Мужской голос звучал где-то далеко.
– Не сопротивляйтесь, мадемуазель. Спешить некуда... здесь никого нет... только вы и я...
Она уже не сопротивлялась тяжести, тянувшей ее вниз, на пол. Она еще ощущала ход времени, только каждая последующая минута тянулась дольше предыдущей. Но вскоре она перестала чувствовать и его.
Ей показалось, что она очень долго спала, когда снова услышала этот голос.
– А сейчас, мадемуазель, вы будете вспоминать... Вспоминать... Нужно вспоминать...
Голос звучал на задворках сознания, ей казалось, что она опять проваливается в сон. Нет, не в сон. В царство теней.
– Вы будете вспоминать... вспоминать...
Мрак небытия окутал ее – тяжелый, пугающий, абсолютный мрак. Тени обступали ее, она не могла вырваться из их кольца. Не могла вернуться. Не могла бороться с ними У нее не было сил. Тело ее безжизненно обмякло.
– Вспоминайте...
Она проваливалась глубже... глубже... глубже. Бесконечно одинокая в этом царстве теней.
– Вспоминайте.
И вдруг вспышка света прорезала мглу.
Как будто солнце взорвалось в ночи.
Задыхаясь от ужаса, она открыла глаза, когда внезапно увидела все, разом. Поток образов затопил ее сознание. Словно черная повязка упала с ее глаз, и вся ее жизнь промелькнула перед ней.
Она содрогнулась, как от смертельного удара. Судорога прошла по ее телу. И Мари, вжавшись в стену, закричала от ужаса.
Она вспомнила все. Абсолютно все.
Детство. Мать. Усадьбу. Деда. Армана. Она видела все – до последнего мгновения, до мельчайшей подробности. Свою лабораторию. Эксперименты.
Вероника!
... она стоит у окна.
Погоня. Выстрелы. Пожар.
Сестра лежит на земле...
...раздавленная колесами экипажа.
Ополоумев от стиснувшей ее боли, Мари завопила.
Макс парил на грани забытья, мучимый сокрушающими волнами боли, пока крик, прозвучавший в тишине, не привел его в сознание.
Это был женский вопль, полный ужаса и страдания, – он как зазубренный нож распарывал сердце.
Так в предсмертной агонии кричит человеческая душа. Так кричала Мари.
Опаляющая боль и черная ярость застлали его сознание. Он пытался подняться, но у него не было сил даже поднять голову. Он едва сумел открыть глаза.
Он лежал на спине, распростертый на полу. Потолок кареты кружился, угрожающе нависая над ним. Боль терзала его грудь, волнами прокатывалась по всему телу. Он ранен. Флеминг стрелял в него. Макс вспомнил тот миг, когда пуля обожгла ему грудь.
Но он жив. Как могло случиться, что он до сих пор жив? Он чувствовал, как кровь пропитывает его одежду. Слышал ее запах – острый, с металлическим привкусом. Пуля попала в цель. Она должна была убить его.
Через секунду он понял, что спасло его. Причина эта была до нелепости смешной.
Маленькая хитрость, которой сами же Вульф и Флеминг научили его, спасла ему жизнь: стальные ножи, вшитые в подкладку жилета. Одно из этих лезвий по-видимому и изменило траекторию полета пули. Изменило чуть-чуть, но этого оказалось достаточно.
А может и нет.
Кровь, и вместе с ней жизнь, убегала из его тела. Стремительно, неумолимо. Он уже так ослаб, что не мог двигаться. Пытался подняться – и снова падая, стеная от боли.
И вновь он услышал крик.
Мари.
Внезапно он нашел в себе силу и волю; видно, были в нем некие скрытые резервы, о которых он не догадывался. Превозмогая боль, цепляясь за диваны, видя перед собой только распахнутую дверцу кареты, он поднялся. Сошел на землю.
Видимо, движение оказалось слишком резким, потому что земля под ногами и небо над головой завертелись в ошеломляющем кружении. Он ухватился за дверцу, чтобы не упасть. Сейчас главное было не упасть. Не потерять сознание.
В темноте на траве чернели тела его людей. Флеминг. Будь он проклят! Все это было хитрой ловушкой. Он мастерски разыграл сцену спасения Макса у дверей таверны. Люди, стрелявшие в них, были его наемниками.
Этот подонок велел одному из них ранить его в руку. А потом позволил им всем умереть. Для вящей убедительности.
Зато другие его сподручные, скрываясь в темноте, преследовали карету Макса. Выждав удобный момент, они с безопасного расстояния перестреляли одного за другим всех его охранников.
Макс сам привел их сюда.
Привел их прямо к Мари.
В доме стояла тишина, никаких криков он больше не слышал. Сердце его билось неравномерно, к горлу подкатывала тошнота. Если Флеминг что-то сделал с ней...
Ярость нахлынула на Макса. Он оторвался от дверцы кареты. Туман застилал его взор, боль обжигала грудь, левая рука онемела, и он не чувствовал ее. Но он сконцентрировался, пошарил рукой в карете.
Нащупал пистоль, которую выронил, когда его сразила пуля.
И, подчинив воле каждый мускул своего тела, направился к дому, не задержавшись даже для того, чтобы промокнуть рану.
– Со счастливым возвращением из прошлого, мадемуазель ле Бон, – с вкрадчивым ехидством проговорил мужчина. – Или, вернее сказать, в прошлое?
Мари сползала по стенке на пол. От воплей и рыданий саднило горло. Он больше не держал ее, позволив ей упасть на колени.
Связанными руками она закрыла лицо. Ей казалось, что она разрывается меж двух миров, двух жизней, двух разных Мари. Одни мучительные воспоминания переплетались с другими; она помнила себя, давнюю, ту, которой была она до аварии, и эти воспоминания наталкивались на другие, недавние.
Это-то и было самым ужасным – она помнила все. Не только далекое прошлое, но и все то, что случилось с ней после того, как она очнулась в парижской лечебнице.
– Зачем? – прорыдала она. – Зачем? Зачем?
Вот и все, что она могла вымолвить в эту секунду, – дрожащая, потрясенная ужасом предательства.
Человек – она не помнит его, она видит его впервые – склонился и рывком поставил ее на ноги.
– Мне нет дела до ваших вопросов, мадемуазель. Вопросы буду задавать я, а вы будете отвечать на них. И отвечать быстро, если хоть немного дорожите своей жизнью. Сейчас вы скажете мне формулу вашего соединения.
Она с ужасом смотрела на него. Его требование повергло ее в оцепенение – казалось, стремительно раскручивающаяся спираль воспоминаний остановилась, дойдя до своего предела.
Формула. Удобрение. То, которое Арман продал военным. Они использовали его как оружие. Это они ворвались в усадьбу, надеясь найти там его запасы.
Так вот что им нужно! Ее изобретение!
И как только они получат его, они сразу же убьют ее.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, – солгала она. – Кто вы такой? Что вам...
– Я – Флеминг, а нужна мне формула.
Он вытащил пистоль и приставил дуло к ее виску.
Оно еще не остыло от выстрелов.
Мари застыла.
Затем внезапно вздернула коленом, выбросив его вперед быстро и резко, как давным-давно научил ее дед.
Но Флеминг успел уклониться, а затем, навалившись на нее всем телом, прижал ее к стене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104