! — удивился Илья. — Так ты же телеграмму прислал! Помираю! Приезжай! Я и лечу сюда! Всю ночь на колесах, даже глаз не сомкнул. А ты тут дрыхнешь, как ни в чем не бывало!
Отец спустил босые ноги на пол, поднялся с кровати. Встряхнул седой головой и был уже как огурчик. Его мощный торс облегала драная майка. На груди, покрытой седым пушком, виднелся коллективный портрет вождей, выполненный в манере чернильной графики. Белые потертые кальсоны на завязках обтягивали мускулистые ноги.
— Да, было дело. Вчерась с утра как кольнуло вот тут. — Отец показал на сердце. — Ну, все, думаю, помираю. Я бегом на почту. Мало ли что!
Илья отошел к обеденному столу, отодвинул стул и сел. Он был вне себя. Похоже, папаня и не собирается помирать, а уже телеграмму шлет с приветом от покойника.
— Бегом… — сказал обиженно. — Бегом не помирают. Я все бросил, мчусь…
— Вот и прекрасно! — обрадовался отец. — Давно надо было приехать. Тебя ж не дождешься!
Илья возмущенно вздохнул. Каким же он был дураком, что поддался на провокацию этого старого валенка! Ведь знал, знал, что отцу верить нельзя ни на грош, и все равно поехал. Да если бы старик действительно был при смерти, он бы не о телеграмме думал, а о больнице. Небось, в этой глуши нет ни одного завалящего врача! Дай бог, нашлась бы хоть одна сердобольная соседка, вызвала бы скорую из районной поликлиники. И, только когда все усилия врачей были бы напрасны, вот тогда и отправила бы телеграмму. Приезжайте, мол, хороните! Ну, папаня! И он ему поверил! Вот что делают сыновние чувства! Лишают покоя, сна, работы…
— Я работаю, пап, — с укором сказал он. — Понимаешь? Семью кормлю. Кручусь, как могу. Не вырваться! А ты мне тут…
— Так вырвался же! — отец радостно хлопнул его по плечу и заходил по комнате, пытаясь отыскать брюки.
Илья чуть не свалился со стула. Потер ладонью плечо. Надо же, у папани рука какая тяжелая, раз так приложил. Если бы был при смерти, с постели бы встать не смог, не то что по плечу бить.
— Вырвался… — проворчал Илья. — А что это там за крышка стоит, интересно?
— Какая крышка?
— От гроба.
— А, эта. — Отец отмахнулся. Нашел старые офицерские брюки с красной каймой, натянул на себя, заправил ремень в пряжку, всунул ноги в раздолбанные офицерские ботинки. — Так я это, готовлюсь. Пенсия-то у меня маленькая. На крышку накопил, а на большее не хватило. Вот поднакоплю еще…
Илья что есть силы вздохнул и возмущенно покачал головой. Надо же, готовится он! Гробами запасается! Думает, что похоронить некому будет? Ничего, найдется, кому похоронить! Да и не похоже, чтоб к этому шло. Здоровье из него так и прет! Вон ручищи какие! Такой бык кого хочешь переживет. На свежем воздухе и без всяких стрессовых ситуаций. Сердце у него кольнуло! Да если бы сердце, сейчас бы пластом лежал. А у него, похоже, сердце стучит, как кварцевые часы, с отставанием — одна секунда в год. Ведь специально, гад, телеграмму послал, знал, что приедут. Хитрая морда!
— Рановато тебе готовится. Поживешь ещё свое.
Отец посмотрел серьезно на сына и сказал нравоучительно:
— К этому всегда надо готовиться. Каждый день. Чтоб не застало врасплох. Плохо, когда неожиданно…
Они вышли во двор. Утренний туман рассеялся. Уже светило солнце. Пели птички. Потеплело. Хоть и конец осени, а зимой ещё и не пахнет. Или она в этих краях гораздо позже приходит, чем у них в городе. Там, дома, одна сырость и промозглый ветрище, а здесь просто райское блаженство. Живи, не хочу!
— Эх, погодка! Благодать! — удовлетворенно сказал отец. — Хоть и к зиме идет.
— Прохладно уже, — сказал Илья. — Оделся бы.
Отец налил воду в рукомойник, стал умываться, брызгая во все стороны водой. Илья отодвинулся подальше, холодные капли попадали на лицо, от них становилось сыро и противно. Но папаня, видно, находил удовольствие в обливании ледяной водой. Ежу понятно, со здоровьем у него никаких проблем. Врать только горазд!
— Самое удовольствие, когда такая погодка, — пробурчал отец. — Не жарко и не мороз. Как в холодильнике! А что ты там говорил про работу? Кем сейчас трудишься?
— Да так, — Илья замялся. — Работы хватает. Времени нет.
— Так кем работаешь? Физиком-шизиком? Или пошел на повышение?
Илья покачал головой, сказал в сторону, словно самому было неприятно признаваться:
— Этим… перекупщиком.
— Перекупщиком? — удивился отец. — Это что, профессия такая?
Он схватил полотенце, начал бодро вытирать лицо и шею. Лицо стало красное, румяное, несмотря на глубокие морщины. О каком сердце он ещё говорит! Точно, здоровья у него, хоть отбавляй! Еще лет тридцать протянет за милую душу. Если войны не будет.
— Скорее занятие, — грустно заметил Илья. — Для бывших кандидатов наук.
— В госаппарате, что ли?
— Ну что ты! Частным образом.
— Жаль, — искренне расстроился отец. — Я думал, в госаппарате бюрократом. Хотел порадоваться. Я всю жизнь мечтал бюрократом работать.
— Почему бюрократом-то?
— Как почему? — удивился отец. — Деньги большие платят, и делать ничего не надо. Не жизнь, а малина! А мне пришлось всю жизнь в строю отшагать! Сам министр обороны лично для меня ввел новое звание — старший капитан! Так и сказал мне: «Если б ты, Николай Терентич, училище закончил, был бы майором. А так, будьте любезны, старший капитан!» Я вот, когда мне было семнадцать…
— Да слышал уже сто раз… — пробормотал Илья и посмотрел на часы. Все, если папаня завелся, это надолго. Пока всю свою биографию не расскажет, не успокоится. Надо завязывать с этим и по быстрому мотать обратно. Дела ждут. Если сейчас выехать, к вечеру он будет дома. Еще успеет созвониться с бизнесменами. Ни с тем, так с другим. Ага, дома! Так папаня и отпустил! Наверняка заставит погостить дня два. А есть они у него, эти два дня? Нет этих двух дней. Бизнес ждать не будет. Там все делается молниеносно. Не успел, значит, проиграл. Значит, твои деньги получил другой. Так что надо вырываться отсюда любой ценой. Только вот ценой чего?
— Ну вот, — закончил отец свой монолог. — А под конец жизни понял, надо было на земле работать. Такое удовольствие. Никаких денег не надо.
Отец показал на свои угодья. Сад восхищал своей широтой. Ни конца, ни края. Только изредка за кустами виднелся забор, и то далеко. Возделанный участок благоухал жухлой травой. Фруктовые деревья скидывали последние листья на землю.
— У нас другая жизнь, отец, — пробубнил Илья. — Пойдешь и перекупщиком, и бюрократом, и хрен знает кем. У меня семья, отец, её кормить надо. Если на земле работать, с голоду подохнешь.
— Ты ничего не понимаешь! — обиделся отец. — Земля, это…
— Ты зато много понял за свою жизнь! — саркастически заметил Илья. — Ладно! Мне тут у тебя рассиживаться некогда, я поехал.
— Куда поехал? — не понял его отец.
— Домой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Отец спустил босые ноги на пол, поднялся с кровати. Встряхнул седой головой и был уже как огурчик. Его мощный торс облегала драная майка. На груди, покрытой седым пушком, виднелся коллективный портрет вождей, выполненный в манере чернильной графики. Белые потертые кальсоны на завязках обтягивали мускулистые ноги.
— Да, было дело. Вчерась с утра как кольнуло вот тут. — Отец показал на сердце. — Ну, все, думаю, помираю. Я бегом на почту. Мало ли что!
Илья отошел к обеденному столу, отодвинул стул и сел. Он был вне себя. Похоже, папаня и не собирается помирать, а уже телеграмму шлет с приветом от покойника.
— Бегом… — сказал обиженно. — Бегом не помирают. Я все бросил, мчусь…
— Вот и прекрасно! — обрадовался отец. — Давно надо было приехать. Тебя ж не дождешься!
Илья возмущенно вздохнул. Каким же он был дураком, что поддался на провокацию этого старого валенка! Ведь знал, знал, что отцу верить нельзя ни на грош, и все равно поехал. Да если бы старик действительно был при смерти, он бы не о телеграмме думал, а о больнице. Небось, в этой глуши нет ни одного завалящего врача! Дай бог, нашлась бы хоть одна сердобольная соседка, вызвала бы скорую из районной поликлиники. И, только когда все усилия врачей были бы напрасны, вот тогда и отправила бы телеграмму. Приезжайте, мол, хороните! Ну, папаня! И он ему поверил! Вот что делают сыновние чувства! Лишают покоя, сна, работы…
— Я работаю, пап, — с укором сказал он. — Понимаешь? Семью кормлю. Кручусь, как могу. Не вырваться! А ты мне тут…
— Так вырвался же! — отец радостно хлопнул его по плечу и заходил по комнате, пытаясь отыскать брюки.
Илья чуть не свалился со стула. Потер ладонью плечо. Надо же, у папани рука какая тяжелая, раз так приложил. Если бы был при смерти, с постели бы встать не смог, не то что по плечу бить.
— Вырвался… — проворчал Илья. — А что это там за крышка стоит, интересно?
— Какая крышка?
— От гроба.
— А, эта. — Отец отмахнулся. Нашел старые офицерские брюки с красной каймой, натянул на себя, заправил ремень в пряжку, всунул ноги в раздолбанные офицерские ботинки. — Так я это, готовлюсь. Пенсия-то у меня маленькая. На крышку накопил, а на большее не хватило. Вот поднакоплю еще…
Илья что есть силы вздохнул и возмущенно покачал головой. Надо же, готовится он! Гробами запасается! Думает, что похоронить некому будет? Ничего, найдется, кому похоронить! Да и не похоже, чтоб к этому шло. Здоровье из него так и прет! Вон ручищи какие! Такой бык кого хочешь переживет. На свежем воздухе и без всяких стрессовых ситуаций. Сердце у него кольнуло! Да если бы сердце, сейчас бы пластом лежал. А у него, похоже, сердце стучит, как кварцевые часы, с отставанием — одна секунда в год. Ведь специально, гад, телеграмму послал, знал, что приедут. Хитрая морда!
— Рановато тебе готовится. Поживешь ещё свое.
Отец посмотрел серьезно на сына и сказал нравоучительно:
— К этому всегда надо готовиться. Каждый день. Чтоб не застало врасплох. Плохо, когда неожиданно…
Они вышли во двор. Утренний туман рассеялся. Уже светило солнце. Пели птички. Потеплело. Хоть и конец осени, а зимой ещё и не пахнет. Или она в этих краях гораздо позже приходит, чем у них в городе. Там, дома, одна сырость и промозглый ветрище, а здесь просто райское блаженство. Живи, не хочу!
— Эх, погодка! Благодать! — удовлетворенно сказал отец. — Хоть и к зиме идет.
— Прохладно уже, — сказал Илья. — Оделся бы.
Отец налил воду в рукомойник, стал умываться, брызгая во все стороны водой. Илья отодвинулся подальше, холодные капли попадали на лицо, от них становилось сыро и противно. Но папаня, видно, находил удовольствие в обливании ледяной водой. Ежу понятно, со здоровьем у него никаких проблем. Врать только горазд!
— Самое удовольствие, когда такая погодка, — пробурчал отец. — Не жарко и не мороз. Как в холодильнике! А что ты там говорил про работу? Кем сейчас трудишься?
— Да так, — Илья замялся. — Работы хватает. Времени нет.
— Так кем работаешь? Физиком-шизиком? Или пошел на повышение?
Илья покачал головой, сказал в сторону, словно самому было неприятно признаваться:
— Этим… перекупщиком.
— Перекупщиком? — удивился отец. — Это что, профессия такая?
Он схватил полотенце, начал бодро вытирать лицо и шею. Лицо стало красное, румяное, несмотря на глубокие морщины. О каком сердце он ещё говорит! Точно, здоровья у него, хоть отбавляй! Еще лет тридцать протянет за милую душу. Если войны не будет.
— Скорее занятие, — грустно заметил Илья. — Для бывших кандидатов наук.
— В госаппарате, что ли?
— Ну что ты! Частным образом.
— Жаль, — искренне расстроился отец. — Я думал, в госаппарате бюрократом. Хотел порадоваться. Я всю жизнь мечтал бюрократом работать.
— Почему бюрократом-то?
— Как почему? — удивился отец. — Деньги большие платят, и делать ничего не надо. Не жизнь, а малина! А мне пришлось всю жизнь в строю отшагать! Сам министр обороны лично для меня ввел новое звание — старший капитан! Так и сказал мне: «Если б ты, Николай Терентич, училище закончил, был бы майором. А так, будьте любезны, старший капитан!» Я вот, когда мне было семнадцать…
— Да слышал уже сто раз… — пробормотал Илья и посмотрел на часы. Все, если папаня завелся, это надолго. Пока всю свою биографию не расскажет, не успокоится. Надо завязывать с этим и по быстрому мотать обратно. Дела ждут. Если сейчас выехать, к вечеру он будет дома. Еще успеет созвониться с бизнесменами. Ни с тем, так с другим. Ага, дома! Так папаня и отпустил! Наверняка заставит погостить дня два. А есть они у него, эти два дня? Нет этих двух дней. Бизнес ждать не будет. Там все делается молниеносно. Не успел, значит, проиграл. Значит, твои деньги получил другой. Так что надо вырываться отсюда любой ценой. Только вот ценой чего?
— Ну вот, — закончил отец свой монолог. — А под конец жизни понял, надо было на земле работать. Такое удовольствие. Никаких денег не надо.
Отец показал на свои угодья. Сад восхищал своей широтой. Ни конца, ни края. Только изредка за кустами виднелся забор, и то далеко. Возделанный участок благоухал жухлой травой. Фруктовые деревья скидывали последние листья на землю.
— У нас другая жизнь, отец, — пробубнил Илья. — Пойдешь и перекупщиком, и бюрократом, и хрен знает кем. У меня семья, отец, её кормить надо. Если на земле работать, с голоду подохнешь.
— Ты ничего не понимаешь! — обиделся отец. — Земля, это…
— Ты зато много понял за свою жизнь! — саркастически заметил Илья. — Ладно! Мне тут у тебя рассиживаться некогда, я поехал.
— Куда поехал? — не понял его отец.
— Домой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118