Что это с тобой? Морок вроде бы кончился. Протри глаза!"
"А почему бы и нет? – подумал я, чувствуя, как сумасшедше колотится о грудную клетку сердце. – Всадить резидента в приемную Принцепса! Безусловно, великолепное решение! Все знать, со всеми контактировать, незаметно влиять…"
Я вспомнил, как смутилась Таш, показав, что хорошо разбирается в экономике, и закусил губу. Она проговорилась в тот раз, а я по своей безграмотности этого не понял.
Мутная одурь безнадежного отчаяния захлестнула, вдавила в землю, скрутила обжигающей пятерней лицо.
Значит, все наши встречи были раскручены ею специально, чтобы как можно тщательнее прощупать меня?!
Я сидел, раскачиваясь, словно от сильной боли, а в голове вспухали и лопались кровавые пузыри стыда и гнева.
И этот жесткий контроль за собой в нашу первую ночь! Она держалась, пока я, видимо, не нащупал какую-то сверхчувствительную эрогенную зону. До этого Таш сосредоточенно выполняла задание…
Но если все это так, то выходит, что я прошлым вечером сам проводил ее на встречу с Чарой!
Я вспомнил, как мы целовались, стоя под дождем на Разделителе, и закусил губу.
– Не верю, – сказал я вслух неожиданно севшим голосом. – Так не лгут. – И откашлялся.
Эмоции тут были ни при чем. Силу имели одни доказательства.
И тут я вспомнил, что у меня есть вчерашняя запись с этой дороги, и если к Чаре действительно приезжала Таш, то я теперь смогу узнать ее даже под тентом.
Дрожащими руками я подсоединил накопитель к камере и включил перемотку. От волнения я пару раз проскочил нужный участок, но потом все-таки нашел и прильнул к видоискателю – словно шагнул в люк.
Из двух проехавших по дороге экипажей только один вернулся обратно. Кроме того, он больше подходил и по времени. Но напрасно я гонял несколько раз запись. Как я ни наезжал на экипаж, сидевшего в нем пассажира практически не было видно из-за сгустившихся к тому времени сумерек. Я даже не смог понять, мужчина там ехал или женщина. Виден был только возница, да и то смутно.
Но хоть и смутно, а все-таки виден. Когда я понял, что с пассажиром не получается, я переключился на возницу. Мог ли он быть тем самым, который подобрал вчера Таш? Что я помнил о нем? У его лошади определенно была длинная борода. Точно! А у него самого – нос!
Нос! Как же я забыл?! Я вернул запись и стал смотреть еще раз. Камера была снабжена панорамным объективом, но торчала из дупла так, что едущий из города возница большую часть фиксируемого пути был развернут к объективу в фас. И только несколько секунд, перед самым поворотом, камера ловила его профиль. Я включил пошаговую раскадровку и стал ждать.
Экипаж, дергаясь, медленно преодолевал разделяющее нас расстояние, а я думал о том, что если это все же была Таш, то Чара фактически из ее объятий поехал сегодня утром забирать меня.
Наконец ракурс начал меняться, возница махнул тростью, и я буквально вжался в резиновую чашечку видоискателя.
Нос у возницы был длинный.
Может, и не такой длинный, как у того, что повез Таш, – я просто не помнил его размеров, – но явно не короткий.
Я медленно сложил камеру в футляр, аккуратно закрыл его и встал.
Конечно, это был еще не приговор. Однако теперь я основательно приблизился к эшафоту.
Тяжело передвигая ставшие ватными ноги, я тащился к шоссе, а перед глазами упорно качалось лицо Таш – такое, каким я запомнил его над плечом Оклахомы.
Ни одна женщина Керста не смогла бы так лгать в любви. Землянки учились этому всю жизнь.
"В этом есть своя прелесть: быть один в другом", – сказала она тогда на Разделителе.
Могло так случиться, что именно Таш внушила Чаре мысль убрать меня насовсем?
Я летел в абсолютной темноте, выключив фонарик, и окружающий меня мрак просачивался через поры внутрь, отравляя черным ядом тоски. Мои подозрения не имели пока достаточно оснований, чтобы стать уверенностью, но я чувствовал, что так оно все и есть. Таш была резидентом роя. Таш хотела меня убрать. И спала она со мной, стараясь понять, как реализовать свой замысел попроще и побыстрее.
Мысли тянулись, переплетаясь одна с другой, как в вязком кошмаре горячечного бреда. Я чувствовал себя так, словно мое лицо облепила паутина. Пытаясь освободиться, я из последних сил цеплялся за короткую соломинку сомнений. В конце концов у меня до сих пор не было прямых доказательств принадлежности Таш к рою. Однако то, что я узнал сегодня, ложилось один к одному, не оставляя никаких зазоров. Вчерашний ее отъезд по "важным делам", сегодняшнее отсутствие на работе в момент связи резидента с базой, допрос Оклахомы, место секретаря Принцепса, фраза Чары "зайду и скажу", похожие интонации, знание экономики, контроль над эмоциями… Мало? Мне хватало.
Вначале она, видимо, просто заинтересовалась мной. А потом стала что-то подозревать. Желая разобраться, она пришла ко мне еще раз. А после подсекла Оклахому. Если б я не помешал ей, она бы взломала его блок. Я должен был сразу догадаться об этом. Керстянка ни за что бы не убежала, когда я вошел. А может, дело было даже вовсе не в блоке. Может, она думала, что я давно уже труп, а я оказался жив. Вот почему она смутилась и растерялась. Но тогда я не захотел этого понять.
"Один я здесь…" – вырвалось у меня при первой нашей встрече. Наверное, с этой фразы все и понеслось.
Я захотел поправить наголовник с локатором и с трудом разжал кулаки. Ногти врезались в кожу ладоней так, что из подушечки правой руки выступила кровь.
Таш отслеживала меня, а я слюнявыми губами пускал пузыри.
Это был не просто обман чувств. Это была ошибка разума. Абсолютное непонимание происходящего, приведшее к катастрофе.
Пискнул и зазвенел сигнал в ухе, и я привычно заложил правый вираж, определяя направление посадки. И вот тут, на вираже, у меня впервые за несколько дней остро кольнуло сердце. Собственно говоря, сердце клешнило, как я припомнил, уже около часа. Но, поскольку мысли мои были заняты другим, я до сих пор не обращал на это внимания. Тянуло слабо, и я, потерявшись в происходящем, вытеснял жалкое нытье под лопаткой куда-то за границу актуального. Теперь же я вдруг почувствовал, что нынешняя ночь вынимает из меня больше, чем я могу дать. Вероятно, к этому стоило отнестись серьезно. Но против того, что на меня свалилось, я был бессилен.
Растопырив пальцы, я ползал по отмели и даже сквозь шум близкой реки слышал, как сильно и неровно стучит мой загнанный адреналином моторчик. Я понимал, что двигатели запарываются чаще всего на форсаже, но ничего не мог с этим поделать. Наверное, кибердоктор помог бы мне сбросить обороты. Зря я его не взял. Теперь об этом можно было только сожалеть.
Наконец я нашел камеру и, устало усевшись тут же на камнях, вскрыл футляр.
Горящий индикатор уже не мог удивить меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
"А почему бы и нет? – подумал я, чувствуя, как сумасшедше колотится о грудную клетку сердце. – Всадить резидента в приемную Принцепса! Безусловно, великолепное решение! Все знать, со всеми контактировать, незаметно влиять…"
Я вспомнил, как смутилась Таш, показав, что хорошо разбирается в экономике, и закусил губу. Она проговорилась в тот раз, а я по своей безграмотности этого не понял.
Мутная одурь безнадежного отчаяния захлестнула, вдавила в землю, скрутила обжигающей пятерней лицо.
Значит, все наши встречи были раскручены ею специально, чтобы как можно тщательнее прощупать меня?!
Я сидел, раскачиваясь, словно от сильной боли, а в голове вспухали и лопались кровавые пузыри стыда и гнева.
И этот жесткий контроль за собой в нашу первую ночь! Она держалась, пока я, видимо, не нащупал какую-то сверхчувствительную эрогенную зону. До этого Таш сосредоточенно выполняла задание…
Но если все это так, то выходит, что я прошлым вечером сам проводил ее на встречу с Чарой!
Я вспомнил, как мы целовались, стоя под дождем на Разделителе, и закусил губу.
– Не верю, – сказал я вслух неожиданно севшим голосом. – Так не лгут. – И откашлялся.
Эмоции тут были ни при чем. Силу имели одни доказательства.
И тут я вспомнил, что у меня есть вчерашняя запись с этой дороги, и если к Чаре действительно приезжала Таш, то я теперь смогу узнать ее даже под тентом.
Дрожащими руками я подсоединил накопитель к камере и включил перемотку. От волнения я пару раз проскочил нужный участок, но потом все-таки нашел и прильнул к видоискателю – словно шагнул в люк.
Из двух проехавших по дороге экипажей только один вернулся обратно. Кроме того, он больше подходил и по времени. Но напрасно я гонял несколько раз запись. Как я ни наезжал на экипаж, сидевшего в нем пассажира практически не было видно из-за сгустившихся к тому времени сумерек. Я даже не смог понять, мужчина там ехал или женщина. Виден был только возница, да и то смутно.
Но хоть и смутно, а все-таки виден. Когда я понял, что с пассажиром не получается, я переключился на возницу. Мог ли он быть тем самым, который подобрал вчера Таш? Что я помнил о нем? У его лошади определенно была длинная борода. Точно! А у него самого – нос!
Нос! Как же я забыл?! Я вернул запись и стал смотреть еще раз. Камера была снабжена панорамным объективом, но торчала из дупла так, что едущий из города возница большую часть фиксируемого пути был развернут к объективу в фас. И только несколько секунд, перед самым поворотом, камера ловила его профиль. Я включил пошаговую раскадровку и стал ждать.
Экипаж, дергаясь, медленно преодолевал разделяющее нас расстояние, а я думал о том, что если это все же была Таш, то Чара фактически из ее объятий поехал сегодня утром забирать меня.
Наконец ракурс начал меняться, возница махнул тростью, и я буквально вжался в резиновую чашечку видоискателя.
Нос у возницы был длинный.
Может, и не такой длинный, как у того, что повез Таш, – я просто не помнил его размеров, – но явно не короткий.
Я медленно сложил камеру в футляр, аккуратно закрыл его и встал.
Конечно, это был еще не приговор. Однако теперь я основательно приблизился к эшафоту.
Тяжело передвигая ставшие ватными ноги, я тащился к шоссе, а перед глазами упорно качалось лицо Таш – такое, каким я запомнил его над плечом Оклахомы.
Ни одна женщина Керста не смогла бы так лгать в любви. Землянки учились этому всю жизнь.
"В этом есть своя прелесть: быть один в другом", – сказала она тогда на Разделителе.
Могло так случиться, что именно Таш внушила Чаре мысль убрать меня насовсем?
Я летел в абсолютной темноте, выключив фонарик, и окружающий меня мрак просачивался через поры внутрь, отравляя черным ядом тоски. Мои подозрения не имели пока достаточно оснований, чтобы стать уверенностью, но я чувствовал, что так оно все и есть. Таш была резидентом роя. Таш хотела меня убрать. И спала она со мной, стараясь понять, как реализовать свой замысел попроще и побыстрее.
Мысли тянулись, переплетаясь одна с другой, как в вязком кошмаре горячечного бреда. Я чувствовал себя так, словно мое лицо облепила паутина. Пытаясь освободиться, я из последних сил цеплялся за короткую соломинку сомнений. В конце концов у меня до сих пор не было прямых доказательств принадлежности Таш к рою. Однако то, что я узнал сегодня, ложилось один к одному, не оставляя никаких зазоров. Вчерашний ее отъезд по "важным делам", сегодняшнее отсутствие на работе в момент связи резидента с базой, допрос Оклахомы, место секретаря Принцепса, фраза Чары "зайду и скажу", похожие интонации, знание экономики, контроль над эмоциями… Мало? Мне хватало.
Вначале она, видимо, просто заинтересовалась мной. А потом стала что-то подозревать. Желая разобраться, она пришла ко мне еще раз. А после подсекла Оклахому. Если б я не помешал ей, она бы взломала его блок. Я должен был сразу догадаться об этом. Керстянка ни за что бы не убежала, когда я вошел. А может, дело было даже вовсе не в блоке. Может, она думала, что я давно уже труп, а я оказался жив. Вот почему она смутилась и растерялась. Но тогда я не захотел этого понять.
"Один я здесь…" – вырвалось у меня при первой нашей встрече. Наверное, с этой фразы все и понеслось.
Я захотел поправить наголовник с локатором и с трудом разжал кулаки. Ногти врезались в кожу ладоней так, что из подушечки правой руки выступила кровь.
Таш отслеживала меня, а я слюнявыми губами пускал пузыри.
Это был не просто обман чувств. Это была ошибка разума. Абсолютное непонимание происходящего, приведшее к катастрофе.
Пискнул и зазвенел сигнал в ухе, и я привычно заложил правый вираж, определяя направление посадки. И вот тут, на вираже, у меня впервые за несколько дней остро кольнуло сердце. Собственно говоря, сердце клешнило, как я припомнил, уже около часа. Но, поскольку мысли мои были заняты другим, я до сих пор не обращал на это внимания. Тянуло слабо, и я, потерявшись в происходящем, вытеснял жалкое нытье под лопаткой куда-то за границу актуального. Теперь же я вдруг почувствовал, что нынешняя ночь вынимает из меня больше, чем я могу дать. Вероятно, к этому стоило отнестись серьезно. Но против того, что на меня свалилось, я был бессилен.
Растопырив пальцы, я ползал по отмели и даже сквозь шум близкой реки слышал, как сильно и неровно стучит мой загнанный адреналином моторчик. Я понимал, что двигатели запарываются чаще всего на форсаже, но ничего не мог с этим поделать. Наверное, кибердоктор помог бы мне сбросить обороты. Зря я его не взял. Теперь об этом можно было только сожалеть.
Наконец я нашел камеру и, устало усевшись тут же на камнях, вскрыл футляр.
Горящий индикатор уже не мог удивить меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93