более чем на 4 т серебра и почти на 8 т золота. И не так уж далек от истины краевед А. Буяков, когда пишет в газете «Владивосток», что эти тонны «драгметаллов» стали базой золотого и серебряного обеспечения чехословацкой кроны — одной из самых стабильных в межвоенный период валют, причем укрепилась крона именно с конца 1920 г.
Командование легионеров, и особенно начфин Ф. Шип, конечно, хотело бы «добыть» побольше «драгметаллов».
В фонде 197 колчаковского министерства финансов, что хранится в Москве в ЦГАОР, в «бухгалтерии общей канцелярии» я видел документы переписки Ф. Шипа за декабрь 1919 г. с последним начфином Колчака П.А. Бурышкиным (кстати, автором вышедшей за границей и переизданной в столице книги воспоминаний «Москва купеческая» — весьма любопытного свидетельства о нравах «старых» и «новых» русских в торговле). Начфин просил продать «в кредит» еще 268 ящиков дефектной серебряной монеты на 15,3 млн. руб. по той же схеме, по которой была продана первая партия в 750 ящиков, оформленная «протоколом» министров КомУча 2 октября 1918 г.
По-видимому, на этот раз сделка не состоялась, ибо в отчете начальника эшелона А. Арбатского и старшего кассира Н. Кулябко, инвентаризировавших в Иркутске в начале марта 1920 г. содержание «мест» в эшелоне перед его передачей большевикам, все эти 262 ящика серебра оказались на месте и благополучно доехали до Казани.
Еще менее удачным был замысел забрать весь эшелон после того, как Колчак с 4 января 1920 г. лишился своей охраны и стал заложником легионеров. Ведь еще 25 декабря 1919 г. глава союзных комиссаров Антанты французский генерал Жанен, видя неуступчивость Колчака и его желание до последнего сохранить свой контроль (и свою охрану) над «золотым эшелоном», дал шифрованную телеграмму чехам: задержать в Нижнеудинске эшелоны Колчака, разоружить его охрану и взять эшелон под свой контроль (как это напоминало телеграмму Троцкого от 25 мая 1918 г. относительно разоружения чехов!).
Колчак в последний раз отказался разоружаться, но тогда чехи заблокировали все его эшелоны в Нижнеудинске. Как уже отмечалось выше, адмирал капитулировал только 4 января. А 9 января «золотой эшелон» с прицепленным к нему вагоном Колчака под усиленной охраной чехов отправили наконец в Иркутск. Казалось бы, дело сделано — сдадут Колчака красным, а сами с золотом на всех парах вокруг Байкала к Тихому океану! Тем более что чешский командир конвоя майор Гачек держал в руках очередную телеграмму Жанена: главное — контролировать золото, а все остальное приложится… Одним из «приложений» в случае каких-либо осложнений генерал видел… сдачу «золотого эшелона» под охрану японцев. Он даже передал Гачеку приказ: в Иркутске — восстание, золото под угрозой захвата большевиками, срочно гоните эшелон в обход города на станцию Мысовую Кругобайкальской железной дороги, где вас уже ждут японцы.
Но командующий чехословацким корпусом генерал Ян Сыровы был реалистом. В возникшей дилемме — «кошелек или жизнь» — он предпочел жизнь легионеров. «Невыдача золота (Политцентру в Иркутске. — Авт.) или передача его японцам так возбудит против нас все русское население, особенно большевистские элементы, — телеграфировал он Жанену, — что наше войско от Иркутска до Тайшета окажется в сплошном огне. На нас нападут со всех сторон». Чешского генерала поддержал и представитель Национального совета в Иркутске доктор Благож: «золотой эшелон» придется отдать.
Результатом этого и явилось военное перемирие чехов и Советов на станции Куйтун 7 февраля 1920 г. — золото в обмен на паровозы и вагоны. А ранним утром того же дня Колчака и Пепеляева расстреляли на берегу Ангары: своей смертью они заплатили за золото для большевиков и жизнь легионеров. Начфин Франтишек Шип рвал и метал, ведь «добыча» ушла прямо из рук. Мученическая смерть адмирала его мало волновала…
* * *
В мае 1990 г. находясь в Праге со съемочной группой тогдашнего ТВ СССР (Останкино), где мы снимали кадры вывода советских войск из Чехословакии для документального телефильма, в свободный день я зашел на знаменитое Ольшанское кладбище — место упокоения более 20 тыс. белых эмигрантов.
Бродя от могилы к могиле, читал на надгробных плитах и памятниках: писатель Аркадий Аверченко, профессор Новгородцев (1870-1924), «евразиец» Петр Савицкий.
Но что это? В православном «отсеке», и вдруг… генерал Ян Червинка, умер в 1933 г. И рядом — Надежда Семеновна Карановская, русская, его жена, умерла почти 30 лет спустя.
Чудно , подумалось мне, протестант, «гусит»-чех и православная русская — в одной могиле. Что-то чехи не очень блюдут религиозные традиции…
Сзади послышались шаги. Кто-то подошел и встал за моей спиной рядом с могилой. Потом что-то спросил по-чешски. Я машинально ответил: «Не понимаю». И вдруг тот же голос на чистом русском языке: «Пан был знаком с моим отцом и матерью?» Я обернулся — пожилой чех в аккуратном, но уже поношенном костюме, при галстуке, с букетиком цветов в руке, который он бережно положил к памятнику своих родителей.
«Вы русский или чех?» — удивленно спросил я. «И то и другое: мать — русская, сибирячка, отец — чех, из легионеров, воевал у вас в России», — ответил он.
Я уже кое-что знал о легионерах в Сибири, как-никак закончил истфак МГУ по кафедре истории южных и западных славян, там профессора и доценты рассказывали о трагедии корпуса больше, чем было написано в учебниках по истории КПСС или официальной историографии Гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157
И в ноябре 1958 г. уже при Н.С. Хрущеве, очередная — третья за последние 17 лет — экспедиция была отправлена на станцию Тайга, на этот раз по линии МВД СССР.
Целый месяц три милицейских чина от капитана до подполковника с помощью местных сотрудников допрашивали стариков и старух, уточняя детали и перепроверяя информацию бывшего старшего писаря, который вот уже 16 лет как отошел в мир иной. В результате родилась справка, из которой следовало, что либо по вине Пуррока, либо по собственной вине, но обе предыдущие экспедиции 1941 и 1954 гг. искали не там, а в противоположной стороне: клад спрятан не на западе от станции Тайга, а на востоке. В заключение предлагалось возобновить поиски летом 1959 г. с привлечением геофизиков.
Но вышло все по-другому: начальник 3-го спецотдела МВД СССР полковник Н.Я. Баулин… закрыл в июне 1959 г. «золотое дело» на станции Тайга, оставив легенду о 26 ящиках на усмотрение журналистов. Чем они и занимаются последние 45 лет.
* * *
И все же сколько и какие именно «драгметаллы» вывезли чешские легионеры?
Сразу бросается в глаза первое: генерал Чила в 1925 г. мягко говоря, лукавил, а вот начфин Шип говорил правду: «добыча» тянула более чем на 4 т серебра и почти на 8 т золота. И не так уж далек от истины краевед А. Буяков, когда пишет в газете «Владивосток», что эти тонны «драгметаллов» стали базой золотого и серебряного обеспечения чехословацкой кроны — одной из самых стабильных в межвоенный период валют, причем укрепилась крона именно с конца 1920 г.
Командование легионеров, и особенно начфин Ф. Шип, конечно, хотело бы «добыть» побольше «драгметаллов».
В фонде 197 колчаковского министерства финансов, что хранится в Москве в ЦГАОР, в «бухгалтерии общей канцелярии» я видел документы переписки Ф. Шипа за декабрь 1919 г. с последним начфином Колчака П.А. Бурышкиным (кстати, автором вышедшей за границей и переизданной в столице книги воспоминаний «Москва купеческая» — весьма любопытного свидетельства о нравах «старых» и «новых» русских в торговле). Начфин просил продать «в кредит» еще 268 ящиков дефектной серебряной монеты на 15,3 млн. руб. по той же схеме, по которой была продана первая партия в 750 ящиков, оформленная «протоколом» министров КомУча 2 октября 1918 г.
По-видимому, на этот раз сделка не состоялась, ибо в отчете начальника эшелона А. Арбатского и старшего кассира Н. Кулябко, инвентаризировавших в Иркутске в начале марта 1920 г. содержание «мест» в эшелоне перед его передачей большевикам, все эти 262 ящика серебра оказались на месте и благополучно доехали до Казани.
Еще менее удачным был замысел забрать весь эшелон после того, как Колчак с 4 января 1920 г. лишился своей охраны и стал заложником легионеров. Ведь еще 25 декабря 1919 г. глава союзных комиссаров Антанты французский генерал Жанен, видя неуступчивость Колчака и его желание до последнего сохранить свой контроль (и свою охрану) над «золотым эшелоном», дал шифрованную телеграмму чехам: задержать в Нижнеудинске эшелоны Колчака, разоружить его охрану и взять эшелон под свой контроль (как это напоминало телеграмму Троцкого от 25 мая 1918 г. относительно разоружения чехов!).
Колчак в последний раз отказался разоружаться, но тогда чехи заблокировали все его эшелоны в Нижнеудинске. Как уже отмечалось выше, адмирал капитулировал только 4 января. А 9 января «золотой эшелон» с прицепленным к нему вагоном Колчака под усиленной охраной чехов отправили наконец в Иркутск. Казалось бы, дело сделано — сдадут Колчака красным, а сами с золотом на всех парах вокруг Байкала к Тихому океану! Тем более что чешский командир конвоя майор Гачек держал в руках очередную телеграмму Жанена: главное — контролировать золото, а все остальное приложится… Одним из «приложений» в случае каких-либо осложнений генерал видел… сдачу «золотого эшелона» под охрану японцев. Он даже передал Гачеку приказ: в Иркутске — восстание, золото под угрозой захвата большевиками, срочно гоните эшелон в обход города на станцию Мысовую Кругобайкальской железной дороги, где вас уже ждут японцы.
Но командующий чехословацким корпусом генерал Ян Сыровы был реалистом. В возникшей дилемме — «кошелек или жизнь» — он предпочел жизнь легионеров. «Невыдача золота (Политцентру в Иркутске. — Авт.) или передача его японцам так возбудит против нас все русское население, особенно большевистские элементы, — телеграфировал он Жанену, — что наше войско от Иркутска до Тайшета окажется в сплошном огне. На нас нападут со всех сторон». Чешского генерала поддержал и представитель Национального совета в Иркутске доктор Благож: «золотой эшелон» придется отдать.
Результатом этого и явилось военное перемирие чехов и Советов на станции Куйтун 7 февраля 1920 г. — золото в обмен на паровозы и вагоны. А ранним утром того же дня Колчака и Пепеляева расстреляли на берегу Ангары: своей смертью они заплатили за золото для большевиков и жизнь легионеров. Начфин Франтишек Шип рвал и метал, ведь «добыча» ушла прямо из рук. Мученическая смерть адмирала его мало волновала…
* * *
В мае 1990 г. находясь в Праге со съемочной группой тогдашнего ТВ СССР (Останкино), где мы снимали кадры вывода советских войск из Чехословакии для документального телефильма, в свободный день я зашел на знаменитое Ольшанское кладбище — место упокоения более 20 тыс. белых эмигрантов.
Бродя от могилы к могиле, читал на надгробных плитах и памятниках: писатель Аркадий Аверченко, профессор Новгородцев (1870-1924), «евразиец» Петр Савицкий.
Но что это? В православном «отсеке», и вдруг… генерал Ян Червинка, умер в 1933 г. И рядом — Надежда Семеновна Карановская, русская, его жена, умерла почти 30 лет спустя.
Чудно , подумалось мне, протестант, «гусит»-чех и православная русская — в одной могиле. Что-то чехи не очень блюдут религиозные традиции…
Сзади послышались шаги. Кто-то подошел и встал за моей спиной рядом с могилой. Потом что-то спросил по-чешски. Я машинально ответил: «Не понимаю». И вдруг тот же голос на чистом русском языке: «Пан был знаком с моим отцом и матерью?» Я обернулся — пожилой чех в аккуратном, но уже поношенном костюме, при галстуке, с букетиком цветов в руке, который он бережно положил к памятнику своих родителей.
«Вы русский или чех?» — удивленно спросил я. «И то и другое: мать — русская, сибирячка, отец — чех, из легионеров, воевал у вас в России», — ответил он.
Я уже кое-что знал о легионерах в Сибири, как-никак закончил истфак МГУ по кафедре истории южных и западных славян, там профессора и доценты рассказывали о трагедии корпуса больше, чем было написано в учебниках по истории КПСС или официальной историографии Гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157