При одном воспоминании о его поцелуе ее охватила дрожь. Но за минувшие два дня он ни словом не обмолвился о том, что произошло в ту ночь в ее будуаре, так что и она не заговаривала об этом. Если верить мадам Перель, жена обязана следовать во всем желаниям мужа.
Да, с точки зрения жены, брак не самая справедливая вещь на свете.
– Макс, ты любишь меня?
Он умолк на полуслове.
– Дорогая, почему ты спрашиваешь? Разумеется, я люблю тебя.
Она подняла глаза. Его лицо выражало огорчение, даже боль, но взгляд оставался бесстрастным. Серебристая глубина его глаз по-прежнему казалась недосягаемой и холодной. И очки усиливали это впечатление; они как будто играли с чувствами так же, как зеркало преломляет свет.
– Я спрашиваю, потому что... не чувствую этого. И не помню, каким должно быть это чувство. Мне кажется, я вспоминаю свои чувства к тебе, но не могу вспомнить, чтобы кто-то любил меня.
– Ты вспомнишь. Обязательно вспомнишь. Именно для этого мы так усердно трудимся.
– Но этот усердный труд не приносит результатов. Меня не интересует наука, я хочу вспомнить другие, более важные вещи. – Она опустила глаза и снова затеребила кружевной край рукава. – Своих родных. Я хочу знать, откуда я родом. Хочу помнить свое детство. Узнать, как мы с тобой познакомились. И почему, – она испытующе посмотрела на него, – почему ты женился на мне. Мне нужна память о нашей прежней жизни. Я умоляю тебя, давай выйдем из дома, погуляем, поговорим обо всем этом. Вдруг я увижу что-то, что напомнило бы мне о прошлом.
– Мари, – медленно, с укоризной заговорил он. – Нас разыскивают. Стоит нам показаться на улице, и нас тут же схватят.
– Но может, мы могли бы погулять в парке? Мадам Перель говорит, что тут неподалеку есть чудесный парк...
– Угу. А в нем полно чудесных людей, которым ничего не стоит сообщить о нас властям.
– Ну хорошо, давай тогда погуляем во дворе.
– Нет.
– Макс, я не понимаю, что может случиться, если мы ненадолго.
– Мари, ты сегодня невозможна.
Этот тон был ей решительно не по душе. Уж лучше бы он просто приказал ей замолчать, чем разговаривать с ней так...
Она не могла вспомнить слова, и это усугубляло ее страдания. Путаница в голове быстро перерастала в головную боль.
– Я невозможна потому, что невозможен ты, – заявила она.
– Ты ведешь себя как ребенок.
– Это лучше, чем умирать от скуки.
– Но наука никогда не вызывала у тебя скуку. Наоборот, она будоражила, она захватывала тебя.
– Ну если это будоражило меня, тогда я, право, не знаю, хочу ли я вспоминать прежнюю Мари. Кажется, она мне не нравится.
Он отложил книгу и снял очки.
– Прежняя, новая, нравится, не нравится... Как ты не поймешь, ведь дело не в этом.
– А в чем?
– Вопрос в том, кто ты есть. – Да? И кто же я, Макс?
– Ты моя жена, – медленно, с расстановкой, заговорил он. Его терпение явно иссякало. – Ты все та же Мари Николь ле Бон. Ты много помогала мне в моих экспериментах…
– Знаю-знаю. И про Домино и про замок в Турени. Я обожала белые розы. Но больше всего на свете я, видимо, любила посидеть в солнечный денек в душной комнате над запылившейся книжкой. Все это я знаю. Но, Макс, должна тебя огорчить, ничего этого я не помню. Я не чувствую этого. Мне мало знать, кто я. Я хочу ощущать себя такой. Это не одно и то же.
Нахмурившись, он склонился над стопкой книг, стоявшей на полу у его ног.
– Мари, ты мелешь чепуху. От фактов не уйдешь. Если они вызывают у тебя недоумение и ты желаешь постигнуть их, то делать это нужно при помощи разума.
Немного помолчав, она спросила:
– То есть, ты утверждаешь, что чувства это чепуха?
– Я этого не говорил. Я хочу сказать, что эмоции зачастую мешают делу. И поэтому нужно уметь управлять ими.
– А... как можно управлять ими?
– Не давать им воли, держать под контролем, руководствоваться здравым смыслом и знаниями. Думать прежде всего о деле. Нужно слушаться голоса разума, а не идти на поводу у чувств.
– Понятно, – тихо проговорила она. – Но мне кажется, что это относится скорее к мужчинам. А женщине? Как быть женщине?
Он продолжал копаться в книгах.
– К сожалению, женщины, которые следовали бы этим принципам, встречаются не так часто. Женщины, как правило, слишком эмоциональны. – Он бросил на нее быстрый взгляд. – Но ты к ним не относишься. Поверь, Мари, ты никогда не позволяла чувствам вставать на пути к намеченной цели.
Она долго молча смотрела на него.
– Нет, мне определенно не по душе прежняя Мари, – наконец сказала она.
Раздраженно взглянув на нее, Макс вытащил какую-то книгу и, открыв ее, водрузил на нос очки.
– Ладно, мы отвлеклись. Есть темы поинтереснее и поважнее. Поговорим например о дефлогастикации.
Ее голова раскалывалась, спорить с ним она больше не могла. Вопрос исчерпан, поняла она. Она придвинулась к столу, подперла голову рукой и вытаращила глаза, изображая живейший интерес.
Этот исполненный сарказма жест заставил его губы сжаться, но не помешал ему начать бороздить новую колею.
– При горении вещества выделяют газ, называемый флогистоном, – начал он. – Немецкий химик Георг Эрнст Шталь первым выдвинул теорию, объясняющую...
Ее взгляд соскользнул с его плеча и остановился на окне. Окно выходило во внутренний дворик, залитый солнцем и окруженный аккуратными рядами фруктовых деревьев. На карниз села птаха. Мари невольно, почти автоматически, отметила ее расцветку, оперение, быстрый поскакивающий способ передвижения по карнизу. Голос Макса звучал где-то далеко, она почти не слышала его.
Эта манера целиком погружаться во что-то, забывая о действительности, казалась ей довольно странной и даже вызывала у нее легкое беспокойство. Она обнаружила ее у себя в первое же утро, когда, проснувшись, села перед туалетным столиком и начала изучать его содержимое. Стоило ей сосредоточиться на каком-нибудь предмете, начать исследовать его, как все остальное для нее уже не существовало. Не зная, как объяснить подобную странность, она предположила, что научилась этому, помогая Максу в его экспериментах.
Птица вспорхнула и улетела. Она перевела взгляд на старый раскидистый платан. Нет, совсем даже неплохо, что она умеет отключаться от действительности, восприятие при этом становится таким обостренно-ясным.
Хотя сейчас отключиться ей не удалось. Мысли настойчиво возвращались к тому, о ком она старалась не думать. К Максу.
Господи, до чего же он раздражает ее! Если он и вправду заботится о ней, то почему его тон столь холоден, столь..
Снисходителен. Да-да, именно. Снисходителен.
Она вспомнила слово, но легче ей не стало. В ней вскипало негодование. Он решает за нее, даже не поинтересовавшись ее мнением.
Хотя... в нем есть качества, которые ей симпатичны. Он, конечно, упрям, но в нем есть доброта и нежность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104