— спросил Папанин.
— Я получаю новое назначение от Кузнецова.
— Ну, а кто тебя мог бы заменить в Архангельске, на беломорских проводках?
— Конечно, Михаил Прокопьевич Белоусов. Я не знаю лучшего полярного капитана.
Я действительно получил вскоре другое назначение в наркомате Военно-Морского Флота и вернулся в Архангельск, к Папанину, только через полгода.
Но это потом, а пока в порту разгружали второй караван: тяжелые танки, самолеты, другие оборонные грузы. Вскоре прибыл третий караван. Над городом шумела пурга, наступали морозы. Октябрьский праздник прошел невесело. Страна переживала тяжелые дни.
Москва… 20 октября бои происходили в районе Можайска и Малоярославца, в столице было введено осадное положение.
В Арктике навигация прошла успешно, и все суда вернулись в Архангельск. Фашисты не предпринимали попыток помешать нашим плаваниям в Ледовитом океане. В Арктическом пароходстве стали поговаривать о том, что он вообще недоступен для врага. Как-то я допоздна задержался в штабе. Закончив работу, включил радио. Передавали статью Алексея Толстого «Москве угрожает враг». Никогда не забуду чувств, охвативших меня в тот час.
«Ни шагу дальше, — говорил диктор. — Пусть трус и малодушный, для кого своя жизнь дороже Родины, дороже сердца Родины нашей, Москвы, гибнет без славы, ему нет и не будет места на нашей земле. Встанем стеной против смертельного врага…»
Остановить фашистов. Вот сейчас самое главное.
«Но что я сделал для этого?» — пришла вдруг мысль. На суше и на море мы схватились с гитлеровцами насмерть. А я все еще занимаюсь боевой подготовкой, запасаю уголь и разрабатываю планы на будущее…
Диктор читал статью Толстого, а мне вспоминалась встреча с Алексеем Николаевичем летом 1940 года. Он рассказывал о своей работе над «Петром Первым». Горы исписанной бумаги, сотни прочитанных книг. Толстой — интересный собеседник, мы просидели с вечера до солнечного восхода. Это было мое первое личное знакомство с большим писателем. Оно оставило след на всю жизнь. Помню, Алексей Николаевич восхищался работой моряков, называл их труд благородным, героическим…
В Архангельске холода. Северная Двина быстро покрывалась льдом. В ясные вечера луна всходила огромная, багровая. В ноябре ледокол «Восьмерка» работал на реке и днем и ночью. Море быстро стыло. Быстрее всего замерзали Кандалакшский и Онежский заливы.
В середине ноября наш единственный ледокол был срочно затребован для оказания помощи пароходу «Сакко». Он пришел из Кандалакши с четырьмя тысячами архангелогородцев, возвращавшихся с постройки оборонительных сооружений. При посадке людей на пароход каждому была дана буханка хлеба на дорогу. Предполагалось, что плавание в Архангельск займет около суток. Но природа распорядилась по-своему: морозы сковали залив. Пробиваясь среди льдов, пароход находился в пути неделю. На пароходе голодали, однако, по законам войны, капитан не мог попросить помощи по радио: он выдал бы свое местонахождение вражеским самолетам, и тогда могли погибнуть все.
Только на Березовом баре, встретив непроходимые льды, капитан дал телеграмму с просьбой срочно доставить на пароход хлеб и прислать ледокол, что и было немедленно сделано.
Как мне рассказывал старпом ледокола Василий Павлович Корельский, многие пассажиры «Сакко» спустились на лед и шли в порт пешком, падая от слабости. За ними выслали несколько лошадей с санями.
Случай с «Сакко» показывает обстановку в Архангельске и на Белом море: несколько морозных дней сделали море труднопроходимым для переходов, и в то же время оно оставалось легкодоступным для вражеской авиации.
Я представил себе семь тяжелых дней, проведенных архангелогородцами на пароходе. Ночью стояли во льдах при полном затемнении, днем медленное движение вперед. Каждый вражеский самолет-разведчик заставлял сжиматься сердца тысяч людей…
Как-то вечером на Поморской встретил Андрея Федоровича Пинежанинова. Морозило, шел редкий сухой снег. Мы зашли в гостиницу. Андрей Федорович сообщил печальную весть — погиб ледокольный пароход «Садко», на котором в 1937 году я попал в полярный дрейф. В первый раз этот пароход затонул еще в прошлую мировую войну и пролежал на дне семнадцать лет. В 1933 году он был поднят эпроновцами и через два года вошел в строй ледокольного флота. Пинежанинов был на «Садко» старпомомnote 21.
Вечером 14 сентября, рассказывал Андрей Федорович, пароход в Карском море плотно сел на неизвестную подводную скалу. Камни пробили днище, внутрь хлынула вода… Печально. Весть о гибели судов, на которых плавал, всегда воспринимается тяжело, словно погиб близкий друг.
В Архангельске жизнь шла своим чередом: тяжко было архангелогородцам. Однако город жил, трудился, помогал фронту, готовился к воздушным налетам. В подвалах жилых домов (их было совсем мало) оборудовались бомбоубежища. В саду около городского театра, на улицах, где посуше, на откосах берега копали щели.
Как уже говорилось, с начала войны в Архангельске были сформированы истребительные батальоны и отряд народного ополчения. Они насчитывали около двадцати шести тысяч человек. Многие ушли в партизанские отряды. Десять тысяч мужчин и женщин выехали в Мурманскую область возводить оборонительные сооружения. Работы велись на всем протяжении фронта — от Баренцева моря до реки Свирь.
Мобилизованные архангелогородцы не каждый день получали горячую пищу, спали в шалашах, построенных на скорую руку, работали до кровавых мозолей на руках. На некоторых участках рвались вражеские артиллерийские снаряды. Но люди ни на что не жаловались. Их воодушевляла любовь к Родине, поднимали на подвиг призывы партии. Все работы шли под непосредственным руководством партийных организаций.
Решением Центрального Комитета партии в Архангельском порту был создан самостоятельный политотдел и его начальником утвержден по совместительству секретарь обкома А. С. Буданов.
Способные носить оружие шли на фронт, а в город вливалась масса эвакуированных из Мурманской области и Карелии. Их сразу же размещали, обеспечивали продовольствием и направляли на предприятия первостепенного значения.
Выполняя требования фронта, налаживали изготовление и отправку на передовую авиабомб, мин, гранат, аэросаней и многого другого. На строительстве железнодорожной ветки от Экономии до переправы работали две тысячи юношей, девушек и женщин.
Немало забот и внимания требовал и торговый флот.
Прошло лишь несколько месяцев, а город не узнать. Да, трудности предстояли еще большие, но все уже было перестроено на военный лад, все работало в военном темпе, можно было добавлять новые нагрузки. Так оно и получилось. Многие предприятия, в том числе порт и завод «Красная кузница», выполняли план с более высокими показателями, чем до войны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
— Я получаю новое назначение от Кузнецова.
— Ну, а кто тебя мог бы заменить в Архангельске, на беломорских проводках?
— Конечно, Михаил Прокопьевич Белоусов. Я не знаю лучшего полярного капитана.
Я действительно получил вскоре другое назначение в наркомате Военно-Морского Флота и вернулся в Архангельск, к Папанину, только через полгода.
Но это потом, а пока в порту разгружали второй караван: тяжелые танки, самолеты, другие оборонные грузы. Вскоре прибыл третий караван. Над городом шумела пурга, наступали морозы. Октябрьский праздник прошел невесело. Страна переживала тяжелые дни.
Москва… 20 октября бои происходили в районе Можайска и Малоярославца, в столице было введено осадное положение.
В Арктике навигация прошла успешно, и все суда вернулись в Архангельск. Фашисты не предпринимали попыток помешать нашим плаваниям в Ледовитом океане. В Арктическом пароходстве стали поговаривать о том, что он вообще недоступен для врага. Как-то я допоздна задержался в штабе. Закончив работу, включил радио. Передавали статью Алексея Толстого «Москве угрожает враг». Никогда не забуду чувств, охвативших меня в тот час.
«Ни шагу дальше, — говорил диктор. — Пусть трус и малодушный, для кого своя жизнь дороже Родины, дороже сердца Родины нашей, Москвы, гибнет без славы, ему нет и не будет места на нашей земле. Встанем стеной против смертельного врага…»
Остановить фашистов. Вот сейчас самое главное.
«Но что я сделал для этого?» — пришла вдруг мысль. На суше и на море мы схватились с гитлеровцами насмерть. А я все еще занимаюсь боевой подготовкой, запасаю уголь и разрабатываю планы на будущее…
Диктор читал статью Толстого, а мне вспоминалась встреча с Алексеем Николаевичем летом 1940 года. Он рассказывал о своей работе над «Петром Первым». Горы исписанной бумаги, сотни прочитанных книг. Толстой — интересный собеседник, мы просидели с вечера до солнечного восхода. Это было мое первое личное знакомство с большим писателем. Оно оставило след на всю жизнь. Помню, Алексей Николаевич восхищался работой моряков, называл их труд благородным, героическим…
В Архангельске холода. Северная Двина быстро покрывалась льдом. В ясные вечера луна всходила огромная, багровая. В ноябре ледокол «Восьмерка» работал на реке и днем и ночью. Море быстро стыло. Быстрее всего замерзали Кандалакшский и Онежский заливы.
В середине ноября наш единственный ледокол был срочно затребован для оказания помощи пароходу «Сакко». Он пришел из Кандалакши с четырьмя тысячами архангелогородцев, возвращавшихся с постройки оборонительных сооружений. При посадке людей на пароход каждому была дана буханка хлеба на дорогу. Предполагалось, что плавание в Архангельск займет около суток. Но природа распорядилась по-своему: морозы сковали залив. Пробиваясь среди льдов, пароход находился в пути неделю. На пароходе голодали, однако, по законам войны, капитан не мог попросить помощи по радио: он выдал бы свое местонахождение вражеским самолетам, и тогда могли погибнуть все.
Только на Березовом баре, встретив непроходимые льды, капитан дал телеграмму с просьбой срочно доставить на пароход хлеб и прислать ледокол, что и было немедленно сделано.
Как мне рассказывал старпом ледокола Василий Павлович Корельский, многие пассажиры «Сакко» спустились на лед и шли в порт пешком, падая от слабости. За ними выслали несколько лошадей с санями.
Случай с «Сакко» показывает обстановку в Архангельске и на Белом море: несколько морозных дней сделали море труднопроходимым для переходов, и в то же время оно оставалось легкодоступным для вражеской авиации.
Я представил себе семь тяжелых дней, проведенных архангелогородцами на пароходе. Ночью стояли во льдах при полном затемнении, днем медленное движение вперед. Каждый вражеский самолет-разведчик заставлял сжиматься сердца тысяч людей…
Как-то вечером на Поморской встретил Андрея Федоровича Пинежанинова. Морозило, шел редкий сухой снег. Мы зашли в гостиницу. Андрей Федорович сообщил печальную весть — погиб ледокольный пароход «Садко», на котором в 1937 году я попал в полярный дрейф. В первый раз этот пароход затонул еще в прошлую мировую войну и пролежал на дне семнадцать лет. В 1933 году он был поднят эпроновцами и через два года вошел в строй ледокольного флота. Пинежанинов был на «Садко» старпомомnote 21.
Вечером 14 сентября, рассказывал Андрей Федорович, пароход в Карском море плотно сел на неизвестную подводную скалу. Камни пробили днище, внутрь хлынула вода… Печально. Весть о гибели судов, на которых плавал, всегда воспринимается тяжело, словно погиб близкий друг.
В Архангельске жизнь шла своим чередом: тяжко было архангелогородцам. Однако город жил, трудился, помогал фронту, готовился к воздушным налетам. В подвалах жилых домов (их было совсем мало) оборудовались бомбоубежища. В саду около городского театра, на улицах, где посуше, на откосах берега копали щели.
Как уже говорилось, с начала войны в Архангельске были сформированы истребительные батальоны и отряд народного ополчения. Они насчитывали около двадцати шести тысяч человек. Многие ушли в партизанские отряды. Десять тысяч мужчин и женщин выехали в Мурманскую область возводить оборонительные сооружения. Работы велись на всем протяжении фронта — от Баренцева моря до реки Свирь.
Мобилизованные архангелогородцы не каждый день получали горячую пищу, спали в шалашах, построенных на скорую руку, работали до кровавых мозолей на руках. На некоторых участках рвались вражеские артиллерийские снаряды. Но люди ни на что не жаловались. Их воодушевляла любовь к Родине, поднимали на подвиг призывы партии. Все работы шли под непосредственным руководством партийных организаций.
Решением Центрального Комитета партии в Архангельском порту был создан самостоятельный политотдел и его начальником утвержден по совместительству секретарь обкома А. С. Буданов.
Способные носить оружие шли на фронт, а в город вливалась масса эвакуированных из Мурманской области и Карелии. Их сразу же размещали, обеспечивали продовольствием и направляли на предприятия первостепенного значения.
Выполняя требования фронта, налаживали изготовление и отправку на передовую авиабомб, мин, гранат, аэросаней и многого другого. На строительстве железнодорожной ветки от Экономии до переправы работали две тысячи юношей, девушек и женщин.
Немало забот и внимания требовал и торговый флот.
Прошло лишь несколько месяцев, а город не узнать. Да, трудности предстояли еще большие, но все уже было перестроено на военный лад, все работало в военном темпе, можно было добавлять новые нагрузки. Так оно и получилось. Многие предприятия, в том числе порт и завод «Красная кузница», выполняли план с более высокими показателями, чем до войны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111