подводная скорость — 6 узлов; непрерывное плавание под водой — 10 часов; зарядка аккумуляторов и другие работы на стоянках — 10 часов, а расстояние, которое лодка должна пройти подо льдами, — 1600 миль.
Конечно, я считал, что первый опытный переход потребует некоторого дооборудования лодки, что должна быть предусмотрена также аппаратура для обширного комплекса научных наблюдений.
Копия документа лежит сейчас перед моими глазами. Писал я его тогда под большим секретом и назвал несколько необычно: «Эскиз проекта экспедиции на подводной лодке через Ледовитый океан». Опыта у меня для составления подобных записок в правительство не было никакого.
В сентябре 1940 года при встрече с председателем Совета Народных Комиссаров я передал ему свое творение. Позже я узнал, что Иван Дмитриевич Папанин начисто забраковал проект как неосуществимый и фантастический.
До сих пор жалею, что на том дело и кончилось…
Я был убежден, что и в 1942 году подводные лодки могли пройти в Мурманск через полюс скорее и безопаснее, чем в обычном плавании.
Надо сказать, что вице-адмирал Степанов в первую нашу встречу весной 1940 года воспринял положительно идею подледного плавания. Он познакомил меня с одним из командиров-подводников, совершивших переход подо льдами Финского залива.
Конечно, за протекшие с той поры десятилетия сделаны большие успехи в подледном плавании. Северный полюс достигнут на подводной лодке американскими и советскими моряками. Но и мой «Эскиз проекта», ей-богу, был не таким уж фантастическим…
Глава шестнадцатая. Три фута воды над винтом
Наиболее ледовитыми месяцами в Белом море оказались январь и февраль. Сейчас в конце марта вся поверхность моря покрыта битым льдом от 8 до 10 баллов. Это округленные данные авиаразведки. Конечно, в каждом районе свои особенности и толщина льда тоже разная. Наслоенные ледяные поля в центральной части достигали 70—80 сантиметров. Управление пока с проводками справлялось, и по нашей вине задержек не было. Несколько караванов проведены по Белому морю без повреждений и поломок.
Воздушные тревоги объявлялись часто. Если говорить о количестве самолетов-разведчиков, то их в январе замечено над морем двадцать три, в феврале — восемнадцать, зато в марте — девяносто два. В марте метеорологические условия были весьма хорошими для авиации, чем, вероятно, и объясняется повышенная активность. Все разведывательные полеты совершались днем.
Однако бомбардировок города или порта противник не предпринимал.
Несколько дней назад, несмотря на мои протесты, приказано пароход «Петровский» разгружать не в Северодвинске, а в аванпорту Экономия. На первый взгляд для этого как будто бы были основания: в Северодвинске не хватало причалов, и «Петровский» простаивал. Но получилось как раз то, о чем я предупреждал.
Из Северодвинска к Березовому бару (всего около 20 миль) на проводку «Петровского» (за ледоколом «Микоян») затратили восемь суток. А дальше через бар провести не удалось даже ледоколу «Ленин», пароход застрял.
Потеряв немало времени, нам удалось привести «Петровский» обратно в Северодвинск без особых повреждений. Миновала опасность нападения с воздуха, хотя он был превосходной мишенью в течение многих дней. На этом кончились нарекания портовиков: в Северодвинске-де причалов не хватает, а на Экономии свободные…
Выкалывая пароход изо льда Березового бара, я понял, почему во время первой мировой войны России не удалась северная зимняя навигация. Главным препятствием была ненадежность аванпорта Экономия. А ведь тогда на него делался расчет. Теперешний выбор для зимних погрузок-выгрузок Северодвинского порта намного облегчил ледокольные проводки. Конечно, я не утверждаю, что Березовый бар непроходим ежегодно. Все зависит от ледовой обстановки, сложившейся во время замерзания Двинского залива, от направления ветров…
Апрель… Теперь можно сказать, что самое трудное у нас позади. Апрель при любых условиях — легкий месяц плавания в беломорских льдах. Ну, а май для наших ледоколов — совсем приволье.
В Северодвинске разгуливал морской ветер со снегом. Порт полон иностранными транспортами. Танки, самолеты в разобранном виде, продовольствие, взрывчатка громоздились на причалах. Поезда, отвозившие из Северодвинска грузы, отходили непрерывно, и все же хотелось ускорить, ускорить.
Все как будто сделано. Грузчикам обещана премия за досрочную выгрузку — небольшая добавка к продовольственному пайку. Время все еще тяжелое, голодное, и каждые сто граммов хлеба имели значение.
Я стоял на причале и наблюдал, как выходит из трюма тяжелый танк.
— Константин Сергеевич, вас к телефону Москва.
Через несколько минут я был у аппарата в кабинете начальника порта:
— Бадигин на проводе.
— Говорит Микоян.
— Здравствуйте, Анастас Иванович, слушаю вас.
— Как выгружаются транспорты?
Я доложил.
— Не держите их в порту. Порожние немедленно выводите на рейд. Как ледовая обстановка? Не будут ли задержки в пути? Учтите, союзники каждый наш промах поставят в счет. Не держите транспорты в порту, — еще раз повторил Микоян. — Понятно, товарищ Бадигин?
— Понятно, Анастас Иванович. Ледовые условия меня не тревожат. Будет ли груз от нас на Запад? С грузом во льдах надежнее.
— Груза не будет. Не успеем. Отправляйте без груза, и как можно скорее. Действуйте, желаю успеха. До свидания.
Я положил трубку и задумался. Откровенно говоря, я рассчитывал на груз. Транспорт с пустым брюхом хуже движется, а самое главное — лопасти винта будут выступать из воды и подвергаться ударам и сжатиям льда. Да, худо, но ничего не поделаешь.
— Что сказал Микоян? — спросил начальник порта.
— Приказал всемерно ускорить выгрузку. Корабли выводить сразу на рейд… Сколько осталось груза, надолго ли еще работа? Мне надо готовить проводку, все утрясти.
— Два дня, — подумав, сказал начальник порта, — и ни на один час раньше.
По пути я встретил капитана порта. Он был встревожен.
— Капитаны иностранных пароходов мне заявили, — сказал он, — что войдут во льды только при такой осадке, когда винт уйдет на три фута в воду.
— Значит, им нужно по крайней мере каждому по пять тысяч тонн груза?
— Да, так получается.
— Груза у нас нет и не будет, — сказал я, памятуя разговор с Москвой.
— Мне с ними спорить не приходится. Но какие же основания — входить в лед в худших условиях?
— Основание одно: война.
— Вряд ли для них это понятно, — пробурчал капитан порта. — Дайте им наш паек, будут ли они с ним в конвоях плавать?
Тем не менее выходить в море им придется.
Я позвонил на метеостанцию о погоде в Белом море. Ответили: в ближайшие дни продержится умеренная температура, всего 10—15 градусов мороза и ветры благоприятные, от южной половины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111