Я ни в чем не виноват. Ни в чем!
Костя решил, что все слова бессмысленны, расстегнул молнию на кожаном дипломате, который держал в руках, и выложил на стол диктофон. Затем включил его и самодовольно ухмыльнулся. Все-таки приятно вываливать на бедовую голову подозреваемого неоспоримые доказательства. Ей-богу, ради этого стоит высиживать часами у подъездов и ползать на пузе в кустах за спинами беседующих. Диктофон начал говорить, и Ларионов услышал свой собственный голос, правда, немного искаженный некачественной записью.
«Что будет, что будет? Не знаю, что будет! Надо постараться, чтобы нас ни в чем не заподозрили. Если в финансовых документах порядок, то не докопаются».
Ларионов вжал голову в плечи и молча прослушал всю беседу до конца, еле заметно вздрагивая, когда слышал искаженный голос Людмилы. Похоже, больше всего он жалел сейчас, что втравил её в это дело. Теперь всем станет известно, что они не просто любовники, а соучастники в подсудном деле. Такого позора она, пожалуй, не переживет. Обвинение в измене мужу ещё как-нибудь снесет, но обвинение в уголовном деянии вряд ли.
«За мной следят хищники. Шагу не дают ступить, — отчетливо доносилось из диктофона. — Подглядывают, подслушивают. Я все время чувствую за своей спиной чью-то тень. Нам надо быть осторожными. Самое главное сейчас, не проговориться. Эти менты заманали меня своими допросами».
Запись кончилась, и в комнате воцарилось молчание. Ларионов закрыл глаза и застыл, боясь пошевельнуться. Наверное, ему казалось, что любое его малейшее движение будет истолковано, как попытка побега.
— Так о чем вы не должны проговориться? — наконец спросил Самохин. — Если расскажете все начистоту, это будет для вас последний допрос.
Ларионов молчал, опустив голову на грудь. Трудно решиться на признание, тем более, когда ясно, что отвертеться уже не удастся. Пауза явно затянулась.
— Так о чем же? — рявкнул Костя. — Хватит ломать комедию, Ларионов. Уже ясно, вы с Бирюлиной скрываете какую-то аферу. Рано или поздно мы узнаем, какую. Просто время жалко. Лучше сами скажите. Чистосердечное признание, оно, сами знаете, что.
Ларионов поднял голову, посмотрел на него невинным взглядом. Он уже придумал оправдание и теперь может спокойно смотреть судьбе в глаза. Оправдание если и не очень, то, во всяком случае, за него можно уцепиться, как за последнюю соломинку.
— Мы скрываем ото всех наши отношения. Людмила не хочет, чтобы о них узнал её муж, а я не хочу, чтобы узнала моя жена. Вот и приходится прятаться.
Самохин неодобрительно покачал головой, явно не удовлетворившись таким ответом. Корнюшин хмыкнул, а Тарасенко даже присвистнул. Похоже, Ларионов решил ломать комедию дальше. Ну что ж, это не прибавляет ему очков. Если человек начинает придумывать несуразные оправдания, значит, он виноват вдвойне.
— Первый раз слышу, чтобы в финансовых документах отмечались внебрачные связи, — заметил Костя. — В какую статью расходов, интересно, они попадают?
— Ну, как в какую? — сказал Самохин, разведя руками. — В представительские. Оплата цветов, духов, столиков в ресторанах, коек в номерах. Все это влетает в копейку, не так ли, Александр Семенович? Следовательно, нужны дополнительные источники дохода, чтобы приносить жене полноценную зарплату. Ведь если нести ей половину, она может заподозрить все что угодно. У женщин фантазия богатая. И, как правило, работает в одном направлении. Ну, что же вы молчите?
— У меня очень большая зарплата, — выдавил Ларионов, со злостью глядя на ментов. Похоже, эти люди ни за что не поверят ему. Работа у них такая, не верить. Привези им в коляске грудного ребенка, они и то будут сомневаться в его невиновности. — Очень большая. Хватает и на то, и на это. Про финансовые документы я говорил в том смысле, что необходимо их подготовить к ревизии. Вы же сами распорядились провести проверку.
Костя усмехнулся и, перемотав пленку в кассете, включил сначала. И снова потекла их беседа. Слушать её ещё раз для Ларионова было сущим мучением.
«Теперь будут следить за каждым моим шагом. И не дай бог, выйдут на тебя. Вернее, на нас с тобой и на наше дело. Эти вонючие менты могут все раскопать».
Костя остановил пленку, промотал немного обратно, включил снова.
«…на нас с тобой и на наше дело. Эти вонючие менты могут все раскопать».
Опять остановил, отмотал, включил.
«Эти вонючие менты…».
— Хватит! — крикнул Ларионов. У него не выдержали нервы. — Сколько можно? И так все ясно!
— Так какое у вас было дело, которое «эти вонючие менты» могут раскопать? — уточнил Самохин. — Присвоение крупной суммы с последующим убиением владельца фирмы?
— Нет! Не приписывайте мне того, чего не было! — взорвался Ларионов. — Да, за два года мы присвоили очень крупную сумму. Просто не учитывалась прибыль по одной из статей. Вот и все! Борис об этом даже не догадывался. По документам все проходило чисто. Мы могли бы и дальше заниматься тем же самым. Зачем нам было его убивать? Зачем? Зачем? Зачем?
Он схватился за голову.
— Но ведь кто-то его убил, — пробормотал Тарасенко. — Значит, кому-то это было нужно. Если не вам, то кому?
— Не знаю! Не знаю! Не знаю! — закричал Ларионов, доведенный до отчаяния. — Вы и расследуйте, кому! А я отвечу только за то, что сделал я. Почему я должен отвечать за чужое преступление? Да, я виновен в краже, сознаюсь. Но кто сейчас не ворует? Покажите мне такого человека, и я удивлюсь. Миллионами долларов воруют у государства, и никто за это не отвечает. А сажают всяких мелких сошек вроде меня!
Он замолчал и уткнулся взглядом куда-то в пол. Наверное, обдумывал свое безнадежное положение. И не находил выхода. Оперативники терпеливо ждали, когда он соберется с мыслями. Пауза изрядно затянулась. Но Ларионов все же заговорил. Спокойным, негромким голосом. Он уже все осознал, и теперь решил сказать свое последнее слово подсудимого.
— Я понимаю, вам удобнее раскрыть это убийство, повесив его на меня. Потому что больше вешать не на кого. И ни один адвокат мне не поможет. Но если вы действительно хотите добиться истины, ищите убийцу в другом месте!
— В каком? — уточнил Костя. — Может, вы нам подскажете?
Ларионов думал не дольше полминуты. Он уже для себя все расследовал и установил.
— В банке. Больше просто негде. Я думаю, тот самый человек, который занимался выделением Борису кредита, дал кому-то наводку. Вот, сказал он, есть такой Кизляков, который получил большие бабки. Займитесь им. А для настоящих мошенников отобрать у лоха деньги — дело техники. Попробуйте проверить этого человека.
— Проверим, обязательно проверим, — пообещал Самохин. — Но вам придется отвечать за свое. Вы совершили кражу и сознались в этом. Это значит, вашим делом теперь займется прокуратура.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Костя решил, что все слова бессмысленны, расстегнул молнию на кожаном дипломате, который держал в руках, и выложил на стол диктофон. Затем включил его и самодовольно ухмыльнулся. Все-таки приятно вываливать на бедовую голову подозреваемого неоспоримые доказательства. Ей-богу, ради этого стоит высиживать часами у подъездов и ползать на пузе в кустах за спинами беседующих. Диктофон начал говорить, и Ларионов услышал свой собственный голос, правда, немного искаженный некачественной записью.
«Что будет, что будет? Не знаю, что будет! Надо постараться, чтобы нас ни в чем не заподозрили. Если в финансовых документах порядок, то не докопаются».
Ларионов вжал голову в плечи и молча прослушал всю беседу до конца, еле заметно вздрагивая, когда слышал искаженный голос Людмилы. Похоже, больше всего он жалел сейчас, что втравил её в это дело. Теперь всем станет известно, что они не просто любовники, а соучастники в подсудном деле. Такого позора она, пожалуй, не переживет. Обвинение в измене мужу ещё как-нибудь снесет, но обвинение в уголовном деянии вряд ли.
«За мной следят хищники. Шагу не дают ступить, — отчетливо доносилось из диктофона. — Подглядывают, подслушивают. Я все время чувствую за своей спиной чью-то тень. Нам надо быть осторожными. Самое главное сейчас, не проговориться. Эти менты заманали меня своими допросами».
Запись кончилась, и в комнате воцарилось молчание. Ларионов закрыл глаза и застыл, боясь пошевельнуться. Наверное, ему казалось, что любое его малейшее движение будет истолковано, как попытка побега.
— Так о чем вы не должны проговориться? — наконец спросил Самохин. — Если расскажете все начистоту, это будет для вас последний допрос.
Ларионов молчал, опустив голову на грудь. Трудно решиться на признание, тем более, когда ясно, что отвертеться уже не удастся. Пауза явно затянулась.
— Так о чем же? — рявкнул Костя. — Хватит ломать комедию, Ларионов. Уже ясно, вы с Бирюлиной скрываете какую-то аферу. Рано или поздно мы узнаем, какую. Просто время жалко. Лучше сами скажите. Чистосердечное признание, оно, сами знаете, что.
Ларионов поднял голову, посмотрел на него невинным взглядом. Он уже придумал оправдание и теперь может спокойно смотреть судьбе в глаза. Оправдание если и не очень, то, во всяком случае, за него можно уцепиться, как за последнюю соломинку.
— Мы скрываем ото всех наши отношения. Людмила не хочет, чтобы о них узнал её муж, а я не хочу, чтобы узнала моя жена. Вот и приходится прятаться.
Самохин неодобрительно покачал головой, явно не удовлетворившись таким ответом. Корнюшин хмыкнул, а Тарасенко даже присвистнул. Похоже, Ларионов решил ломать комедию дальше. Ну что ж, это не прибавляет ему очков. Если человек начинает придумывать несуразные оправдания, значит, он виноват вдвойне.
— Первый раз слышу, чтобы в финансовых документах отмечались внебрачные связи, — заметил Костя. — В какую статью расходов, интересно, они попадают?
— Ну, как в какую? — сказал Самохин, разведя руками. — В представительские. Оплата цветов, духов, столиков в ресторанах, коек в номерах. Все это влетает в копейку, не так ли, Александр Семенович? Следовательно, нужны дополнительные источники дохода, чтобы приносить жене полноценную зарплату. Ведь если нести ей половину, она может заподозрить все что угодно. У женщин фантазия богатая. И, как правило, работает в одном направлении. Ну, что же вы молчите?
— У меня очень большая зарплата, — выдавил Ларионов, со злостью глядя на ментов. Похоже, эти люди ни за что не поверят ему. Работа у них такая, не верить. Привези им в коляске грудного ребенка, они и то будут сомневаться в его невиновности. — Очень большая. Хватает и на то, и на это. Про финансовые документы я говорил в том смысле, что необходимо их подготовить к ревизии. Вы же сами распорядились провести проверку.
Костя усмехнулся и, перемотав пленку в кассете, включил сначала. И снова потекла их беседа. Слушать её ещё раз для Ларионова было сущим мучением.
«Теперь будут следить за каждым моим шагом. И не дай бог, выйдут на тебя. Вернее, на нас с тобой и на наше дело. Эти вонючие менты могут все раскопать».
Костя остановил пленку, промотал немного обратно, включил снова.
«…на нас с тобой и на наше дело. Эти вонючие менты могут все раскопать».
Опять остановил, отмотал, включил.
«Эти вонючие менты…».
— Хватит! — крикнул Ларионов. У него не выдержали нервы. — Сколько можно? И так все ясно!
— Так какое у вас было дело, которое «эти вонючие менты» могут раскопать? — уточнил Самохин. — Присвоение крупной суммы с последующим убиением владельца фирмы?
— Нет! Не приписывайте мне того, чего не было! — взорвался Ларионов. — Да, за два года мы присвоили очень крупную сумму. Просто не учитывалась прибыль по одной из статей. Вот и все! Борис об этом даже не догадывался. По документам все проходило чисто. Мы могли бы и дальше заниматься тем же самым. Зачем нам было его убивать? Зачем? Зачем? Зачем?
Он схватился за голову.
— Но ведь кто-то его убил, — пробормотал Тарасенко. — Значит, кому-то это было нужно. Если не вам, то кому?
— Не знаю! Не знаю! Не знаю! — закричал Ларионов, доведенный до отчаяния. — Вы и расследуйте, кому! А я отвечу только за то, что сделал я. Почему я должен отвечать за чужое преступление? Да, я виновен в краже, сознаюсь. Но кто сейчас не ворует? Покажите мне такого человека, и я удивлюсь. Миллионами долларов воруют у государства, и никто за это не отвечает. А сажают всяких мелких сошек вроде меня!
Он замолчал и уткнулся взглядом куда-то в пол. Наверное, обдумывал свое безнадежное положение. И не находил выхода. Оперативники терпеливо ждали, когда он соберется с мыслями. Пауза изрядно затянулась. Но Ларионов все же заговорил. Спокойным, негромким голосом. Он уже все осознал, и теперь решил сказать свое последнее слово подсудимого.
— Я понимаю, вам удобнее раскрыть это убийство, повесив его на меня. Потому что больше вешать не на кого. И ни один адвокат мне не поможет. Но если вы действительно хотите добиться истины, ищите убийцу в другом месте!
— В каком? — уточнил Костя. — Может, вы нам подскажете?
Ларионов думал не дольше полминуты. Он уже для себя все расследовал и установил.
— В банке. Больше просто негде. Я думаю, тот самый человек, который занимался выделением Борису кредита, дал кому-то наводку. Вот, сказал он, есть такой Кизляков, который получил большие бабки. Займитесь им. А для настоящих мошенников отобрать у лоха деньги — дело техники. Попробуйте проверить этого человека.
— Проверим, обязательно проверим, — пообещал Самохин. — Но вам придется отвечать за свое. Вы совершили кражу и сознались в этом. Это значит, вашим делом теперь займется прокуратура.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118