Буря эмоций бушевала в ее глазах.
– Тебя это пугает?
Коннор чувствовал, прижимаясь к ней, как сильно стучит ее сердце.
– Да, – прошептала она, – меня это ужасно пугает. Он печально улыбнулся.
– Должен признаться, что мне тоже страшно. Но если я что-то и понял в этой жизни, так то, что страх и любовь не могут ужиться вместе. И если приходится выбирать, то я выбираю любовь. – Он провел рукой вверх по ее спине и обхватил ее голову. Его глаза потемнели от желания, которое сейчас, казалось, было чем-то гораздо большим, чем просто физическая потребность. – Люби меня, Биби. И позволь мне любить тебя.
Ее глаза загорелись, а руки сами собой поднялись и обняли его за шею. Беатрис приникла к его губам со всей радостью и страстью, что были в ее сердце, и во время этого долгого и все более пылкого поцелуя и ее рубашка, и все остатки сдерживающих соображений словно сами собой растаяли. Она подняла его сорочку, расстегнула брюки, и пока он сбрасывал последнюю одежду, покрывала его тело горячими поцелуями. Они трепетали от желания, с нетерпением ожидая все новых, более волнующих ощущений. Страсть, копившаяся в их телах с тех пор, как они вошли в комнату, вспыхнула с новой силой. Каким-то образом они оказались на кровати и погрузились в пуховую перину, покрытую свежими простынями. Тела их сплетались, образуя единое целое и перетекая друг в друга. Беатрис раздвинула бедра, и Коннор приник к ней, выгибая спину и лаская ее всем своим телом.
Когда он вошел в нее, то это показалось Биби одновременно и самым естественным, и самым необычным из всего, что она когда-либо в своей жизни испытала. Она встретила его с радостью и, обхватив ногами, наслаждалась ощущением жара и полноты внутри, ощущением его мощи и тем, что она всем этим обладает. Коннор начал двигаться, и она почувствовала, как взбирается все выше по натянутой пружине, откликаясь на его движения, достигая пределов человеческого восприятия. Их тела стали влажными, они дрожали, резко и быстро дыша, с силой прижимаясь друг к другу, словно стремясь стать одним телом. Потом внезапно яркие и хрупкие границы возбуждения рассыпались, освободив каждого от плотской оболочки и уступив дорогу немыслимому наслаждению.
После Беатрис лежала раскрывшись и разом потеряв все силы. Она никогда не представляла, что такое возможно, и вздрагивала от последнего, угасающего трепета блаженства. Лежа рядом и склонившись над ней, Коннор осыпал легкими поцелуями ее влажное лицо и грудь. Когда она повернула голову, чтобы посмотреть на него, слезы затуманили ее взгляд. Она не знала, почему плачет, – может, это было от переизбытка чувств и невысказанной благодарности.
Коннор успокаивал ее, гладил ее разгоряченное тело, целовал его и терся носом, как будто хотел запомнить все оттенки ее запахов. А когда ее слезы высохли, она увидела, что его глаза тоже как-то странно блестят. Вот это понимание того, что произошло чудо, объединившее их, и это выражение его лица запечатлелось в ее мозгу, когда она закрывала глаза. И уже засыпая, она услышала признание Коннора:
– Теперь я могу тебе сказать... мне самому тридцать два.
Коннор дышал глубоко и медленно. Стараясь не разбудить его, Беатрис осторожно выскользнула из-под его руки и отодвинулась к краю кровати. Элис наверняка беспокоится. Встав с кровати, она отыскала свою рубашку, халат, тапочки и, дрожа, надела все это. Потом подошла к постели и минуту стояла, глядя на спящего. Он был таким нежным, таким заботливым, таким уверенным в правоте их любви. Он помог ей с легкостью раскрыться ему навстречу, забыть о том, кто она есть, и отдаться той страсти, что сам в ней разбудил. Ей хотелось поцеловать его, но Коннор зашевелился во сне, и она отступила. Если он проснется, она не сможет от него уйти.
Беатрис выскользнула за дверь и поспешила по коридору в свою комнату. Там она обнаружила, что входная дверь не заперта, а Элис сидит в кресле напротив полностью одетая и крепко спит, сжимая в руке прочный зонтик, который иногда носила с собой для самозащиты. Беатрис осторожно разбудила ее и предложила лечь в постель, вместо того чтобы проводить ночь в кресле. Элис, полусонная, могла только согласиться. Беатрис с облегчением вздохнула, залезая под одеяло. Ее свидание с Коннором пока оставалось тайным.
На следующее утро, однако, Элис была уставшей, необычно раздраженной и довольно подозрительно отнеслась к объяснениям Беатрис по поводу ее позднего возвращения. А когда Коннор присоединился к ним за завтраком в столовой гостиницы, Элис с понимающим видом следила, как он галантно поцеловал руку Беатрис и ее начальница покраснела. Беатрис уговаривала себя, что ей все равно, о чем думает Элис, но это было не так. И когда они направлялись в банковский отдел на заседание комиссии, она чувствовала, как ее притягивают, с одной стороны, товарищеские, честные отношения, которые были у них с Элис; а с другой – страстные и глубоко личные ощущения, которые она делила с Коннором. К тому времени как они подошли к комнате заседаний, ей стало стыдно, что она так мало думала о цели своего приезда в Олбани.
Потом Беатрис взглянула на Коннора, он лукаво подмигнул ей, и, садясь на свое место перед комиссией, она почувствовала, как напряжение оставляет ее.
– Мы рассмотрели ваше предложение, – провозгласил один из членов комиссии, – и одна вещь нас озадачила. В нескольких местах вы повторяете, что намерены предоставлять кредиты всем клиентам. Нельзя давать деньги кому попало.
– Всем, получившим такое право, – ответила Беатрис. – Мы намерены проследить, чтобы кредиты были доступны как для мужчин, так и для женщин на основании их способности в срок возвращать деньги.
– Вы сказали – для женщин? – Херст наклонился вперед, уставившись на нее. – Вы намерены одалживать деньги женщинам?
Рука Коннора, под столом сжавшая ее пальцы, напомнила ей о его вчерашнем предупреждении – избегать разговора о правах женщин. Беатрис взглянула на адвоката – на его лице застыло предупреждающее выражение. Беатрис улыбнулась членам комиссии самой своей уверенной улыбкой, но ни одно из их каменных лиц не ответило ей тем же.
– Если они получат право на кредиты, то конечно, – ответила она. – Почему бы нам не воспользоваться любым возможным источником дохода?
– Существуют банки, которые с успехом предоставляют кредиты клиенткам, – вставил Коннор.
– Если они предоставляют подписи своих мужей, – глядя на Беатрис, заметил Херст. – Но насколько я понимаю, вы не это имели в виду. Я прав?
– Вы, мистер Барроу, в очередной раз продемонстрировали ваше знаменитое внимание к мелочам, – сказала Беатрис. – Мы не будем требовать подписи мужей. Заявления женщин будут рассматриваться так же, как и заявления мужчин, и ответы будут выдаваться только на основании их личных заслуг и способности платить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
– Тебя это пугает?
Коннор чувствовал, прижимаясь к ней, как сильно стучит ее сердце.
– Да, – прошептала она, – меня это ужасно пугает. Он печально улыбнулся.
– Должен признаться, что мне тоже страшно. Но если я что-то и понял в этой жизни, так то, что страх и любовь не могут ужиться вместе. И если приходится выбирать, то я выбираю любовь. – Он провел рукой вверх по ее спине и обхватил ее голову. Его глаза потемнели от желания, которое сейчас, казалось, было чем-то гораздо большим, чем просто физическая потребность. – Люби меня, Биби. И позволь мне любить тебя.
Ее глаза загорелись, а руки сами собой поднялись и обняли его за шею. Беатрис приникла к его губам со всей радостью и страстью, что были в ее сердце, и во время этого долгого и все более пылкого поцелуя и ее рубашка, и все остатки сдерживающих соображений словно сами собой растаяли. Она подняла его сорочку, расстегнула брюки, и пока он сбрасывал последнюю одежду, покрывала его тело горячими поцелуями. Они трепетали от желания, с нетерпением ожидая все новых, более волнующих ощущений. Страсть, копившаяся в их телах с тех пор, как они вошли в комнату, вспыхнула с новой силой. Каким-то образом они оказались на кровати и погрузились в пуховую перину, покрытую свежими простынями. Тела их сплетались, образуя единое целое и перетекая друг в друга. Беатрис раздвинула бедра, и Коннор приник к ней, выгибая спину и лаская ее всем своим телом.
Когда он вошел в нее, то это показалось Биби одновременно и самым естественным, и самым необычным из всего, что она когда-либо в своей жизни испытала. Она встретила его с радостью и, обхватив ногами, наслаждалась ощущением жара и полноты внутри, ощущением его мощи и тем, что она всем этим обладает. Коннор начал двигаться, и она почувствовала, как взбирается все выше по натянутой пружине, откликаясь на его движения, достигая пределов человеческого восприятия. Их тела стали влажными, они дрожали, резко и быстро дыша, с силой прижимаясь друг к другу, словно стремясь стать одним телом. Потом внезапно яркие и хрупкие границы возбуждения рассыпались, освободив каждого от плотской оболочки и уступив дорогу немыслимому наслаждению.
После Беатрис лежала раскрывшись и разом потеряв все силы. Она никогда не представляла, что такое возможно, и вздрагивала от последнего, угасающего трепета блаженства. Лежа рядом и склонившись над ней, Коннор осыпал легкими поцелуями ее влажное лицо и грудь. Когда она повернула голову, чтобы посмотреть на него, слезы затуманили ее взгляд. Она не знала, почему плачет, – может, это было от переизбытка чувств и невысказанной благодарности.
Коннор успокаивал ее, гладил ее разгоряченное тело, целовал его и терся носом, как будто хотел запомнить все оттенки ее запахов. А когда ее слезы высохли, она увидела, что его глаза тоже как-то странно блестят. Вот это понимание того, что произошло чудо, объединившее их, и это выражение его лица запечатлелось в ее мозгу, когда она закрывала глаза. И уже засыпая, она услышала признание Коннора:
– Теперь я могу тебе сказать... мне самому тридцать два.
Коннор дышал глубоко и медленно. Стараясь не разбудить его, Беатрис осторожно выскользнула из-под его руки и отодвинулась к краю кровати. Элис наверняка беспокоится. Встав с кровати, она отыскала свою рубашку, халат, тапочки и, дрожа, надела все это. Потом подошла к постели и минуту стояла, глядя на спящего. Он был таким нежным, таким заботливым, таким уверенным в правоте их любви. Он помог ей с легкостью раскрыться ему навстречу, забыть о том, кто она есть, и отдаться той страсти, что сам в ней разбудил. Ей хотелось поцеловать его, но Коннор зашевелился во сне, и она отступила. Если он проснется, она не сможет от него уйти.
Беатрис выскользнула за дверь и поспешила по коридору в свою комнату. Там она обнаружила, что входная дверь не заперта, а Элис сидит в кресле напротив полностью одетая и крепко спит, сжимая в руке прочный зонтик, который иногда носила с собой для самозащиты. Беатрис осторожно разбудила ее и предложила лечь в постель, вместо того чтобы проводить ночь в кресле. Элис, полусонная, могла только согласиться. Беатрис с облегчением вздохнула, залезая под одеяло. Ее свидание с Коннором пока оставалось тайным.
На следующее утро, однако, Элис была уставшей, необычно раздраженной и довольно подозрительно отнеслась к объяснениям Беатрис по поводу ее позднего возвращения. А когда Коннор присоединился к ним за завтраком в столовой гостиницы, Элис с понимающим видом следила, как он галантно поцеловал руку Беатрис и ее начальница покраснела. Беатрис уговаривала себя, что ей все равно, о чем думает Элис, но это было не так. И когда они направлялись в банковский отдел на заседание комиссии, она чувствовала, как ее притягивают, с одной стороны, товарищеские, честные отношения, которые были у них с Элис; а с другой – страстные и глубоко личные ощущения, которые она делила с Коннором. К тому времени как они подошли к комнате заседаний, ей стало стыдно, что она так мало думала о цели своего приезда в Олбани.
Потом Беатрис взглянула на Коннора, он лукаво подмигнул ей, и, садясь на свое место перед комиссией, она почувствовала, как напряжение оставляет ее.
– Мы рассмотрели ваше предложение, – провозгласил один из членов комиссии, – и одна вещь нас озадачила. В нескольких местах вы повторяете, что намерены предоставлять кредиты всем клиентам. Нельзя давать деньги кому попало.
– Всем, получившим такое право, – ответила Беатрис. – Мы намерены проследить, чтобы кредиты были доступны как для мужчин, так и для женщин на основании их способности в срок возвращать деньги.
– Вы сказали – для женщин? – Херст наклонился вперед, уставившись на нее. – Вы намерены одалживать деньги женщинам?
Рука Коннора, под столом сжавшая ее пальцы, напомнила ей о его вчерашнем предупреждении – избегать разговора о правах женщин. Беатрис взглянула на адвоката – на его лице застыло предупреждающее выражение. Беатрис улыбнулась членам комиссии самой своей уверенной улыбкой, но ни одно из их каменных лиц не ответило ей тем же.
– Если они получат право на кредиты, то конечно, – ответила она. – Почему бы нам не воспользоваться любым возможным источником дохода?
– Существуют банки, которые с успехом предоставляют кредиты клиенткам, – вставил Коннор.
– Если они предоставляют подписи своих мужей, – глядя на Беатрис, заметил Херст. – Но насколько я понимаю, вы не это имели в виду. Я прав?
– Вы, мистер Барроу, в очередной раз продемонстрировали ваше знаменитое внимание к мелочам, – сказала Беатрис. – Мы не будем требовать подписи мужей. Заявления женщин будут рассматриваться так же, как и заявления мужчин, и ответы будут выдаваться только на основании их личных заслуг и способности платить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83