Проследите, чтобы у них было все, что они пожелают. Я хочу, чтобы милая Гарден была счастлива. Она доставляет мне столько удовольствия!
71
Кто-то помог Гарден выбраться из такси. Она огляделась вокруг. Все расплывалось. Последнее время так случалось часто.
– Что это за место? – спросила она. – Где я?
– Пляс Пигаль, детка. Мы идем в клуб, который недавно открыла Джозефина Бейкер, помнишь? Будем пить, есть и веселиться. С Новым годом! Ну, идем, здесь всего несколько ступенек.
Гарден вгляделась в мужчину, который больно схватил ее за руку и тянул за собой.
– Я вас знаю?
Он захохотал, откинув голову.
– Только в библейском смысле, – сказал он. – Я в Париже всего на субботу и воскресенье.
Теперь она вспомнила. Это он сделал ей так больно, сказав, что Париж напоминает Содом и Гоморру. А может, и не он. Тот был толстый. А этот, библейский, совсем тощий. Или тощий был итальянец? Она не могла вспомнить. Впрочем, какая разница? Ничто не имело значения.
– Вы чей друг? – Они всегда были чьими-то друзьями. Их всегда представляли. Только проститутка ляжет в постель с мужчиной, который не был ей представлен. Она не хотела, чтобы Скай считал ее проституткой. Она хотела, чтобы он гордился ею.
– Можете считать, что я друг вашего мужа. Он сейчас с моей женой, понимаете?
– Понимаю. – Гарден услышала музыку и начала танцевать прямо на улице. – Люблю музыку, – сказала она и улыбнулась чудесной улыбкой, которая так редко появлялась теперь у нее на лице. – Люблю танцевать! – Она сделала па чарльстона. – Все любят меня, когда я танцую.
– Я понимаю почему. – Мужчина обнял ее. – А как насчет новогоднего поцелуя? Уже почти полночь.
– Почему бы и нет? – Гарден повернула к нему лицо и закрыла глаза. Ее ноги и тело продолжали двигаться в такт музыке.
– Ну и Новый год нынче! Слушай, а почему бы нам не сбежать от остальных и не отправиться ко мне в отель?
– Я думала, мы уже были в постели.
– Да, но это было вчера. Я был пьян. Давай пойдем, пока я еще трезв.
– Нет. Хочу танцевать. – Гарден направилась к дверям ночного клуба.
Там их уже с нетерпением ждали. Скай подошел и проводил их к столику.
– Не садись, Гарден, идем. Тебе еще надо кое-что сделать.
– Я хочу в дамскую комнату.
– Нет, нет, это подождет. Ты даже еще не выпила. Отлично, идем же. – Он подвел ее к краю танцевальной площадки, в центре которой стояла Джозефина Бейкер, сверкающая бриллиантами, в белом атласном платье, отделанном страусиными перьями. Она показывала полной, разряженной белой женщине, как танцевать чарльстон.
– Вот в чем штука, – объяснил Скай, – Джозефина сама учит своих посетительниц танцевать. Гарден, мы все ждали тебя. Когда она закончит с этой старухой, иди туда. Пусть покажет тебе какое-нибудь па, а ты ей что-нибудь покруче. Вот будет потеха!
– Мне кажется, это нечестно.
– Да брось ты! Она большая знаменитость. Ей придется улыбаться и терпеть. Ты наверняка выиграешь. Белая девушка ставит Джозефину на место!
– Я не буду этого делать.
– Нет, будешь. Придется. Мы все на тебя рассчитываем. Я сказал, что моя жена может переплясать Джозефину Бейкер. Мне не поверили. Ты должна сделать так, чтобы я мог тобой гордиться. – Скай поцеловал ее в макушку. – Ну, давай же, дорогая. Твоя очередь. – Он подтолкнул ее к освещенному прожектором кругу.
Джозефина улыбнулась ей.
– Добрый вечер, – сказала она.
– Добрый вечер, мадемуазель Бейкер, – ответила Гарден. Она подошла совсем близко к изящной юной танцовщице. – Мне надо вам что-то сказать. Я умею отлично танцевать чарльстон. Мой муж поспорил кое с кем, что я танцую лучше вас.
Негритяночке явно стало весело.
– Правда? Думаете, умеете? Гарден была совершенно серьезна.
– Может быть, – ответила она. Джозефина засмеялась.
– Вот это будет представление. Ну, давайте посмотрим, что вы умеете. – Она махнула рукой оркестру, который начал знакомую мелодию. С терпеливым выражением лица танцовщица сделала несколько основных движений чарльстона.
Гарден повторила, добавив в конце еще одно.
Джозефина повторила движение Гарден, добавив от себя. Гарден не отставала. Она улыбнулась Джозефине, та улыбнулась в ответ.
– Ну хорошо, – сказала чернокожая танцовщица, – а теперь начали.
И две молодые женщины начали свою необычную дуэль, улыбаясь, наслаждаясь музыкой, светом прожекторов, брошенным вызовом. Эту картину не мог забыть никто из присутствовавших. Темнокожая красавица в белом против белокурой красавицы в черном. Они были одного роста и танцевали с одинаковым мастерством, пара была идеальная.
Оркестр отбивал ритм, и ноги двигались так быстро, что их было почти не видно. Они взмахивали руками, и бриллианты вспыхивали огнем.
– Ай-я! – кричала Джозефина.
– Ай-я! – вторила Гарден.
Радость движения опьяняла их. Публика визжала.
– Ура, негритянка… танцуй, Джо… Давай, Гарден, давай… Браво, Бейкер… Гар-ден!.. Джозефина… чарльстон!.. Гарден, чарльстон!..
Кругом слышались крики, свист, сотни рук хлопали в такт музыке, все быстрее и быстрее. В воздухе летали цветы, и женщины подбрасывали их в танце. Еще цветы и еще. Потом золотая монета, и деньги дождем посыпались на танцующих. Крупные французские купюры, прежде чем бросить, приходилось скатывать в комок. Один из них ударил Гарден по руке, другой попал в плечо. Она оглянулась, ослепленная огнями прожекторов, сбитая с толку наркотиком. Воздух был полон цветов и комочков бумаги. Она должна что-то вспомнить, непременно должна… Музыка была настойчива – Гарден танцевала как никогда – свободно, счастливо, не думая о Джозефине, не слыша приветственных криков. Но что-то беспокоило ее. Нужно обязательно вспомнить. Но что? Это важно. И тут она поняла. Они бросают ей деньги, как печенье собаке. Она не человек, она клоун, домашнее животное, игрушка. Никому не было до нее дела.
Нет. Неправда. Они любят ее. Это ее друзья. Мужчины, которых она не может вспомнить. Незнакомцы там, за лучом света. Все они считают, что она просто чудесна.
Но они кидали в нее деньги. Они платят ей, дают деньги, а не любовь.
Она была измучена, едва дышала. Но музыка требовала, и она продолжала танцевать. И в ее измученной душе не оставалось сил поддерживать иллюзии. Она пыталась отогнать правду, слушая только музыку.
И все же правда победила. Она вспомнила, как доктор сказал, что у нее появилось пристрастие к наркотикам, как Алекса назвала ее наркоманкой, как Конни говорила, что Вики ее враг. Она увидела лица мужчин, с которыми спала, услышала собственный полубезумный смех. Воспоминания ударяли ее, как цветы и деньги, и наполняли жгучим стыдом. Ноги остановились, и она застыла в ярком луче прожектора, с обнаженной душой. Ей хотелось умереть.
– Нет, – громко вскрикнула она, – я не хочу умирать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181
71
Кто-то помог Гарден выбраться из такси. Она огляделась вокруг. Все расплывалось. Последнее время так случалось часто.
– Что это за место? – спросила она. – Где я?
– Пляс Пигаль, детка. Мы идем в клуб, который недавно открыла Джозефина Бейкер, помнишь? Будем пить, есть и веселиться. С Новым годом! Ну, идем, здесь всего несколько ступенек.
Гарден вгляделась в мужчину, который больно схватил ее за руку и тянул за собой.
– Я вас знаю?
Он захохотал, откинув голову.
– Только в библейском смысле, – сказал он. – Я в Париже всего на субботу и воскресенье.
Теперь она вспомнила. Это он сделал ей так больно, сказав, что Париж напоминает Содом и Гоморру. А может, и не он. Тот был толстый. А этот, библейский, совсем тощий. Или тощий был итальянец? Она не могла вспомнить. Впрочем, какая разница? Ничто не имело значения.
– Вы чей друг? – Они всегда были чьими-то друзьями. Их всегда представляли. Только проститутка ляжет в постель с мужчиной, который не был ей представлен. Она не хотела, чтобы Скай считал ее проституткой. Она хотела, чтобы он гордился ею.
– Можете считать, что я друг вашего мужа. Он сейчас с моей женой, понимаете?
– Понимаю. – Гарден услышала музыку и начала танцевать прямо на улице. – Люблю музыку, – сказала она и улыбнулась чудесной улыбкой, которая так редко появлялась теперь у нее на лице. – Люблю танцевать! – Она сделала па чарльстона. – Все любят меня, когда я танцую.
– Я понимаю почему. – Мужчина обнял ее. – А как насчет новогоднего поцелуя? Уже почти полночь.
– Почему бы и нет? – Гарден повернула к нему лицо и закрыла глаза. Ее ноги и тело продолжали двигаться в такт музыке.
– Ну и Новый год нынче! Слушай, а почему бы нам не сбежать от остальных и не отправиться ко мне в отель?
– Я думала, мы уже были в постели.
– Да, но это было вчера. Я был пьян. Давай пойдем, пока я еще трезв.
– Нет. Хочу танцевать. – Гарден направилась к дверям ночного клуба.
Там их уже с нетерпением ждали. Скай подошел и проводил их к столику.
– Не садись, Гарден, идем. Тебе еще надо кое-что сделать.
– Я хочу в дамскую комнату.
– Нет, нет, это подождет. Ты даже еще не выпила. Отлично, идем же. – Он подвел ее к краю танцевальной площадки, в центре которой стояла Джозефина Бейкер, сверкающая бриллиантами, в белом атласном платье, отделанном страусиными перьями. Она показывала полной, разряженной белой женщине, как танцевать чарльстон.
– Вот в чем штука, – объяснил Скай, – Джозефина сама учит своих посетительниц танцевать. Гарден, мы все ждали тебя. Когда она закончит с этой старухой, иди туда. Пусть покажет тебе какое-нибудь па, а ты ей что-нибудь покруче. Вот будет потеха!
– Мне кажется, это нечестно.
– Да брось ты! Она большая знаменитость. Ей придется улыбаться и терпеть. Ты наверняка выиграешь. Белая девушка ставит Джозефину на место!
– Я не буду этого делать.
– Нет, будешь. Придется. Мы все на тебя рассчитываем. Я сказал, что моя жена может переплясать Джозефину Бейкер. Мне не поверили. Ты должна сделать так, чтобы я мог тобой гордиться. – Скай поцеловал ее в макушку. – Ну, давай же, дорогая. Твоя очередь. – Он подтолкнул ее к освещенному прожектором кругу.
Джозефина улыбнулась ей.
– Добрый вечер, – сказала она.
– Добрый вечер, мадемуазель Бейкер, – ответила Гарден. Она подошла совсем близко к изящной юной танцовщице. – Мне надо вам что-то сказать. Я умею отлично танцевать чарльстон. Мой муж поспорил кое с кем, что я танцую лучше вас.
Негритяночке явно стало весело.
– Правда? Думаете, умеете? Гарден была совершенно серьезна.
– Может быть, – ответила она. Джозефина засмеялась.
– Вот это будет представление. Ну, давайте посмотрим, что вы умеете. – Она махнула рукой оркестру, который начал знакомую мелодию. С терпеливым выражением лица танцовщица сделала несколько основных движений чарльстона.
Гарден повторила, добавив в конце еще одно.
Джозефина повторила движение Гарден, добавив от себя. Гарден не отставала. Она улыбнулась Джозефине, та улыбнулась в ответ.
– Ну хорошо, – сказала чернокожая танцовщица, – а теперь начали.
И две молодые женщины начали свою необычную дуэль, улыбаясь, наслаждаясь музыкой, светом прожекторов, брошенным вызовом. Эту картину не мог забыть никто из присутствовавших. Темнокожая красавица в белом против белокурой красавицы в черном. Они были одного роста и танцевали с одинаковым мастерством, пара была идеальная.
Оркестр отбивал ритм, и ноги двигались так быстро, что их было почти не видно. Они взмахивали руками, и бриллианты вспыхивали огнем.
– Ай-я! – кричала Джозефина.
– Ай-я! – вторила Гарден.
Радость движения опьяняла их. Публика визжала.
– Ура, негритянка… танцуй, Джо… Давай, Гарден, давай… Браво, Бейкер… Гар-ден!.. Джозефина… чарльстон!.. Гарден, чарльстон!..
Кругом слышались крики, свист, сотни рук хлопали в такт музыке, все быстрее и быстрее. В воздухе летали цветы, и женщины подбрасывали их в танце. Еще цветы и еще. Потом золотая монета, и деньги дождем посыпались на танцующих. Крупные французские купюры, прежде чем бросить, приходилось скатывать в комок. Один из них ударил Гарден по руке, другой попал в плечо. Она оглянулась, ослепленная огнями прожекторов, сбитая с толку наркотиком. Воздух был полон цветов и комочков бумаги. Она должна что-то вспомнить, непременно должна… Музыка была настойчива – Гарден танцевала как никогда – свободно, счастливо, не думая о Джозефине, не слыша приветственных криков. Но что-то беспокоило ее. Нужно обязательно вспомнить. Но что? Это важно. И тут она поняла. Они бросают ей деньги, как печенье собаке. Она не человек, она клоун, домашнее животное, игрушка. Никому не было до нее дела.
Нет. Неправда. Они любят ее. Это ее друзья. Мужчины, которых она не может вспомнить. Незнакомцы там, за лучом света. Все они считают, что она просто чудесна.
Но они кидали в нее деньги. Они платят ей, дают деньги, а не любовь.
Она была измучена, едва дышала. Но музыка требовала, и она продолжала танцевать. И в ее измученной душе не оставалось сил поддерживать иллюзии. Она пыталась отогнать правду, слушая только музыку.
И все же правда победила. Она вспомнила, как доктор сказал, что у нее появилось пристрастие к наркотикам, как Алекса назвала ее наркоманкой, как Конни говорила, что Вики ее враг. Она увидела лица мужчин, с которыми спала, услышала собственный полубезумный смех. Воспоминания ударяли ее, как цветы и деньги, и наполняли жгучим стыдом. Ноги остановились, и она застыла в ярком луче прожектора, с обнаженной душой. Ей хотелось умереть.
– Нет, – громко вскрикнула она, – я не хочу умирать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181