– Он был назван в честь нашей семьи... без моего согласия. Я предлагал, чтобы имя переменили. Думаю, я еще могу привлечь их внимание к...
– Слишком поздно, – оборвал его Крокер, выпрямляясь, его лицо внезапно стало пунцовым. – Как бы ты ни называл его, ты завяз в этом деле по уши!
Он развернул экземпляр «Нью-Йорк уорлд», который держал в руках, и бросил его на стол. На первой странице красовался заголовок, способный вызвать инфаркт: «Барроу сдерживает свое обещание – открывается банк для женщин!» Коннор почувствовал, что у него отнимаются ноги.
– Чертовы газеты, я даже не думал, что... – Он уставился на печатный текст, не в состоянии понять ничего, кроме ужасного заголовка. – Как они, дьявол их побери, узнали о разрешении? За него проголосовали только вчера утром.
– В государственном учреждении, Барроу, ты не смог бы даже икнуть незаметно. И ты об этом знаешь. Репортеры там на каждом шагу, – пробурчал Крокер, вставая и сердито расхаживая взад-вперед.
– Ты бы привлек меньше внимания, если бы развесил плакаты, нанял глашатаев и дал объявления в эту дурацкую «Дейли ньюс», – заявил Мерфи.
Коннор задумался, пытаясь вычислить, кто мог указать репортерам на его участие в процессе. Но если уж говорить честно, Крокер был прав – по меньшей мере дюжина корреспондентов ошивалась в учреждении, а он все-таки известная в политических кругах фигура. То, что он их не видел, еще не означает, что они его тоже не заметили.
– Послушайте, это не женский банк, – чистосердечно сказал Коннор. – Это просто банк, коммерческое предприятие, и он никак не связан с суфражистским движением.
– В газете по-другому написано, – произнес начальник полиции Бирн, тыча пальцем в статью. – Новая политика – вот что они говорят. Особое обслуживание для клиенток. Женщинам не потребуется подпись мужа на документах. – Он оглядел всех остальных присутствующих. – Очень похоже на эту ерунду о «женских правах».
Раздались возмущенные возгласы, а Коннор все думал, каким образом то, что было сказано на заседании комиссии, могло попасть в газеты.
– Говорю же вам, – своим самым убедительным тоном повторил он, – это обычный банк.
– Нет, – подошел к нему Мерфи. – Перестань, Барроу, ты же не глупец. Этот банк организован и напрямую связан с женщиной, которая, как известно, находится в самой гуще суфражистского движения. Она бросила тебе вызов на дебатах и дважды использовала эти «банковские» дела, чтобы втянуть тебя, чтобы ты оказался замешанным в ее политической игре и все выплыло в газетах.
– А теперь она заставила тебя работать на нее и с политической выгодой использует твое имя, – провозгласил Крокер, вплотную придвинувшись к Коннору и впиваясь в него взглядом, чтобы понять, о чем тот думает. – Но что беспокоит меня больше всего, так это твоя уверенность, что все идет как надо.
Когда босс отвернулся, Коннор почувствовал, что весь мир вокруг него зашатался и сам он теряет равновесие. Все, что они сказали, – чистая правда. Но очень многое можно было еще добавить. Конечно, он работал на нее – она шантажом заставила его это делать. И конечно, Беатрис использовала его имя – ведь она обладает жесткостью и хваткой деловой женщины, которая привыкла не упускать ни единой возможности... Холодок пробежал в его воспаленном мозгу. Он не думал так о ней... что она его использует... по крайней мере с тех пор...
В какой момент он позволил себе расслабиться и уступил ей, пожертвовал ради нее своими интересами? Он ездил в Олбани, чтобы вернуть долг – вынужденный долг. А закончил тем, что не только защищает ее дело, но и видит все ее глазами, спорит и с безумной страстью... Тут кровь отхлынула от его лица. Любовь! Боже мой! Он влюбился в...
– Эта дамочка фон Фюрстенберг, должно быть, та еще штучка, – с похабной ухмылкой проговорил Маклоски из городского управления.
– Наверняка, – поддакнул его коллега Берк. – Она так здорово его зацепила, что он не видит ничего, кроме ее юбок.
– Это так, Барроу? – пригвоздил его взглядом Крокер. – Ты связался с этой женщиной?
Когда Коннор не дал немедленного ответа, босс сделал свой собственный вывод и, отвернувшись, яростно рубанул ладонью воздух.
– Черт побери! Наконец находишь кандидата, который может победить, и тут появляется какая-то юбка и мерзавец готов все разрушить и уничтожить! – Он повернулся к остальным. – Это какое-то проклятие демократической партии!
– Послушайте, я все устрою. – Коннор в конце концов очнулся, но в голове у него все по-прежнему плыло. Мир словно вывернулся наизнанку. – Я поговорю с ней... заставлю ее изменить название банка...
– Нет, ты этого не будешь делать, – обернулся к нему Крокер. – Ты и близко не подойдешь к этой женщине или к одной из ее «соратниц». Ты займешься исключительно выборами, будешь держать нос по ветру, а штаны застегнутыми. – Он перевел взгляд на Мерфи, который глубоко вздохнул. – Может быть, чтобы убедиться, что ты думаешь только о кампании, нам следует приставить к тебе кого-нибудь.
– Я сам могу о себе позаботиться, – сказал Коннор, ощущая, что вместе с раздражением к нему возвращается былая ясность ума. – Мне не нужна нянька.
– Еще как нужна! – рявкнул Крокер. – Уже во второй раз в газетах пишут, что ты заодно с суфражистками. Если один раз может проскочить, то второй берут на заметку, а третий становится непреложной истиной. – Он ткнул толстым пальцем в грудь Коннору. – Третьего раза не будет. Понял?
Сердце Коннора выскакивало из груди, во рту пересохло. В воцарившейся вдруг тишине он понял, что они по-настоящему разозлились, и отыскивал подходящий ответ, пытаясь примирить свои личные чувства и убеждения с требованиями Крокера. Отказаться от Биби? Потерять вторую любовь в жизни?
– Да перестаньте, все не так плохо, – произнес он с улыбкой, настолько вымученной, что от нее заболело лицо. Сейчас самое время для сладких речей!.. – Я же никогда не говорил, что поддерживаю право голоса для женщин. Мои личные чувства...
– До тебя никак не дойдет, верно? – Крокер придвинулся ближе, чуть не уткнувшись лицом в лицо Коннора. – Ты сам не решаешь, что поддерживать, а что нет. Пока ты член партии, ты будешь делать то, что мы тебе скажем. И ты не будешь даже касаться темы женского голосования или женского банка. И будешь держаться как можно дальше от этой фон Фюрстенберг. Ясно?
Это было не чем иным, как ультиматумом. Неужели Мерфи не врал? Неужели они действительно пойдут на то, чтобы снять его кандидатуру из-за его связи с Биби?
– Кажется, я начинаю понимать, – с трудом проговорил Коннор.
Крокер понял его слова как подчинение великой мудрости «Таммани».
– Хорошо. А теперь нам надо получить – как это называется, когда в газетах берут свое слово назад? – Он щелкнул пальцами в направлении Мерфи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
– Слишком поздно, – оборвал его Крокер, выпрямляясь, его лицо внезапно стало пунцовым. – Как бы ты ни называл его, ты завяз в этом деле по уши!
Он развернул экземпляр «Нью-Йорк уорлд», который держал в руках, и бросил его на стол. На первой странице красовался заголовок, способный вызвать инфаркт: «Барроу сдерживает свое обещание – открывается банк для женщин!» Коннор почувствовал, что у него отнимаются ноги.
– Чертовы газеты, я даже не думал, что... – Он уставился на печатный текст, не в состоянии понять ничего, кроме ужасного заголовка. – Как они, дьявол их побери, узнали о разрешении? За него проголосовали только вчера утром.
– В государственном учреждении, Барроу, ты не смог бы даже икнуть незаметно. И ты об этом знаешь. Репортеры там на каждом шагу, – пробурчал Крокер, вставая и сердито расхаживая взад-вперед.
– Ты бы привлек меньше внимания, если бы развесил плакаты, нанял глашатаев и дал объявления в эту дурацкую «Дейли ньюс», – заявил Мерфи.
Коннор задумался, пытаясь вычислить, кто мог указать репортерам на его участие в процессе. Но если уж говорить честно, Крокер был прав – по меньшей мере дюжина корреспондентов ошивалась в учреждении, а он все-таки известная в политических кругах фигура. То, что он их не видел, еще не означает, что они его тоже не заметили.
– Послушайте, это не женский банк, – чистосердечно сказал Коннор. – Это просто банк, коммерческое предприятие, и он никак не связан с суфражистским движением.
– В газете по-другому написано, – произнес начальник полиции Бирн, тыча пальцем в статью. – Новая политика – вот что они говорят. Особое обслуживание для клиенток. Женщинам не потребуется подпись мужа на документах. – Он оглядел всех остальных присутствующих. – Очень похоже на эту ерунду о «женских правах».
Раздались возмущенные возгласы, а Коннор все думал, каким образом то, что было сказано на заседании комиссии, могло попасть в газеты.
– Говорю же вам, – своим самым убедительным тоном повторил он, – это обычный банк.
– Нет, – подошел к нему Мерфи. – Перестань, Барроу, ты же не глупец. Этот банк организован и напрямую связан с женщиной, которая, как известно, находится в самой гуще суфражистского движения. Она бросила тебе вызов на дебатах и дважды использовала эти «банковские» дела, чтобы втянуть тебя, чтобы ты оказался замешанным в ее политической игре и все выплыло в газетах.
– А теперь она заставила тебя работать на нее и с политической выгодой использует твое имя, – провозгласил Крокер, вплотную придвинувшись к Коннору и впиваясь в него взглядом, чтобы понять, о чем тот думает. – Но что беспокоит меня больше всего, так это твоя уверенность, что все идет как надо.
Когда босс отвернулся, Коннор почувствовал, что весь мир вокруг него зашатался и сам он теряет равновесие. Все, что они сказали, – чистая правда. Но очень многое можно было еще добавить. Конечно, он работал на нее – она шантажом заставила его это делать. И конечно, Беатрис использовала его имя – ведь она обладает жесткостью и хваткой деловой женщины, которая привыкла не упускать ни единой возможности... Холодок пробежал в его воспаленном мозгу. Он не думал так о ней... что она его использует... по крайней мере с тех пор...
В какой момент он позволил себе расслабиться и уступил ей, пожертвовал ради нее своими интересами? Он ездил в Олбани, чтобы вернуть долг – вынужденный долг. А закончил тем, что не только защищает ее дело, но и видит все ее глазами, спорит и с безумной страстью... Тут кровь отхлынула от его лица. Любовь! Боже мой! Он влюбился в...
– Эта дамочка фон Фюрстенберг, должно быть, та еще штучка, – с похабной ухмылкой проговорил Маклоски из городского управления.
– Наверняка, – поддакнул его коллега Берк. – Она так здорово его зацепила, что он не видит ничего, кроме ее юбок.
– Это так, Барроу? – пригвоздил его взглядом Крокер. – Ты связался с этой женщиной?
Когда Коннор не дал немедленного ответа, босс сделал свой собственный вывод и, отвернувшись, яростно рубанул ладонью воздух.
– Черт побери! Наконец находишь кандидата, который может победить, и тут появляется какая-то юбка и мерзавец готов все разрушить и уничтожить! – Он повернулся к остальным. – Это какое-то проклятие демократической партии!
– Послушайте, я все устрою. – Коннор в конце концов очнулся, но в голове у него все по-прежнему плыло. Мир словно вывернулся наизнанку. – Я поговорю с ней... заставлю ее изменить название банка...
– Нет, ты этого не будешь делать, – обернулся к нему Крокер. – Ты и близко не подойдешь к этой женщине или к одной из ее «соратниц». Ты займешься исключительно выборами, будешь держать нос по ветру, а штаны застегнутыми. – Он перевел взгляд на Мерфи, который глубоко вздохнул. – Может быть, чтобы убедиться, что ты думаешь только о кампании, нам следует приставить к тебе кого-нибудь.
– Я сам могу о себе позаботиться, – сказал Коннор, ощущая, что вместе с раздражением к нему возвращается былая ясность ума. – Мне не нужна нянька.
– Еще как нужна! – рявкнул Крокер. – Уже во второй раз в газетах пишут, что ты заодно с суфражистками. Если один раз может проскочить, то второй берут на заметку, а третий становится непреложной истиной. – Он ткнул толстым пальцем в грудь Коннору. – Третьего раза не будет. Понял?
Сердце Коннора выскакивало из груди, во рту пересохло. В воцарившейся вдруг тишине он понял, что они по-настоящему разозлились, и отыскивал подходящий ответ, пытаясь примирить свои личные чувства и убеждения с требованиями Крокера. Отказаться от Биби? Потерять вторую любовь в жизни?
– Да перестаньте, все не так плохо, – произнес он с улыбкой, настолько вымученной, что от нее заболело лицо. Сейчас самое время для сладких речей!.. – Я же никогда не говорил, что поддерживаю право голоса для женщин. Мои личные чувства...
– До тебя никак не дойдет, верно? – Крокер придвинулся ближе, чуть не уткнувшись лицом в лицо Коннора. – Ты сам не решаешь, что поддерживать, а что нет. Пока ты член партии, ты будешь делать то, что мы тебе скажем. И ты не будешь даже касаться темы женского голосования или женского банка. И будешь держаться как можно дальше от этой фон Фюрстенберг. Ясно?
Это было не чем иным, как ультиматумом. Неужели Мерфи не врал? Неужели они действительно пойдут на то, чтобы снять его кандидатуру из-за его связи с Биби?
– Кажется, я начинаю понимать, – с трудом проговорил Коннор.
Крокер понял его слова как подчинение великой мудрости «Таммани».
– Хорошо. А теперь нам надо получить – как это называется, когда в газетах берут свое слово назад? – Он щелкнул пальцами в направлении Мерфи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83