Тяжело дыша, Таш вздрагивала и извивалась под моим натиском, но одновременно сама очень изобретательно обхаживала меня и так и не допустила, забывшись по-настоящему, ни одного неверного движения, не издала ни одного неконтролируемого звука.
В отчаянии я стал исследовать каждый квадратный миллиметр ее кожи. Перевернув ее, я проталкивался языком в тазовые углубления над татуировкой бабочки-капи, гладил по голове, кусал за бедра – все было тщетно. Стоя над ней на коленях, я в отчаянии засунул руки ей под мышки и, упершись большими пальцами в подмышечные впадины, попытался сгрести в пригоршню лопатки. Однако намерение свое я выполнить не успел. Ибо в ту же секунду уловил пробивший тело Таш импульс.
Развивая успех, я пошевелил пальцами, а потом, когда Таш снова непроизвольно дернулась, поднял ее правую руку и впился туда губами. И сразу рухнула и разлетелась вдребезги хрустальная стена, невидимым барьером разделявшая нас до этого. Взмыл и рассыпался в небе искрами фейерверк карнавального салюта. Таш громко стонала, умирая и плавясь от моих прикосновений, ее руки то стискивали меня, то бессильно соскальзывали с плеч, падая на простыни. Горячее тело порывисто изгибалось, с силой прижимаясь ко мне, больно вдавливаясь в бедра и грудь, и ослабевало разом, словно Таш на секунду теряла сознание. Не убирая рук из-под мышек, переплетясь с ней мертвым узлом, я ласкал ее ногами, губами, членом и языком, ловя каждое движение, каждый стон или вскрик – так, как вслушивается в серебристые звуки настройщик музыкального инструмента.
Сознание мое отключилось. Я просто не мог думать ни о чем, захлестнутый бурей сводящих с ума ощущений. Мои пальцы стали необыкновенно чуткими, и, касаясь каждой впадинки и выпуклости, я словно перебирал эфирные струны, вызывая к жизни волшебную музыку надзвездных сфер. Правая моя рука намертво вклеилась под мышку Таш, а левая, раздвинув ее ноги, тонула в захлебывающейся от клейкой влаги щели. Таш билась в моих руках, как рыба на крючке, и каждое движение пальцев исторгало из ее груди дивный, пьянящий меня стон. Только теперь Таш полностью отдалась мне. Не в силах больше сдерживаться, она трясла меня за плечи, хрипло крича:
– Ну давай же! Давай! Давай наконец!
– Сейчас, – шептал я, кусая и целуя в сладкой пытке бархатистые мочки ее ушей. – Сейчас, погоди немного, еще чуточку, самую малость. Ты ведь чувствуешь? Ты чувствуешь, как я невыносимо хочу тебя? Потрогай моего мальчика. Правда, он словно копье Безумного Латника? Там на конце горит пламя! Я спалю тебя этим факелом. Когда он пронзит тебя, ты почувствуешь, что внутри зажглась звезда. Берегись! Я отделаю тебя так, что глаза твои вылезут на лоб и ты будешь орать во весь голос. Я возьму тебя с потрохами. Я выпью тебя до капельки и обсосу каждую косточку. Держись за землю, девочка, я уже иду.
Давно я не был в таком ударе. Я вошел в нее так, как обычно бросают корабль на абордаж. Осатанев, я бил в нее, словно взламывал тараном ворота родового замка моего заклятого врага. Я даже не слышал криков Таш, кончавшей теперь беспрерывно. Ветер победы пел в моей груди. Я снова был в бою, разгоняя свой рейдер навстречу скрещивающимся лазерным лучам, подныривая и уходя, крутя на десяти «g» смертельные виражи и срываясь от солнца в атаку, в атаку, в атаку!
Таш давно уже не кричала, хрипло умоляя остановиться, но я вздергивал ее вновь и вновь, и она, подчиняясь, снова и снова взлетала к зениту, взрываясь и падая, прижимаясь ко мне и обвисая в моих объятиях, царапая мне плечи, скрежеща зубами, хватая за волосы, ругаясь и впиваясь в меня, и замирала, обессилев, чтобы через несколько минут снова хрипеть, и рвать меня пальцами, и неистовствовать, раз за разом взмывая от форте через фортиссимо к ураганному финалу.
Очнулся я оттого, что понял, что Таш лежит абсолютно без движения, и испугался, решив, что она потеряла сознание. Застыв над ней, я словно выныривал из омута, пробиваясь сквозь мутную многометровую толщу воды к светлеющему над головой далекому небу. Странно было, что мое сердце не лопнуло от этой безумной скачки. Ему давно полагалось разойтись по швам.
Я смотрел на неподвижное лицо вытянувшейся без сил на скомканных простынях Таш, на ее серебристые, разметавшиеся по валику локоны, на вздувшиеся соски и стройные, слегка раздвинутые бедра, и огромная нежность к этой девушке переполняла меня, теплой кровью пульсировала у ушей, забытым мужеством разливалась в мышцах, транквилизатором утишала нервную дрожь. Я так и не взял финального аккорда, но чувство удовлетворения было таким глубоким и всеобъемлющим, что я не двигался, боясь его расплескать.
Длинные ресницы Таш дрогнули, и вдруг неожиданно, так, что я зажмурился от брызнувшего света, мне навстречу распахнулись ее когда-то прозрачные, а теперь ставшие золотистыми глаза.
– Великий дракон! – прошептала она слабым еще голосом и пошевелилась, пытаясь подняться на локте. – Что это было?
– Не знаю, – сказал я, вытягиваясь рядом и обнимая ее рукой. – Наверное, смерть.
– Нет, – медленно, словно раздумывая, произнесла Таш. Лежа на спине, она неподвижно смотрела в покрытый желтыми и зелеными квадратами потолок, будто надеялась отыскать там ответ. – Это была не смерть…
– Хочешь, я отнесу тебя в душ, – предложил я.
– В душ? – Она снова зашевелилась и наконец, опираясь на валик, приподнялась и села, обхватив руками колени. – Да… Попозже…
Что-то тревожное было рядом, таилось в падающих на ворс покрытия тенях, но что – я никак не мог понять.
– Пора идти, – вдруг сказала Таш, поднимая голову.
– Зачем? – по-дурацки спросил я, разом осознавая, что меня мучило и чего я боялся с той самой минуты, как пришел в себя.
Чудо кончилось и больше не должно было повториться. Я хотел удержать выскальзывающее из пальцев мгновение, хотя знал, что это безнадежно.
– Ты придешь ко мне еще раз? – спросил я на всякий случай.
– Не стоит. – Таш покачала головой и, подвинувшись к краю кровати, спустила ноги на пол. – Так будет лучше. Ты же знаешь мое правило.
– Да, – согласился я. – Меня предупредили.
Я давно уже не ждал ничего от жизни и научился относиться к каждому подарку судьбы как к случайному событию, состоявшемуся по ошибке или недосмотру Плетущей Нить, Я понимал, что Таш неизбежно должна уйти от меня, но было все равно грустно и даже немного больно.
"Не будь свиньей, – сказал я себе. – И не дергай за хвост спящего дракона. Еще десять минут назад ты был невероятно счастлив. Скажи спасибо, что Таш вообще согласилась встретиться с тобой. У тебя давно ничего такого не было. И вообще могло никогда не быть".
– Ты привезешь мне экипаж? – спросила Таш.
– Конечно.
Я еще раз оглядел ее, стараясь сохранить в памяти такой, какой она была сейчас – нагой, стройной, невероятно красивой, сидящей на краю моей кровати, и быстро вышел, почти выбежал, стараясь избавиться от соблазна сесть рядом, обнять и, мягко повалив назад, снова погрузиться ртом в горячие, жадные, припухшие за последние полтора часа губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
В отчаянии я стал исследовать каждый квадратный миллиметр ее кожи. Перевернув ее, я проталкивался языком в тазовые углубления над татуировкой бабочки-капи, гладил по голове, кусал за бедра – все было тщетно. Стоя над ней на коленях, я в отчаянии засунул руки ей под мышки и, упершись большими пальцами в подмышечные впадины, попытался сгрести в пригоршню лопатки. Однако намерение свое я выполнить не успел. Ибо в ту же секунду уловил пробивший тело Таш импульс.
Развивая успех, я пошевелил пальцами, а потом, когда Таш снова непроизвольно дернулась, поднял ее правую руку и впился туда губами. И сразу рухнула и разлетелась вдребезги хрустальная стена, невидимым барьером разделявшая нас до этого. Взмыл и рассыпался в небе искрами фейерверк карнавального салюта. Таш громко стонала, умирая и плавясь от моих прикосновений, ее руки то стискивали меня, то бессильно соскальзывали с плеч, падая на простыни. Горячее тело порывисто изгибалось, с силой прижимаясь ко мне, больно вдавливаясь в бедра и грудь, и ослабевало разом, словно Таш на секунду теряла сознание. Не убирая рук из-под мышек, переплетясь с ней мертвым узлом, я ласкал ее ногами, губами, членом и языком, ловя каждое движение, каждый стон или вскрик – так, как вслушивается в серебристые звуки настройщик музыкального инструмента.
Сознание мое отключилось. Я просто не мог думать ни о чем, захлестнутый бурей сводящих с ума ощущений. Мои пальцы стали необыкновенно чуткими, и, касаясь каждой впадинки и выпуклости, я словно перебирал эфирные струны, вызывая к жизни волшебную музыку надзвездных сфер. Правая моя рука намертво вклеилась под мышку Таш, а левая, раздвинув ее ноги, тонула в захлебывающейся от клейкой влаги щели. Таш билась в моих руках, как рыба на крючке, и каждое движение пальцев исторгало из ее груди дивный, пьянящий меня стон. Только теперь Таш полностью отдалась мне. Не в силах больше сдерживаться, она трясла меня за плечи, хрипло крича:
– Ну давай же! Давай! Давай наконец!
– Сейчас, – шептал я, кусая и целуя в сладкой пытке бархатистые мочки ее ушей. – Сейчас, погоди немного, еще чуточку, самую малость. Ты ведь чувствуешь? Ты чувствуешь, как я невыносимо хочу тебя? Потрогай моего мальчика. Правда, он словно копье Безумного Латника? Там на конце горит пламя! Я спалю тебя этим факелом. Когда он пронзит тебя, ты почувствуешь, что внутри зажглась звезда. Берегись! Я отделаю тебя так, что глаза твои вылезут на лоб и ты будешь орать во весь голос. Я возьму тебя с потрохами. Я выпью тебя до капельки и обсосу каждую косточку. Держись за землю, девочка, я уже иду.
Давно я не был в таком ударе. Я вошел в нее так, как обычно бросают корабль на абордаж. Осатанев, я бил в нее, словно взламывал тараном ворота родового замка моего заклятого врага. Я даже не слышал криков Таш, кончавшей теперь беспрерывно. Ветер победы пел в моей груди. Я снова был в бою, разгоняя свой рейдер навстречу скрещивающимся лазерным лучам, подныривая и уходя, крутя на десяти «g» смертельные виражи и срываясь от солнца в атаку, в атаку, в атаку!
Таш давно уже не кричала, хрипло умоляя остановиться, но я вздергивал ее вновь и вновь, и она, подчиняясь, снова и снова взлетала к зениту, взрываясь и падая, прижимаясь ко мне и обвисая в моих объятиях, царапая мне плечи, скрежеща зубами, хватая за волосы, ругаясь и впиваясь в меня, и замирала, обессилев, чтобы через несколько минут снова хрипеть, и рвать меня пальцами, и неистовствовать, раз за разом взмывая от форте через фортиссимо к ураганному финалу.
Очнулся я оттого, что понял, что Таш лежит абсолютно без движения, и испугался, решив, что она потеряла сознание. Застыв над ней, я словно выныривал из омута, пробиваясь сквозь мутную многометровую толщу воды к светлеющему над головой далекому небу. Странно было, что мое сердце не лопнуло от этой безумной скачки. Ему давно полагалось разойтись по швам.
Я смотрел на неподвижное лицо вытянувшейся без сил на скомканных простынях Таш, на ее серебристые, разметавшиеся по валику локоны, на вздувшиеся соски и стройные, слегка раздвинутые бедра, и огромная нежность к этой девушке переполняла меня, теплой кровью пульсировала у ушей, забытым мужеством разливалась в мышцах, транквилизатором утишала нервную дрожь. Я так и не взял финального аккорда, но чувство удовлетворения было таким глубоким и всеобъемлющим, что я не двигался, боясь его расплескать.
Длинные ресницы Таш дрогнули, и вдруг неожиданно, так, что я зажмурился от брызнувшего света, мне навстречу распахнулись ее когда-то прозрачные, а теперь ставшие золотистыми глаза.
– Великий дракон! – прошептала она слабым еще голосом и пошевелилась, пытаясь подняться на локте. – Что это было?
– Не знаю, – сказал я, вытягиваясь рядом и обнимая ее рукой. – Наверное, смерть.
– Нет, – медленно, словно раздумывая, произнесла Таш. Лежа на спине, она неподвижно смотрела в покрытый желтыми и зелеными квадратами потолок, будто надеялась отыскать там ответ. – Это была не смерть…
– Хочешь, я отнесу тебя в душ, – предложил я.
– В душ? – Она снова зашевелилась и наконец, опираясь на валик, приподнялась и села, обхватив руками колени. – Да… Попозже…
Что-то тревожное было рядом, таилось в падающих на ворс покрытия тенях, но что – я никак не мог понять.
– Пора идти, – вдруг сказала Таш, поднимая голову.
– Зачем? – по-дурацки спросил я, разом осознавая, что меня мучило и чего я боялся с той самой минуты, как пришел в себя.
Чудо кончилось и больше не должно было повториться. Я хотел удержать выскальзывающее из пальцев мгновение, хотя знал, что это безнадежно.
– Ты придешь ко мне еще раз? – спросил я на всякий случай.
– Не стоит. – Таш покачала головой и, подвинувшись к краю кровати, спустила ноги на пол. – Так будет лучше. Ты же знаешь мое правило.
– Да, – согласился я. – Меня предупредили.
Я давно уже не ждал ничего от жизни и научился относиться к каждому подарку судьбы как к случайному событию, состоявшемуся по ошибке или недосмотру Плетущей Нить, Я понимал, что Таш неизбежно должна уйти от меня, но было все равно грустно и даже немного больно.
"Не будь свиньей, – сказал я себе. – И не дергай за хвост спящего дракона. Еще десять минут назад ты был невероятно счастлив. Скажи спасибо, что Таш вообще согласилась встретиться с тобой. У тебя давно ничего такого не было. И вообще могло никогда не быть".
– Ты привезешь мне экипаж? – спросила Таш.
– Конечно.
Я еще раз оглядел ее, стараясь сохранить в памяти такой, какой она была сейчас – нагой, стройной, невероятно красивой, сидящей на краю моей кровати, и быстро вышел, почти выбежал, стараясь избавиться от соблазна сесть рядом, обнять и, мягко повалив назад, снова погрузиться ртом в горячие, жадные, припухшие за последние полтора часа губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93