Мы миновали очередь любителей неприятных сцен, которая растянулась на весь коридор. Кулхен провел меня через дверь в довольно большую комнату, где от запаха формалина у меня заслезились глаза. Уж лучше нюхать пот в зале наверху, чем этот формалин. Запах был настолько сильным, что поначалу было даже незаметно, что в помещении работал кондиционер. Вдоль стен в открытых ящиках лежали рядами трупы. Это были погибшие от жары старики и разные бродяги. Неприятный способ найти себе прохладное помещение.
Кулхен провел меня в соседнюю маленькую комнату, где на мраморном столе лежал мертвец, а вокруг него стояли четверо мужчин и женщина. Его тело было прикрыто простыней, а на лице – влажная белая масса. Ее накладывал плотный мужчина с темными волосами, лет сорока, на шее у него болталось полотенце. Увидев нас, он заволновался и сказал:
– Мы из Норт-Вестернского университета, офицер, и у нас есть разрешение снять с него гипсовую маску.
Группа состояла из нескольких молодых парней лет по двадцать и очень хорошенькой девушки с короткой стрижкой темных волос. Как я успел заметить, они не обрадовались моему появлению.
– Я не полицейский, – успокоил их я, а Кулхен прошептал:
– Они делают посмертную маску для Норт-Вестернского музея криминологии.
Никогда не слышал о подобном музее, но мне было на него наплевать.
– Мне нужно на него посмотреть, – сказал я старшему, наверное, он был профессором, а остальные – его студентами.
– Но мы пока не можем снять маску, – нервно возразил он.
– Мне не нужно лицо, я его уже видел, – ответил я. Откинув простыню, я осмотрел тело, обращая внимание на разные шрамы. У меня была своя аудитория – в нескольких футах от меня за стеклянной перегородкой проходили зеваки с открытыми ртами. Они показывали пальцами и делали снимки. Их болтовня почти не доносилась сквозь тяжелое стекло и была похожа на жужжание насекомых.
Перед тем как уйти, я взглянул на плотного профессора и сказал:
– Если вы из Норт-Вестернского университета, почему на вашем полотенце имеется надпись «Воршем-колледж»?
Он посмотрел на тряпку и нервно сглотнул.
– Мы... мы... часто обмениваемся идеями с факультетом Воршема.
– Ну да, и полотенцами тоже!
Он снова сглотнул слюну. Я вывел смущенного Кулхена за руку в большую комнату, где мертвецы, казалось, подслушивали нас, и сказал:
– Воршем – училище для специалистов по похоронам. Эти люди практикуются здесь за ваш счет.
– О, Боже...
– Лучше выгнать их отсюда. Одно дело – разрешить прийти сюда действительно студентам университета, вам за это ничего не будет. Но если узнают, что вы разрешали гробовщикам практиковаться в изготовлении посмертных масок на таком важном вещественном доказательстве, вас могут выгнать с работы.
Он мрачно кивнул головой. Я пошел за ним подальше от запаха формалина и поднялся по лестнице в зал, где воздух был пропитан потом.
Кулхен нашел свободного копа и велел ему выдворить студентов и их профессора-бальзамировщика. Затем он повернулся и с раздражением посмотрел на меня. Его маленькие усики дергались над надутыми губами.
– Вы все еще здесь? – спросил он. Но на этот вопрос никакого ответа не требовалось.
– Вы могли бы поблагодарить меня.
– Спасибо. Вы уже получили удовольствие на свои десять долларов, а теперь убирайтесь.
Я по-дружески положил ему руку на плечо и повел в коридор. Он вновь надул губы, но мне показалось, что ему это понравилось.
– Мистер Кулхен, у меня еще одна просьба к вам, на Другие десять долларов. Между прочим, у меня имеется еще двадцать долларов.
Он закивал головой и даже улыбнулся.
Я снял руку с его плеча и сказал:
– Мне нужно посмотреть отчет о вскрытии.
– Зачем? – немного подумав, спросил он.
– А почему бы и нет?
Он еще подумал.
– Вы кто? Репортер?
– Я просто тот, у кого есть двадцать долларов.
Он протянул руку за деньгами.
– Должен вам сказать, что это стоит гораздо дороже. Имеется только две копии. Я положил ему в руку десятку.
– Мне не нужна копия. Я даже не стану ничего записывать. Мне просто нужно прочитать отчет.
Он снова задумался, но ненадолго. Крепко зажал в руке десятку и, коснувшись моей руки, сказал:
– Стойте здесь.
Я стоял, как приклеенный. Вскоре Кулхен вернулся с тремя листочками бумаги и протянул их мне.
Это была копия протокола коронера – две исписанные страницы стандартной формы, а третья – заключение с описанием видов ранений и состоянием отдельных органов убитого человека. Там были интересные детали. Я читал эту страницу в течение пяти минут, стараясь запомнить важные для меня сведения. Кулхен стоял рядом, как тощая статуя. Вскоре я вернул ему копии, передал еще одну десятку и зашагал впереди него в приемную, где пришлось пробираться через шумную вонючую толпу.
Толстую блондинку в платье в горошек прижали ко мне. Она красила губы, глядя в зеркальце пудреницы, пока мы пробирались сквозь море плоти. Ей удалось накрасить губы и одновременно поговорить со мной.
– Я разочарована, – сказала она, обращаясь ко мне. – Он совсем не похож на фотографии в газетах. Просто обычный мертвец. Но, черт побери, я, пожалуй, снова встану в очередь и посмотрю на него еще раз!
– Прекрасная идея, – ответил я, и нас выдавило сквозь дверь в горячий свежий воздух. Парень в оранжевой кепке и галстуке вернулся со свежим подносом льда и апельсинового сока. Я не смог удержаться, купил стаканчик и залпом опустошил его. Сок был холодный и приятный на вкус. После проведенного в морге времени начинаешь ценить такие мелочи жизни.
По дороге к своей машине я увидел какого-то папашу с плачущим мальчиком лет одиннадцати. Одну руку отец держал на плече сына, а другой, с зажатой в ней кровавой тряпкой, помахивал в такт ходьбе.
– Я хотел, чтобы ты сам увидел все и получил урок морали. Ведь так говорит Мелвин Пурвин: «Преступление ничем не оправдано»! Запомни это.
При этом папаша не забывал помахивать окровавленным обрывком платка.
Пока я ехал к «Бэнкерс билдинг» в надежде застать там Коули и Пурвина, я думал об этом.
24
Казалось, они обрадовались мне.
Коули в коричневом свободном костюме стоял рядом с большим, покрытым стеклом столом, за которым сидел щегольски одетый Пурвин. На сей раз в приемной не было юноши, который пытался бы остановить меня. Было уже почти шесть часов, и большинство столов в офисе опустели. Окна были приоткрыты, через них проходил теплый, но свежий воздух. Медленно наступал вечер.
Я стоял перед Пурвином, сдвинув шляпу на затылок. Хотя я и был без пиджака, но рубашка пропиталась потом. Наверное, от меня несло потом, как от той толпы в морге.
Коули смущенно улыбнулся мне.
– Вы бы видели, что здесь творилось утром, просто сумасшедший дом.
Пурвин, вставая из-за стола, тоже выдавил из себя улыбку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Кулхен провел меня в соседнюю маленькую комнату, где на мраморном столе лежал мертвец, а вокруг него стояли четверо мужчин и женщина. Его тело было прикрыто простыней, а на лице – влажная белая масса. Ее накладывал плотный мужчина с темными волосами, лет сорока, на шее у него болталось полотенце. Увидев нас, он заволновался и сказал:
– Мы из Норт-Вестернского университета, офицер, и у нас есть разрешение снять с него гипсовую маску.
Группа состояла из нескольких молодых парней лет по двадцать и очень хорошенькой девушки с короткой стрижкой темных волос. Как я успел заметить, они не обрадовались моему появлению.
– Я не полицейский, – успокоил их я, а Кулхен прошептал:
– Они делают посмертную маску для Норт-Вестернского музея криминологии.
Никогда не слышал о подобном музее, но мне было на него наплевать.
– Мне нужно на него посмотреть, – сказал я старшему, наверное, он был профессором, а остальные – его студентами.
– Но мы пока не можем снять маску, – нервно возразил он.
– Мне не нужно лицо, я его уже видел, – ответил я. Откинув простыню, я осмотрел тело, обращая внимание на разные шрамы. У меня была своя аудитория – в нескольких футах от меня за стеклянной перегородкой проходили зеваки с открытыми ртами. Они показывали пальцами и делали снимки. Их болтовня почти не доносилась сквозь тяжелое стекло и была похожа на жужжание насекомых.
Перед тем как уйти, я взглянул на плотного профессора и сказал:
– Если вы из Норт-Вестернского университета, почему на вашем полотенце имеется надпись «Воршем-колледж»?
Он посмотрел на тряпку и нервно сглотнул.
– Мы... мы... часто обмениваемся идеями с факультетом Воршема.
– Ну да, и полотенцами тоже!
Он снова сглотнул слюну. Я вывел смущенного Кулхена за руку в большую комнату, где мертвецы, казалось, подслушивали нас, и сказал:
– Воршем – училище для специалистов по похоронам. Эти люди практикуются здесь за ваш счет.
– О, Боже...
– Лучше выгнать их отсюда. Одно дело – разрешить прийти сюда действительно студентам университета, вам за это ничего не будет. Но если узнают, что вы разрешали гробовщикам практиковаться в изготовлении посмертных масок на таком важном вещественном доказательстве, вас могут выгнать с работы.
Он мрачно кивнул головой. Я пошел за ним подальше от запаха формалина и поднялся по лестнице в зал, где воздух был пропитан потом.
Кулхен нашел свободного копа и велел ему выдворить студентов и их профессора-бальзамировщика. Затем он повернулся и с раздражением посмотрел на меня. Его маленькие усики дергались над надутыми губами.
– Вы все еще здесь? – спросил он. Но на этот вопрос никакого ответа не требовалось.
– Вы могли бы поблагодарить меня.
– Спасибо. Вы уже получили удовольствие на свои десять долларов, а теперь убирайтесь.
Я по-дружески положил ему руку на плечо и повел в коридор. Он вновь надул губы, но мне показалось, что ему это понравилось.
– Мистер Кулхен, у меня еще одна просьба к вам, на Другие десять долларов. Между прочим, у меня имеется еще двадцать долларов.
Он закивал головой и даже улыбнулся.
Я снял руку с его плеча и сказал:
– Мне нужно посмотреть отчет о вскрытии.
– Зачем? – немного подумав, спросил он.
– А почему бы и нет?
Он еще подумал.
– Вы кто? Репортер?
– Я просто тот, у кого есть двадцать долларов.
Он протянул руку за деньгами.
– Должен вам сказать, что это стоит гораздо дороже. Имеется только две копии. Я положил ему в руку десятку.
– Мне не нужна копия. Я даже не стану ничего записывать. Мне просто нужно прочитать отчет.
Он снова задумался, но ненадолго. Крепко зажал в руке десятку и, коснувшись моей руки, сказал:
– Стойте здесь.
Я стоял, как приклеенный. Вскоре Кулхен вернулся с тремя листочками бумаги и протянул их мне.
Это была копия протокола коронера – две исписанные страницы стандартной формы, а третья – заключение с описанием видов ранений и состоянием отдельных органов убитого человека. Там были интересные детали. Я читал эту страницу в течение пяти минут, стараясь запомнить важные для меня сведения. Кулхен стоял рядом, как тощая статуя. Вскоре я вернул ему копии, передал еще одну десятку и зашагал впереди него в приемную, где пришлось пробираться через шумную вонючую толпу.
Толстую блондинку в платье в горошек прижали ко мне. Она красила губы, глядя в зеркальце пудреницы, пока мы пробирались сквозь море плоти. Ей удалось накрасить губы и одновременно поговорить со мной.
– Я разочарована, – сказала она, обращаясь ко мне. – Он совсем не похож на фотографии в газетах. Просто обычный мертвец. Но, черт побери, я, пожалуй, снова встану в очередь и посмотрю на него еще раз!
– Прекрасная идея, – ответил я, и нас выдавило сквозь дверь в горячий свежий воздух. Парень в оранжевой кепке и галстуке вернулся со свежим подносом льда и апельсинового сока. Я не смог удержаться, купил стаканчик и залпом опустошил его. Сок был холодный и приятный на вкус. После проведенного в морге времени начинаешь ценить такие мелочи жизни.
По дороге к своей машине я увидел какого-то папашу с плачущим мальчиком лет одиннадцати. Одну руку отец держал на плече сына, а другой, с зажатой в ней кровавой тряпкой, помахивал в такт ходьбе.
– Я хотел, чтобы ты сам увидел все и получил урок морали. Ведь так говорит Мелвин Пурвин: «Преступление ничем не оправдано»! Запомни это.
При этом папаша не забывал помахивать окровавленным обрывком платка.
Пока я ехал к «Бэнкерс билдинг» в надежде застать там Коули и Пурвина, я думал об этом.
24
Казалось, они обрадовались мне.
Коули в коричневом свободном костюме стоял рядом с большим, покрытым стеклом столом, за которым сидел щегольски одетый Пурвин. На сей раз в приемной не было юноши, который пытался бы остановить меня. Было уже почти шесть часов, и большинство столов в офисе опустели. Окна были приоткрыты, через них проходил теплый, но свежий воздух. Медленно наступал вечер.
Я стоял перед Пурвином, сдвинув шляпу на затылок. Хотя я и был без пиджака, но рубашка пропиталась потом. Наверное, от меня несло потом, как от той толпы в морге.
Коули смущенно улыбнулся мне.
– Вы бы видели, что здесь творилось утром, просто сумасшедший дом.
Пурвин, вставая из-за стола, тоже выдавил из себя улыбку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91