Все то время, которое я шел дворцовым радиусом, пополам рассекающим административный квартал, меня не оставляло чувство, что сейчас я буду арестован. Я прекрасно понимал, что о случившемся с Чарой и Корой никому еще не известно, а даже если б и было известно, вряд ли бы кто-нибудь догадался связать их исчезновение со мной. Но спину неотвязно кололи иголочки чужих угрюмых взглядов, мутный страх предательски плескался в желудке, а ноющее предплечье не давало забыть, что от главной улики мне не избавиться еще несколько дней. Л только когда знакомый солдатик в карауле приветственно махнул мне рукой и посторонился, пропуская внутрь, я смог немного расслабиться и переключиться на то, что ждало меня впереди.
После схватки с Чарой и Корой я некоторое время чувствовал себя так, словно пустил чистого кислорода в шлем. Теперь перевозбуждение начало спадать, и я осознан, как много зависит от предстоящей встречи. Я не мог ждать помощи ни от констабулария, ни от "теней". «Тени» ничего не теряли во время мятежа и, кроме того, были гораздо слабее чистильщиков и "волчат". Констабуларий же не имел права серьезно вмешиваться в дела неприсоединенной планеты, а если бы и имел, Давантари ни за что не посмел бы выбросить десант без санкции Амалазунты. Сегодня я мог надеяться только на себя, и, значит, все зависело от того, сумею я сейчас продавить Принцепса или нет.
Собравшись с духом, словно перед схваткой, я рывком распахнул дверь приемной и замер. Сначала мне показалось, что я попал не туда. Я привык, что приемная Принцепса пуста, однако на этот раз в ней сидело не менее десятка людей, а главное, из-за стола Таш на меня взирала какая-то незнакомая девица с аквамариновыми волосами, одетая в безумное желто-зеленое платье из полупрозрачного стаффа. Я понял, что что-то случилось, но разбираться мне было некогда, и, чувствуя себя камнем, выпущенным из пращи, я решительно задвинул дверь и, шагнув вперед, коротко осведомился, где Таш.
– Она ушла, – отозвалась девица, медленно осматривая меня с головы до ног.
Больше всего на свете мне хотелось узнать, что произошло с Таш, но спрашивать сейчас об этом было чистейшим безумием.
– Кто у Принцепса? – быстро продолжал я, не давая усомниться в моем праве задавать вопросы.
– Газетчик из "Сильного голоса". А что…
– Табличку! – потребовал я, не снижая напора, – и чем писать.
Неожиданно для себя я почувствовал, как взбухают на скулах бугристые желваки. Волна непонятной ярости поднялась во мне и, словно цунами, грозя обрушиться жуткой стеной на любое препятствие, понесла со страшной скоростью сквозь наполненное свистом ветра пространство.
Практически не задумываясь, я быстро написал: "Немедленно прошу встречи. Тера" – и, вручив табличку девице, властно сжал ей плечо.
– Давай, малыш, – сказал я, с трудом разжимая челюсти. – Время не ждет.
Не глядя на сидящих в приемной, я отошел от стола и, скрестив руки на груди, стал ждать. Через минуту дверь отодвинулась, и возникшая в проеме секретарша сделала приглашающий жест рукой.
– Он сказал: "Пусть войдет", – обращаясь не столько ко мне, сколько к остальной публике, объявила она.
Я наклонил голову и, упрямо глядя перед собой, шагнул вперед.
Принцепс сидел за столом и рассуждал, вертя в пальцах чернильную палочку.
– Последнее заседание Административного совета еще глубже прочертило наш курс. Взвешенный подход не должен останавливать пенящийся процесс Восстановления – возвестил он, когда я задвигал дверь.
Стараясь не шуметь, я двинулся в угол кабинета, где стояло большое кресло.
– Это высокий народ, – продолжал между тем Принцепс, – и им трудно руководить. Для того чтобы быть такого же роста, каждый член Совета должен забыть себя. Наша работа как вечный бой, но мы все знаем свой долг.
Я отвернулся и стал рассматривать передвинутый теперь к противоположной стене культовый шар Каса. Эти слова я уже слышал раньше и не один раз.
"Вечный бой… – думал я, надеясь, что увлеченный беседой Принцепс не видит моего лица. – Я бы не смог говорить об этом с таким восторгом. Мне стало бы стыдно. Какой может быть восторг в том, что ты все время живешь за чертой жизни? Привыкнуть к такому нельзя, как ни старайся, зато можно озвереть. Вечный бой всех проверяет на человечность и всех ломает. Нельзя побывать в вечном бою и остаться таким, каким ты был до этого. Я помню Клааса, и Волка, и Длинного Ньяму. Я перестал искать встреч с ними, когда понял, что они все равно не видят меня".
Вокруг дракона, парящего внутри шара, клубился фиолетовый дым и вспыхивали зеленые искорки. Внезапно дракон озарился красным и так же мгновенно снова стал фиолетовым. Принцепс постучал палочкой по столу и ясным голосом сказал:
– Наша цель – богатый и счастливый Керст!
"Конечно, они ни в чем не виноваты, – продолжал думать я, глядя пустыми глазами на быстро темнеющее окно. – Это происходит незаметно. Я знаю, как это бывает. Сперва ты упорно гонишь мысли об отдыхе, и у тебя все получается, и от этого ты чувствуешь себя героем, настоящим мужчиной, покорителем планет. Но стоит тебе хоть ненадолго остаться одному, как наваливается безумная усталость – такая, что ты ненавидишь даже тех, кто помогает тебе. И тут ты с ужасом понимаешь, что это теперь навсегда, поскольку отозвать тебя отсюда некому, а отступить самому – значит предать дело, которому взялся служить. И тогда ты осознаешь, что погиб. Ведь у тебя, по существу, нет выбора. Теперь ты согласен умереть, лишь бы не воевать. Но даже этот выход для тебя закрыт. Кто знает близко эту жизнь, никогда не будет гордиться или восхищаться ею. Только непосвященным кажется, что там, на передних рубежах и форпостах, несут свою бесстрашную вахту мужественные, железные люди, элитный отряд человечества, ведущий борьбу с мраком и злом. Никто даже не догадывается, о чем мечтают эти вахтеры, проваливаясь в сон в своих тесных, вонючих караулках. Они мечтают, чтобы кошмар, в который они попали, кончился любой ценой".
Интервью завершалось. Я видел это по количеству лозунгов, которые изрекал Принцепс. Наконец он иссяк, корреспондент засунул таблички в сумку, коснулся носа и, не задерживаясь, выкатился в приемную. Я встал и, петляя между резными фигурками и тотемами, направился к столу. Принцепс выжидательно смотрел на меня, и я понял, что он боится того, что я собираюсь ему сказать. Я радостно прищурился. Начало было хорошим. Страх угнетает волю и делает людей более податливыми. Я представил себе, что держу Принцепса в руках, и сконцентрировался на ладонях. Когда я подходил к столу, они уже горели, а подушечки пальцев даже слегка кололо.
– Что-то случилось? – спросил Принцепс, против обыкновения привстав с кресла. – Ты что-то почувствовал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
После схватки с Чарой и Корой я некоторое время чувствовал себя так, словно пустил чистого кислорода в шлем. Теперь перевозбуждение начало спадать, и я осознан, как много зависит от предстоящей встречи. Я не мог ждать помощи ни от констабулария, ни от "теней". «Тени» ничего не теряли во время мятежа и, кроме того, были гораздо слабее чистильщиков и "волчат". Констабуларий же не имел права серьезно вмешиваться в дела неприсоединенной планеты, а если бы и имел, Давантари ни за что не посмел бы выбросить десант без санкции Амалазунты. Сегодня я мог надеяться только на себя, и, значит, все зависело от того, сумею я сейчас продавить Принцепса или нет.
Собравшись с духом, словно перед схваткой, я рывком распахнул дверь приемной и замер. Сначала мне показалось, что я попал не туда. Я привык, что приемная Принцепса пуста, однако на этот раз в ней сидело не менее десятка людей, а главное, из-за стола Таш на меня взирала какая-то незнакомая девица с аквамариновыми волосами, одетая в безумное желто-зеленое платье из полупрозрачного стаффа. Я понял, что что-то случилось, но разбираться мне было некогда, и, чувствуя себя камнем, выпущенным из пращи, я решительно задвинул дверь и, шагнув вперед, коротко осведомился, где Таш.
– Она ушла, – отозвалась девица, медленно осматривая меня с головы до ног.
Больше всего на свете мне хотелось узнать, что произошло с Таш, но спрашивать сейчас об этом было чистейшим безумием.
– Кто у Принцепса? – быстро продолжал я, не давая усомниться в моем праве задавать вопросы.
– Газетчик из "Сильного голоса". А что…
– Табличку! – потребовал я, не снижая напора, – и чем писать.
Неожиданно для себя я почувствовал, как взбухают на скулах бугристые желваки. Волна непонятной ярости поднялась во мне и, словно цунами, грозя обрушиться жуткой стеной на любое препятствие, понесла со страшной скоростью сквозь наполненное свистом ветра пространство.
Практически не задумываясь, я быстро написал: "Немедленно прошу встречи. Тера" – и, вручив табличку девице, властно сжал ей плечо.
– Давай, малыш, – сказал я, с трудом разжимая челюсти. – Время не ждет.
Не глядя на сидящих в приемной, я отошел от стола и, скрестив руки на груди, стал ждать. Через минуту дверь отодвинулась, и возникшая в проеме секретарша сделала приглашающий жест рукой.
– Он сказал: "Пусть войдет", – обращаясь не столько ко мне, сколько к остальной публике, объявила она.
Я наклонил голову и, упрямо глядя перед собой, шагнул вперед.
Принцепс сидел за столом и рассуждал, вертя в пальцах чернильную палочку.
– Последнее заседание Административного совета еще глубже прочертило наш курс. Взвешенный подход не должен останавливать пенящийся процесс Восстановления – возвестил он, когда я задвигал дверь.
Стараясь не шуметь, я двинулся в угол кабинета, где стояло большое кресло.
– Это высокий народ, – продолжал между тем Принцепс, – и им трудно руководить. Для того чтобы быть такого же роста, каждый член Совета должен забыть себя. Наша работа как вечный бой, но мы все знаем свой долг.
Я отвернулся и стал рассматривать передвинутый теперь к противоположной стене культовый шар Каса. Эти слова я уже слышал раньше и не один раз.
"Вечный бой… – думал я, надеясь, что увлеченный беседой Принцепс не видит моего лица. – Я бы не смог говорить об этом с таким восторгом. Мне стало бы стыдно. Какой может быть восторг в том, что ты все время живешь за чертой жизни? Привыкнуть к такому нельзя, как ни старайся, зато можно озвереть. Вечный бой всех проверяет на человечность и всех ломает. Нельзя побывать в вечном бою и остаться таким, каким ты был до этого. Я помню Клааса, и Волка, и Длинного Ньяму. Я перестал искать встреч с ними, когда понял, что они все равно не видят меня".
Вокруг дракона, парящего внутри шара, клубился фиолетовый дым и вспыхивали зеленые искорки. Внезапно дракон озарился красным и так же мгновенно снова стал фиолетовым. Принцепс постучал палочкой по столу и ясным голосом сказал:
– Наша цель – богатый и счастливый Керст!
"Конечно, они ни в чем не виноваты, – продолжал думать я, глядя пустыми глазами на быстро темнеющее окно. – Это происходит незаметно. Я знаю, как это бывает. Сперва ты упорно гонишь мысли об отдыхе, и у тебя все получается, и от этого ты чувствуешь себя героем, настоящим мужчиной, покорителем планет. Но стоит тебе хоть ненадолго остаться одному, как наваливается безумная усталость – такая, что ты ненавидишь даже тех, кто помогает тебе. И тут ты с ужасом понимаешь, что это теперь навсегда, поскольку отозвать тебя отсюда некому, а отступить самому – значит предать дело, которому взялся служить. И тогда ты осознаешь, что погиб. Ведь у тебя, по существу, нет выбора. Теперь ты согласен умереть, лишь бы не воевать. Но даже этот выход для тебя закрыт. Кто знает близко эту жизнь, никогда не будет гордиться или восхищаться ею. Только непосвященным кажется, что там, на передних рубежах и форпостах, несут свою бесстрашную вахту мужественные, железные люди, элитный отряд человечества, ведущий борьбу с мраком и злом. Никто даже не догадывается, о чем мечтают эти вахтеры, проваливаясь в сон в своих тесных, вонючих караулках. Они мечтают, чтобы кошмар, в который они попали, кончился любой ценой".
Интервью завершалось. Я видел это по количеству лозунгов, которые изрекал Принцепс. Наконец он иссяк, корреспондент засунул таблички в сумку, коснулся носа и, не задерживаясь, выкатился в приемную. Я встал и, петляя между резными фигурками и тотемами, направился к столу. Принцепс выжидательно смотрел на меня, и я понял, что он боится того, что я собираюсь ему сказать. Я радостно прищурился. Начало было хорошим. Страх угнетает волю и делает людей более податливыми. Я представил себе, что держу Принцепса в руках, и сконцентрировался на ладонях. Когда я подходил к столу, они уже горели, а подушечки пальцев даже слегка кололо.
– Что-то случилось? – спросил Принцепс, против обыкновения привстав с кресла. – Ты что-то почувствовал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93