Я продирался сквозь никак не кончающуюся ночь, механически сажая на каждом километре один из болтающихся на груди контейнеров. Это движение вокруг цирка казалось мне бесконечным. И когда я, закончив кольцевание, опустился на ноги рядом с поселком, мне хотелось только одного: немедленно уснуть там, где я стою.
Поселок и в самом деле был невелик. Мне показалось, что он состоит всего из шести-семи разбросанных в шахматном порядке домов. Точнее сосчитать я не мог. Туман в долине рассеялся, но было еще темно, и, кроме того, поселок буквально утопал в высоких кустах чинзара, за которыми ничего не было видно. Я подходил с подветренной стороны, задыхаясь от одуряющего запаха этих цветов. Кое-где из белой кипени проглядывали изящные силуэты крылец, веранд и вытянутых вверх крыш. Судя по всему, поселок был очень красив. Я даже удивился, что в Драном Углу могло вырасти такое чудо.
Пожалев, что мне так и не удастся полюбоваться здешней архитектурой, я поправил наголовник, сунул в ухо присоединенную к щупу горошину микрофона и отправился в обход поселка. Несмотря на непрекращающееся нытье спины, я не решился подняться в воздух даже на два метра. Все, что я мог позволить себе, – это настроить антиграв на малую тягу и шагать широким стелющимся шагом, едва отталкиваясь от земли. До рассвета оставалось не больше полупериода, но мне казалось, что я должен успеть.
Дома молчали. Скорее всего они были пусты. Приборы не фиксировали ни человеческих тел, ни лямбда-полей. Я не очень хорошо понимал, как может такой поселок оказаться брошенным, но между его строительством и нынешним днем лежала война, а после войны многое в жизни кажется необычным.
Я уже почти закончил обход, как сигнал в ухе заставил меня насторожиться. В ближнем к дороге домике кто-то был. Судя по высоте тона, масса существа была довольно большой, но, чтобы выяснить это точнее, надо было подобраться к домику достаточно близко. Пока я чуть ли не на корточках крался между кустов, небо начало светлеть. Пора было сматываться, иначе я мог нарваться на неприятности.
В домике спал человек. Я убедился в этом, когда из динамика моего уловителя послышался храп. Другое дело, что я не смог понять, один он там или с кем-то, но главное я знал теперь точно: поселок был обитаем, и обитаем ровно в такой степени, в какой может быть обитаем контрольный пост роя. Нельзя сказать, что этот вывод добавил мне энтузиазма, но зато теперь я начинал верить, что нахожусь на верном пути.
Глаза мои слипались, и в груди не переставало тянуть. Конечно, это было сравнительно невысокой ценой за выполненное задание. Однако я хорошо понимал, что в ближайшие часы цена может измениться. Чтобы этого не произошло, я должен был торопиться в гостиницу, где меня с нетерпением ожидал кибердоктор. Поэтому, быстро добравшись до дороги на Лайлес, я не стал отдыхать, а скатился к заросшей местной разновидностью камыша Тесеко и полетел, пока можно было летать, к морю. Когда окончательно рассвело, я был уже недалеко от устья, откуда пешком до города оставалось не больше, чем полпериода. Теперь я мог остановиться, чтобы переодеться и перекусить.
Рассвет я встречал, сидя под кустом мергса, устало жуя мятый сандвич. В лицо мне дул теплый и сырой ветер, принося облегчение горящему лицу и избитым рукам, с пальцев которых через пару дней начнет слезать кожа. Еще несколько часов назад я был высоко в горах, в двух шагах от давно манивших меня заснеженных пиков, а теперь сидел в сумрачном свете раннего утра на берегу лесной речки, чувствуя мрачное удовлетворение от того, что пока еще жив.
Я словно впервые переживал то отстраненное изумление, которое охватывает любого, скатывающегося вниз с только что покоренной вершины. Это странное ощущение. Тот, кто хоть раз ходил в горы, меня поймет. До этого ты весь день, а то и два ползешь вверх по леднику и скалам, висишь на лесенках, стоишь на страховке, проходишь, в кровь обдирая спину, камины и рубишь, как проклятый, ступени во льду. Потом ты еще пятнадцать минут тихо сидишь на крохотном пятачке вершины, любуешься видами и пьешь какой-нибудь сок. А потом наступает время спускаться. И тут обнаруживается, что то, что ты, корячась и срываясь, проходил вверх часами, укладывается при спуске в считанные минуты, Дюльфер на скалах, глиссер на снежнике, и вот уже тропа, и ты ошалело, со страшной скоростью летишь вниз под собственным весом, едва успевая по-лошадиному выбрасывать вперед ноги.
Остановиться нельзя – за тобой бегут другие. Споткнуться – значит пересчитать своим телом сотни метров острых камней. И ты бежишь! Бежишь так, как не бегал никогда в жизни. Бежишь на грани между восторженным полетом и смертельным падением. Бежишь, словно в этом беге для тебя заключен смысл жизни. А потом, совершенно одурев от этого гона, сидишь на лугу возле палаток, безразлично отмечая, что руки и ноги у тебя дрожат такой крупной дрожью, какая бывает, когда через человека пропускают ток. Однако сил прекратить это у тебя нет. И вот когда ты понимаешь, что не можешь даже изменить позу и лечь, приходит минута абсолютного, полного, практически безбрежного покоя – покоя, насквозь пронизывающего твое остывающее тело и уносящего тебя в неземное далеко.
Я сидел, обхватив колени руками, глядел на медленное течение реки и думал, что мне делать дальше.
Несмотря на то что большую часть ночи я летал на антиграве, я все-таки сильно устал. Ныло все тело, ломило в висках, и, конечно же, напоминало о себе сердце. Время от времени тугие пальцы неприятно сжимали и слегка скручивали его. Однако все это казалось мне теперь абсолютно не важным. Я находился в том странном состоянии, когда нервное возбуждение перекрывает физическую усталость. Сегодня ночью я наконец делал настоящее дело. И сделал его – не струсил, не сломался, не отвернул.
Сидя на берегу Тесеко, я впервые за много месяцев чувствовал себя приподнято. Однако мое прошлое не ушло от меня. Оно затаилось внутри, отступив на время. И поэтому радость моя была окрашена глухо сосущей под ложечкой тоской. Но даже этот суррогат радости был таким необычным для меня чувством, что некоторое время я сидел, не двигаясь, и, подняв лицо к небу, слушал отчетливо звучащую во мне музыку. Теперь это время прошло. Впереди меня ждала гостиница, желтые простыни и растянувшийся на долгие месяцы уход в информационный континуум.
Я встал и поднял рюкзак. Пора было идти. Я и вправду чувствовал себя неважно и нуждался в кибердокторе. Между тем мне еще предстояло ставить камеру слежения при дороге на Лайлес, да и в гостинице следовало, не откладывая, закончить сообщение для Давантари. Жаль только, что нельзя будет отправить его тут же. В констабуларии наверняка волнуются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Поселок и в самом деле был невелик. Мне показалось, что он состоит всего из шести-семи разбросанных в шахматном порядке домов. Точнее сосчитать я не мог. Туман в долине рассеялся, но было еще темно, и, кроме того, поселок буквально утопал в высоких кустах чинзара, за которыми ничего не было видно. Я подходил с подветренной стороны, задыхаясь от одуряющего запаха этих цветов. Кое-где из белой кипени проглядывали изящные силуэты крылец, веранд и вытянутых вверх крыш. Судя по всему, поселок был очень красив. Я даже удивился, что в Драном Углу могло вырасти такое чудо.
Пожалев, что мне так и не удастся полюбоваться здешней архитектурой, я поправил наголовник, сунул в ухо присоединенную к щупу горошину микрофона и отправился в обход поселка. Несмотря на непрекращающееся нытье спины, я не решился подняться в воздух даже на два метра. Все, что я мог позволить себе, – это настроить антиграв на малую тягу и шагать широким стелющимся шагом, едва отталкиваясь от земли. До рассвета оставалось не больше полупериода, но мне казалось, что я должен успеть.
Дома молчали. Скорее всего они были пусты. Приборы не фиксировали ни человеческих тел, ни лямбда-полей. Я не очень хорошо понимал, как может такой поселок оказаться брошенным, но между его строительством и нынешним днем лежала война, а после войны многое в жизни кажется необычным.
Я уже почти закончил обход, как сигнал в ухе заставил меня насторожиться. В ближнем к дороге домике кто-то был. Судя по высоте тона, масса существа была довольно большой, но, чтобы выяснить это точнее, надо было подобраться к домику достаточно близко. Пока я чуть ли не на корточках крался между кустов, небо начало светлеть. Пора было сматываться, иначе я мог нарваться на неприятности.
В домике спал человек. Я убедился в этом, когда из динамика моего уловителя послышался храп. Другое дело, что я не смог понять, один он там или с кем-то, но главное я знал теперь точно: поселок был обитаем, и обитаем ровно в такой степени, в какой может быть обитаем контрольный пост роя. Нельзя сказать, что этот вывод добавил мне энтузиазма, но зато теперь я начинал верить, что нахожусь на верном пути.
Глаза мои слипались, и в груди не переставало тянуть. Конечно, это было сравнительно невысокой ценой за выполненное задание. Однако я хорошо понимал, что в ближайшие часы цена может измениться. Чтобы этого не произошло, я должен был торопиться в гостиницу, где меня с нетерпением ожидал кибердоктор. Поэтому, быстро добравшись до дороги на Лайлес, я не стал отдыхать, а скатился к заросшей местной разновидностью камыша Тесеко и полетел, пока можно было летать, к морю. Когда окончательно рассвело, я был уже недалеко от устья, откуда пешком до города оставалось не больше, чем полпериода. Теперь я мог остановиться, чтобы переодеться и перекусить.
Рассвет я встречал, сидя под кустом мергса, устало жуя мятый сандвич. В лицо мне дул теплый и сырой ветер, принося облегчение горящему лицу и избитым рукам, с пальцев которых через пару дней начнет слезать кожа. Еще несколько часов назад я был высоко в горах, в двух шагах от давно манивших меня заснеженных пиков, а теперь сидел в сумрачном свете раннего утра на берегу лесной речки, чувствуя мрачное удовлетворение от того, что пока еще жив.
Я словно впервые переживал то отстраненное изумление, которое охватывает любого, скатывающегося вниз с только что покоренной вершины. Это странное ощущение. Тот, кто хоть раз ходил в горы, меня поймет. До этого ты весь день, а то и два ползешь вверх по леднику и скалам, висишь на лесенках, стоишь на страховке, проходишь, в кровь обдирая спину, камины и рубишь, как проклятый, ступени во льду. Потом ты еще пятнадцать минут тихо сидишь на крохотном пятачке вершины, любуешься видами и пьешь какой-нибудь сок. А потом наступает время спускаться. И тут обнаруживается, что то, что ты, корячась и срываясь, проходил вверх часами, укладывается при спуске в считанные минуты, Дюльфер на скалах, глиссер на снежнике, и вот уже тропа, и ты ошалело, со страшной скоростью летишь вниз под собственным весом, едва успевая по-лошадиному выбрасывать вперед ноги.
Остановиться нельзя – за тобой бегут другие. Споткнуться – значит пересчитать своим телом сотни метров острых камней. И ты бежишь! Бежишь так, как не бегал никогда в жизни. Бежишь на грани между восторженным полетом и смертельным падением. Бежишь, словно в этом беге для тебя заключен смысл жизни. А потом, совершенно одурев от этого гона, сидишь на лугу возле палаток, безразлично отмечая, что руки и ноги у тебя дрожат такой крупной дрожью, какая бывает, когда через человека пропускают ток. Однако сил прекратить это у тебя нет. И вот когда ты понимаешь, что не можешь даже изменить позу и лечь, приходит минута абсолютного, полного, практически безбрежного покоя – покоя, насквозь пронизывающего твое остывающее тело и уносящего тебя в неземное далеко.
Я сидел, обхватив колени руками, глядел на медленное течение реки и думал, что мне делать дальше.
Несмотря на то что большую часть ночи я летал на антиграве, я все-таки сильно устал. Ныло все тело, ломило в висках, и, конечно же, напоминало о себе сердце. Время от времени тугие пальцы неприятно сжимали и слегка скручивали его. Однако все это казалось мне теперь абсолютно не важным. Я находился в том странном состоянии, когда нервное возбуждение перекрывает физическую усталость. Сегодня ночью я наконец делал настоящее дело. И сделал его – не струсил, не сломался, не отвернул.
Сидя на берегу Тесеко, я впервые за много месяцев чувствовал себя приподнято. Однако мое прошлое не ушло от меня. Оно затаилось внутри, отступив на время. И поэтому радость моя была окрашена глухо сосущей под ложечкой тоской. Но даже этот суррогат радости был таким необычным для меня чувством, что некоторое время я сидел, не двигаясь, и, подняв лицо к небу, слушал отчетливо звучащую во мне музыку. Теперь это время прошло. Впереди меня ждала гостиница, желтые простыни и растянувшийся на долгие месяцы уход в информационный континуум.
Я встал и поднял рюкзак. Пора было идти. Я и вправду чувствовал себя неважно и нуждался в кибердокторе. Между тем мне еще предстояло ставить камеру слежения при дороге на Лайлес, да и в гостинице следовало, не откладывая, закончить сообщение для Давантари. Жаль только, что нельзя будет отправить его тут же. В констабуларии наверняка волнуются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93