– Тебе очень больно?
Увидев сочувствие в глазах Блайт, Вилли решил, что ему просто невыносимо больно.
– Я едва могу выносить эту боль. – Сжав кулак, он ударил им по одеялу. – Но бывало и хуже. – Вилли посмотрел на ее трясущийся подбородок и продолжил: – Когда мне отрезали ногу… пилой… меня держали шестеро парней. Я при этом стиснул зубами ремень, но кожа оказалась такой жесткой, что у меня повылетали все зубы.
Блайт проглотила подступивший к горлу комок и, опустившись на колени возле койки, спросила:
– Принести тебе чего-нибудь?
– Принести мне? – Карие глазки Вилли сначала расширились от удивления, потом сузились и вовсе закрылись, словно от боли. О, он ни за что не упустит такую возможность! – Ну… если бы я мог поесть похлебки из моллюсков, которую так замечательно готовит Франко… Моллюски обладают целебной силой.
Вилли приоткрыл один глаз и, заметив, что Блайт буквально оцепенела от страха, жалобно застонал и скорбно поджал губы.
– Хорошо, я посмотрю, что смогу сделать, – проговорила она дрожащим голосом, вдруг вспомнив Нану с ее затянувшейся болезнью.
Вилли опять застонал, и Блайт неожиданно для себя выпалила:
– Я принесу тебе похлебку, обещаю.
Дотронувшись до его руки, она встала. Пораженный столь нежным прикосновением, Вилли даже забыл для пущей убедительности еще раз поморщиться от боли. Еще ни одна женщина не касалась его подобным образом. Но едва Блайт скрылась за тюками и ящиками, на лице Вилли появилась плутовская улыбка. Он облизнулся: если ей удастся живой выбраться из камбуза Франко, он поест похлебку из моллюсков.
Блайт в нерешительности стояла перед лестницей, ведущей в ад, где властвовал Франко. Глубоко вздохнув, она попыталась собрать в кулак всю свою смелость. «Старине Вилли нужна похлебка из моллюсков, – убеждала себя Блайт, – и я непременно должна ее добыть, я обещала это сделать». Только сейчас Блайт осознала, во что ввязалась. У нее еще были свежи воспоминания о первом посещении камбуза. Но она решила попытаться сделать это еще раз.
Пока Блайт спускалась по ступенькам, у нее перед глазами промелькнула вся ее жизнь. Вот наконец и камбуз. Первое, что увидела Блайт, были огромные мясные туши, подвешенные на крюках. Оставалось только надеяться, что это вовсе не дурное предзнаменование и можно идти дальше. Через несколько шагов она заметила стоящего к ней спиной среди кухонной утвари приземистого темноволосого человека в поварском колпаке и фартуке. Он переставлял котел с дымящимся жарким с плиты на низенькую тележку.
Дождавшись, пока повар покончит с этим занятием, Блайт слегка откашлялась. Человек резко повернулся, и Блайт молниеносно бросилась вправо, на мешок с какими-то овощами. В то же мгновение что-то пролетело над ней и шумно ударилось о стену. Блайт лежала ни жива ни мертва, боясь пошевелиться… Может быть, она перепутала и нужно было падать влево? С замиранием сердца подняв голову, Блайт увидела перед собой маленького человечка, шумно изливавшего свое негодование.
– Non! – вскричала она. – Je vous prie… arr?te! Поскольку Франко – а это, безусловно, был именно он – все еще не пустил в ход огромный кухонный нож, Блайт по-французски произнесла:
– Если вы не возражаете, я лучше приму смерть стоя.
Конечно, говорила она ужасно, но эффект оказался поистине потрясающим. Изумленный француз отступил на шаг и дал ей возможность подняться. Гнев все еще клокотал в нем, поэтому Франко обрушил на Блайт поток таких грязных ругательств, которые она едва могла перевести в силу своего порядочного воспитания. Блайт лишь поняла, что кок оскорблен вторжением в его царство. Немного остыв, он потребовал, чтобы она объяснила цель своего визита.
Блайт оставалось одно из двух – либо бежать, либо сражаться, и она выбрала второе. Вскипев от негодования, Блайт горячо упрекнула Франко в том, что он швыряет ножи в леди, которая пришла похвалить его мастерство и попросить об одолжении. Он ведет себя как настоящий дикарь, добавила она, ничуть не лучше всех тех подонков, которых ему приходится кормить.
Выражение лица Франко заставило Блайт прервать свою гневную тираду. Она поняла, что сама подписала себе смертный приговор. Удастся ли добраться до лестницы, прежде чем кок вонзит ей в спину нож?
– Mam'selle! – Франко схватил Блайт за руку. – Бог мой! – На его полном лице отразилось умиление. – Где вы научились говорить на моем прелестном языке?
Блайт удивленно заморгала. Оказывается, она разговаривала по-французски…
– У меня… был учитель, – объяснила Блайт, с трудом ворочая языком. – И моя мама, она француженка.
– Здесь никто не говорит на моем языке, никто, кроме Рейдера! Скажите что-нибудь еще, – попросил Франко неожиданно тоскливым голосом.
Блайт поняла, что между ними установилось взаимопонимание. Она дипломатично начала с похвал, а затем плавно перешла к основной цели своего визита. Через несколько минут француз – кок ненавидел кличку Франко – растаял настолько, что готов был немедленно приступить к приготовлению похлебки из моллюсков.
* * *
После полудня «Виндрейдер» бросил якорь в небольшой уютной бухточке. Часть команды тут же отправилась на берег, чтобы пополнить запасы продовольствия, а остальные принялись драить и без того сверкающую чистотой палубу.
Блайт в это время стирала в каюте свою нижнюю юбку. Подняв голову, чтобы откинуть со лба непослушную прядь волос, она увидела в окне лицо с расплющенным о стекло носом. Вспыхнув, Блайт приказала нахалу немедленно исчезнуть и больше не появляться. Некоторое время в окне виднелась лишь веревка, но недолго. Вскоре на Блайт уже таращилось другое лицо, но с тем же плотоядным выражением. Решив выяснить, что же все-таки происходит, она подошла к окну. Оказывается, вооруженные скребками и щетками матросы очищали корпус корабля, держась за свисающие с палубы канаты. Разумеется, они не могли упустить столь великолепную возможность подсмотреть за своей пленницей. Крайне рассерженная этим, Блайт огляделась в поисках какой-нибудь тряпки, чтобы завесить окно. Ее взгляд упал на сундук Рейдера. Правда, она поклялась больше не прикасаться к его вещам, разве что в крайнем случае, но, заметив в окне очередную любопытную физиономию, поняла, что такой момент настал.
Блайт открыла сундук и на секунду замерла, восхищенная обилием всевозможных изысканных платьев и тканей. Она с наслаждением принялась перебирать приятные на ощупь вещи, сразу же вспомнив Рейдера Прескотта. Гладкий атлас напомнил ей его губы, бархат – язык, а переливающиеся всеми красками шелка – его кожу. Дотронувшись до парчи, она подумала о густых жестких волосах Рейдера. Блайт вздрогнула, отгоняя от себя видение. «Сейчас не время предаваться воспоминаниям о своем загадочном похитителе», – осадила она себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
Увидев сочувствие в глазах Блайт, Вилли решил, что ему просто невыносимо больно.
– Я едва могу выносить эту боль. – Сжав кулак, он ударил им по одеялу. – Но бывало и хуже. – Вилли посмотрел на ее трясущийся подбородок и продолжил: – Когда мне отрезали ногу… пилой… меня держали шестеро парней. Я при этом стиснул зубами ремень, но кожа оказалась такой жесткой, что у меня повылетали все зубы.
Блайт проглотила подступивший к горлу комок и, опустившись на колени возле койки, спросила:
– Принести тебе чего-нибудь?
– Принести мне? – Карие глазки Вилли сначала расширились от удивления, потом сузились и вовсе закрылись, словно от боли. О, он ни за что не упустит такую возможность! – Ну… если бы я мог поесть похлебки из моллюсков, которую так замечательно готовит Франко… Моллюски обладают целебной силой.
Вилли приоткрыл один глаз и, заметив, что Блайт буквально оцепенела от страха, жалобно застонал и скорбно поджал губы.
– Хорошо, я посмотрю, что смогу сделать, – проговорила она дрожащим голосом, вдруг вспомнив Нану с ее затянувшейся болезнью.
Вилли опять застонал, и Блайт неожиданно для себя выпалила:
– Я принесу тебе похлебку, обещаю.
Дотронувшись до его руки, она встала. Пораженный столь нежным прикосновением, Вилли даже забыл для пущей убедительности еще раз поморщиться от боли. Еще ни одна женщина не касалась его подобным образом. Но едва Блайт скрылась за тюками и ящиками, на лице Вилли появилась плутовская улыбка. Он облизнулся: если ей удастся живой выбраться из камбуза Франко, он поест похлебку из моллюсков.
Блайт в нерешительности стояла перед лестницей, ведущей в ад, где властвовал Франко. Глубоко вздохнув, она попыталась собрать в кулак всю свою смелость. «Старине Вилли нужна похлебка из моллюсков, – убеждала себя Блайт, – и я непременно должна ее добыть, я обещала это сделать». Только сейчас Блайт осознала, во что ввязалась. У нее еще были свежи воспоминания о первом посещении камбуза. Но она решила попытаться сделать это еще раз.
Пока Блайт спускалась по ступенькам, у нее перед глазами промелькнула вся ее жизнь. Вот наконец и камбуз. Первое, что увидела Блайт, были огромные мясные туши, подвешенные на крюках. Оставалось только надеяться, что это вовсе не дурное предзнаменование и можно идти дальше. Через несколько шагов она заметила стоящего к ней спиной среди кухонной утвари приземистого темноволосого человека в поварском колпаке и фартуке. Он переставлял котел с дымящимся жарким с плиты на низенькую тележку.
Дождавшись, пока повар покончит с этим занятием, Блайт слегка откашлялась. Человек резко повернулся, и Блайт молниеносно бросилась вправо, на мешок с какими-то овощами. В то же мгновение что-то пролетело над ней и шумно ударилось о стену. Блайт лежала ни жива ни мертва, боясь пошевелиться… Может быть, она перепутала и нужно было падать влево? С замиранием сердца подняв голову, Блайт увидела перед собой маленького человечка, шумно изливавшего свое негодование.
– Non! – вскричала она. – Je vous prie… arr?te! Поскольку Франко – а это, безусловно, был именно он – все еще не пустил в ход огромный кухонный нож, Блайт по-французски произнесла:
– Если вы не возражаете, я лучше приму смерть стоя.
Конечно, говорила она ужасно, но эффект оказался поистине потрясающим. Изумленный француз отступил на шаг и дал ей возможность подняться. Гнев все еще клокотал в нем, поэтому Франко обрушил на Блайт поток таких грязных ругательств, которые она едва могла перевести в силу своего порядочного воспитания. Блайт лишь поняла, что кок оскорблен вторжением в его царство. Немного остыв, он потребовал, чтобы она объяснила цель своего визита.
Блайт оставалось одно из двух – либо бежать, либо сражаться, и она выбрала второе. Вскипев от негодования, Блайт горячо упрекнула Франко в том, что он швыряет ножи в леди, которая пришла похвалить его мастерство и попросить об одолжении. Он ведет себя как настоящий дикарь, добавила она, ничуть не лучше всех тех подонков, которых ему приходится кормить.
Выражение лица Франко заставило Блайт прервать свою гневную тираду. Она поняла, что сама подписала себе смертный приговор. Удастся ли добраться до лестницы, прежде чем кок вонзит ей в спину нож?
– Mam'selle! – Франко схватил Блайт за руку. – Бог мой! – На его полном лице отразилось умиление. – Где вы научились говорить на моем прелестном языке?
Блайт удивленно заморгала. Оказывается, она разговаривала по-французски…
– У меня… был учитель, – объяснила Блайт, с трудом ворочая языком. – И моя мама, она француженка.
– Здесь никто не говорит на моем языке, никто, кроме Рейдера! Скажите что-нибудь еще, – попросил Франко неожиданно тоскливым голосом.
Блайт поняла, что между ними установилось взаимопонимание. Она дипломатично начала с похвал, а затем плавно перешла к основной цели своего визита. Через несколько минут француз – кок ненавидел кличку Франко – растаял настолько, что готов был немедленно приступить к приготовлению похлебки из моллюсков.
* * *
После полудня «Виндрейдер» бросил якорь в небольшой уютной бухточке. Часть команды тут же отправилась на берег, чтобы пополнить запасы продовольствия, а остальные принялись драить и без того сверкающую чистотой палубу.
Блайт в это время стирала в каюте свою нижнюю юбку. Подняв голову, чтобы откинуть со лба непослушную прядь волос, она увидела в окне лицо с расплющенным о стекло носом. Вспыхнув, Блайт приказала нахалу немедленно исчезнуть и больше не появляться. Некоторое время в окне виднелась лишь веревка, но недолго. Вскоре на Блайт уже таращилось другое лицо, но с тем же плотоядным выражением. Решив выяснить, что же все-таки происходит, она подошла к окну. Оказывается, вооруженные скребками и щетками матросы очищали корпус корабля, держась за свисающие с палубы канаты. Разумеется, они не могли упустить столь великолепную возможность подсмотреть за своей пленницей. Крайне рассерженная этим, Блайт огляделась в поисках какой-нибудь тряпки, чтобы завесить окно. Ее взгляд упал на сундук Рейдера. Правда, она поклялась больше не прикасаться к его вещам, разве что в крайнем случае, но, заметив в окне очередную любопытную физиономию, поняла, что такой момент настал.
Блайт открыла сундук и на секунду замерла, восхищенная обилием всевозможных изысканных платьев и тканей. Она с наслаждением принялась перебирать приятные на ощупь вещи, сразу же вспомнив Рейдера Прескотта. Гладкий атлас напомнил ей его губы, бархат – язык, а переливающиеся всеми красками шелка – его кожу. Дотронувшись до парчи, она подумала о густых жестких волосах Рейдера. Блайт вздрогнула, отгоняя от себя видение. «Сейчас не время предаваться воспоминаниям о своем загадочном похитителе», – осадила она себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101