заключили с ФРГ договор о сроке давности поисков и возвращения «пропавших» художественных ценностей и теперь прикрываются им как щитом), что через «черный рынок» ушло на Восток (Япония, Тайвань, Южная Корея) — все это выясняют с 1992 г. члены Государственной комиссии РФ по реституции и ее эксперты.
Сама же проблема «реституции» (возврата «военных трофеев» Советской армии) возникла только в 1990-1992 гг. когда СССР и ФРГ, а затем ФРГ и Российская Федерация подписали сначала Договор о партнерстве (1990 г.), а затем Соглашение о культурном сотрудничестве (1992 г.), в которых содержались статьи (соответственно 16-я и 15-я) о «незаконно вывезенном культурном достоянии».
Вот вокруг этих двух статей и разгорелся весь сыр-бор.
Все началось с «золота Трои», с 1945 г. под грифом «совершенно секретно» хранившегося в запасниках Музея им. Пушкина в Москве (260 «предметов» из золота; изделия из бронзы коллекции Шлимана в том же 1945 г. были отправлены в ленинградский Эрмитаж).
В 1956 г. по решению Политбюро первая крупная трофейная коллекция — «Дрезденская картинная галерея» после ее публичной экспозиции в Музее им. Пушкина была безвозмездно передана «братской ГДР». С тех пор по разным политическим поводам Н.С. Хрущев и Л.И. Брежнев почти за 40 лет вернули безвозмездно из 1 млн. 700 тыс. «трофеев» почти 2/3 — 1 млн. 200 тыс. включая и большую часть «Готской библиотеки». Но остальные 500 тыс. «трофеев», судя по уникальной информации Владимира Толстикова, опубликованной 25 января 1996 г. в «Московском комсомольце», с середины 50-х годов настолько засекретили, что, например, к «золоту Трои» не имел доступа даже директор музея. Секрет сохранялся 36 лет.
Лишь в 1992 г. завеса секретности была приоткрыта. То ли немцы, подписав в 1992 г. с «демократической Россией» Соглашение о культурном сотрудничестве (статья 15-я его говорит о «незаконно вывезенном культурном достоянии»), решили испытать «друга Бориса» на предмет возврата «трофеев», то ли сами российские демократы в благородном раже разоблачения «коммунистического прошлого» решили раздеться перед Западом догола (а заодно и подзаработать валюту на разоблачительных статьях), но в том же 1992 г. в немецкой прессе и других западноевропейских изданиях появилась серия сенсационных статей Г. Козлова и его соавтора Акинши о «золоте Трои» и других «секретных трофеях» С тех времен Г. Козлов заметно смягчил свою непримиримую позицию к «агентам КГБ» в российских музеях. Так, на очередной международной конференции о культурном сотрудничестве в Европе в мае 2003 г. в Царском Селе под Петербургом, в отличие от прежних времен, он промолчал и не поддержал агрессивно настроенных германских чиновников от культуры, хотя ныне Козлов проживает в Кельне. С тех пор дебаты о «перемещенных художественных ценностях» не утихают ни за рубежом, ни в России. Как это часто случается сегодня, проблема из чисто художественной быстро превратилась в откровенно политическую. Одни кричат: «Наши отцы за это кровь проливали, а мы должны это отдавать?» (Александр Севостьянов, «Правда», 1995 г.) Другие кипятятся: «Мы совершаем по отношению к своим солдатам настоящее преступление: мы как бы объявляем их продолжателями дела нацистов, а себя — правопреемниками гитлеровской Германии» (Алексей Расторгуев, «Литературная газета», 1991 г.).
Масла в огонь с «золотом Трои» подлил неуклюжий демарш советников Президента РФ, озвученный Б.Н. Ельциным во время визита в Грецию: дескать, Россия сначала покажет «золото Трои» в Афинах, а затем уж у себя, в Москве апреле 1996 г. выставка «Золото Трои» действительно открылась в Музее им. Пушкина в Москве, но в Афины ее предварительно не повезли. В июне 1998 г. в Швейцарии один из менеджеров крупного банка ознакомил меня с проектом демонстрации «золота Трои» сначала в Альпийской республике, а затем и в странах ЕС, гарантируя правовую защиту от попыток «реституции» (т.е. от ареста «трофейного золота» полицией ФРГ). Тут уж всполошилась Турция — Шлиман нашел «золото Трои» на ее территории и тайно вывез (а попросту — украл) в Германию. Тогда возмутились в Бонне: как так, кто позволил Анкаре обзывать нас ворами? Словом, началась такая международная склока, что впору петь частушку, как «вор у вора дубинку украл».
В 1995 г. в России вопрос о реституции «военных трофеев» поднялся до законодательного уровня. Совет Федерации старого состава подготовил к маю 1995 г. жесткий вариант закона «О праве собственности на культурные ценности, перемещенные в результате Второй мировой войны». Бывший министр культуры Евгений Сидоров оценил этот законопроект в духе русской поговорки: «что с возу упало, то пропало».
V Госдума, наоборот, представила «мягкий» вариант, в частности возможность реституции (возврата) «военных трофеев» «третьим странам» Хотя ни тот ни другой законопроекты до конца срока легислатур и Совета Федерации, и V Госдумы так и не были приняты, некоторые идеи «думского» варианта нашли свое практическое воплощение. В сентябре 1996 г. министр иностранных дел Е.М. Примаков передал князю Лихтенштейна «трофейный» семейный архив, а в обмен получил архив колчаковского следователя Соколова об убийстве царской семьи на Урале, купленный князем на аукционе «Сотби».
В 1996 г. расстановка сил в обеих палатах изменилась — VI Госдума стала коммуно-патриотической, жесткой, а новый «губернаторский» Совет Федерации заметно «помягчел». В итоге 5 июля 1996 г. Дума приняла фактически вариант предыдущего состава Совета Федерации («ничего не отдадим!»), но губернаторы закон отклонили.
В конце концов через обе палаты в 1997 г. прошел мягкий «думский» вариант 1995 г. но президент Б.Н. Ельцин его заблокировал — наложил «вето» по конъюнктурным политическим соображениям (законом был недоволен «друг Гельмут», бывший канцлер ФРГ Коль).
И вопрос о реституции снова «завис», хотя в конце концов Дума приняла «соломоново решение»: «трофеи» из Германии и ее сателлитов не отдадим, а из «третьих стран» — посмотрим…
Словом, история с российским законопроектом о реституции очень сильно напоминала мучения с нашим законопроектом «О собственности РФ, находящейся за рубежом». Хотя между «золотом Трои» и, скажем, «золотом Семенова» в юридическом смысле принципиальной разницы нет: в первом случае это «советский военный трофей», во втором — «трофей японский».
В обоих случаях «трофейная проблема» осложняется проблемой политической. Для российских патриотов выдача «золота Трои» — все равно что «сдача» Берлина Гитлеру в мае 1945 г. Для японских патриотов обсуждение вопроса о «романовском золоте» невозможно до «сдачи» Японии «северных территорий» (четырех Южно-Курильских островов).
Как справедливо писала влиятельная гамбургская газета, «немецкие трофейные ценности становятся инструментом во внутрироссийской фракционной борьбе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157
Сама же проблема «реституции» (возврата «военных трофеев» Советской армии) возникла только в 1990-1992 гг. когда СССР и ФРГ, а затем ФРГ и Российская Федерация подписали сначала Договор о партнерстве (1990 г.), а затем Соглашение о культурном сотрудничестве (1992 г.), в которых содержались статьи (соответственно 16-я и 15-я) о «незаконно вывезенном культурном достоянии».
Вот вокруг этих двух статей и разгорелся весь сыр-бор.
Все началось с «золота Трои», с 1945 г. под грифом «совершенно секретно» хранившегося в запасниках Музея им. Пушкина в Москве (260 «предметов» из золота; изделия из бронзы коллекции Шлимана в том же 1945 г. были отправлены в ленинградский Эрмитаж).
В 1956 г. по решению Политбюро первая крупная трофейная коллекция — «Дрезденская картинная галерея» после ее публичной экспозиции в Музее им. Пушкина была безвозмездно передана «братской ГДР». С тех пор по разным политическим поводам Н.С. Хрущев и Л.И. Брежнев почти за 40 лет вернули безвозмездно из 1 млн. 700 тыс. «трофеев» почти 2/3 — 1 млн. 200 тыс. включая и большую часть «Готской библиотеки». Но остальные 500 тыс. «трофеев», судя по уникальной информации Владимира Толстикова, опубликованной 25 января 1996 г. в «Московском комсомольце», с середины 50-х годов настолько засекретили, что, например, к «золоту Трои» не имел доступа даже директор музея. Секрет сохранялся 36 лет.
Лишь в 1992 г. завеса секретности была приоткрыта. То ли немцы, подписав в 1992 г. с «демократической Россией» Соглашение о культурном сотрудничестве (статья 15-я его говорит о «незаконно вывезенном культурном достоянии»), решили испытать «друга Бориса» на предмет возврата «трофеев», то ли сами российские демократы в благородном раже разоблачения «коммунистического прошлого» решили раздеться перед Западом догола (а заодно и подзаработать валюту на разоблачительных статьях), но в том же 1992 г. в немецкой прессе и других западноевропейских изданиях появилась серия сенсационных статей Г. Козлова и его соавтора Акинши о «золоте Трои» и других «секретных трофеях» С тех времен Г. Козлов заметно смягчил свою непримиримую позицию к «агентам КГБ» в российских музеях. Так, на очередной международной конференции о культурном сотрудничестве в Европе в мае 2003 г. в Царском Селе под Петербургом, в отличие от прежних времен, он промолчал и не поддержал агрессивно настроенных германских чиновников от культуры, хотя ныне Козлов проживает в Кельне. С тех пор дебаты о «перемещенных художественных ценностях» не утихают ни за рубежом, ни в России. Как это часто случается сегодня, проблема из чисто художественной быстро превратилась в откровенно политическую. Одни кричат: «Наши отцы за это кровь проливали, а мы должны это отдавать?» (Александр Севостьянов, «Правда», 1995 г.) Другие кипятятся: «Мы совершаем по отношению к своим солдатам настоящее преступление: мы как бы объявляем их продолжателями дела нацистов, а себя — правопреемниками гитлеровской Германии» (Алексей Расторгуев, «Литературная газета», 1991 г.).
Масла в огонь с «золотом Трои» подлил неуклюжий демарш советников Президента РФ, озвученный Б.Н. Ельциным во время визита в Грецию: дескать, Россия сначала покажет «золото Трои» в Афинах, а затем уж у себя, в Москве апреле 1996 г. выставка «Золото Трои» действительно открылась в Музее им. Пушкина в Москве, но в Афины ее предварительно не повезли. В июне 1998 г. в Швейцарии один из менеджеров крупного банка ознакомил меня с проектом демонстрации «золота Трои» сначала в Альпийской республике, а затем и в странах ЕС, гарантируя правовую защиту от попыток «реституции» (т.е. от ареста «трофейного золота» полицией ФРГ). Тут уж всполошилась Турция — Шлиман нашел «золото Трои» на ее территории и тайно вывез (а попросту — украл) в Германию. Тогда возмутились в Бонне: как так, кто позволил Анкаре обзывать нас ворами? Словом, началась такая международная склока, что впору петь частушку, как «вор у вора дубинку украл».
В 1995 г. в России вопрос о реституции «военных трофеев» поднялся до законодательного уровня. Совет Федерации старого состава подготовил к маю 1995 г. жесткий вариант закона «О праве собственности на культурные ценности, перемещенные в результате Второй мировой войны». Бывший министр культуры Евгений Сидоров оценил этот законопроект в духе русской поговорки: «что с возу упало, то пропало».
V Госдума, наоборот, представила «мягкий» вариант, в частности возможность реституции (возврата) «военных трофеев» «третьим странам» Хотя ни тот ни другой законопроекты до конца срока легислатур и Совета Федерации, и V Госдумы так и не были приняты, некоторые идеи «думского» варианта нашли свое практическое воплощение. В сентябре 1996 г. министр иностранных дел Е.М. Примаков передал князю Лихтенштейна «трофейный» семейный архив, а в обмен получил архив колчаковского следователя Соколова об убийстве царской семьи на Урале, купленный князем на аукционе «Сотби».
В 1996 г. расстановка сил в обеих палатах изменилась — VI Госдума стала коммуно-патриотической, жесткой, а новый «губернаторский» Совет Федерации заметно «помягчел». В итоге 5 июля 1996 г. Дума приняла фактически вариант предыдущего состава Совета Федерации («ничего не отдадим!»), но губернаторы закон отклонили.
В конце концов через обе палаты в 1997 г. прошел мягкий «думский» вариант 1995 г. но президент Б.Н. Ельцин его заблокировал — наложил «вето» по конъюнктурным политическим соображениям (законом был недоволен «друг Гельмут», бывший канцлер ФРГ Коль).
И вопрос о реституции снова «завис», хотя в конце концов Дума приняла «соломоново решение»: «трофеи» из Германии и ее сателлитов не отдадим, а из «третьих стран» — посмотрим…
Словом, история с российским законопроектом о реституции очень сильно напоминала мучения с нашим законопроектом «О собственности РФ, находящейся за рубежом». Хотя между «золотом Трои» и, скажем, «золотом Семенова» в юридическом смысле принципиальной разницы нет: в первом случае это «советский военный трофей», во втором — «трофей японский».
В обоих случаях «трофейная проблема» осложняется проблемой политической. Для российских патриотов выдача «золота Трои» — все равно что «сдача» Берлина Гитлеру в мае 1945 г. Для японских патриотов обсуждение вопроса о «романовском золоте» невозможно до «сдачи» Японии «северных территорий» (четырех Южно-Курильских островов).
Как справедливо писала влиятельная гамбургская газета, «немецкие трофейные ценности становятся инструментом во внутрироссийской фракционной борьбе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157